Чистый лист - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 44

Я согласилась, и мы вновь погрузились в машину.

— Май, а можно спросить?.. — через некоторое время нарушила я уютную тишину.

— Судя по введению, ты уверена, что вопрос мне не понравится, — отозвался он. — Но спрашивай, конечно.

— Я правильно понимаю, что дело о крушении дирижабля не закрыто? И сейчас его ведет один Шешель?

— Правильно, — вздохнул Недич. Пару секунд помолчал, собираясь с мыслями, а потом продолжил гораздо спокойнее, чем я предполагала: — Дело застопорилось. Это не мог быть несчастный случай, не могла быть ошибка экипажа — все проверено. Остается только умысел, диверсия, но — какая? Увы, установить это по обломкам не сумели.

— А… ты? — еще осторожнее спросила я.

— А я ничего не помню об аварии, — признался он и недовольно скривился. — Совсем ничего. Тот день выпал из памяти, и последующие — тоже. Я очнулся только в больнице, долго не мог поверить, что произошла авария, да я еще умудрился выжить. Врачи сказали, что это психическая травма — мозг пережил разрушительное потрясение и, защищаясь, заблокировал воспоминания. То есть понятно, как я выжил — инстинктивное использование черной магии. Как, собственно, случилось и сегодня, только сегодня удалось обойтись без тяжелых последствий вроде истощения. Наверное, из-за небольшой высоты, удар все-таки был гораздо слабее, несмотря на то что падали мы вдвоем. А вот все остальное — увы. Так что свидетель из меня не получился.

— Магия не способна это вылечить? — предположила я.

— Есть разные методики, их пробовали, но без толку. Вмешательства в разум — процесс сложный, их толком начали изучать не больше полувека назад. Нет, стирание личности придумали гораздо раньше, но оно… слишком топорное. А тонко воздействовать доктора пока не умеют. Тот психиатр, который со мной бился, в итоге расписался в собственном бессилии. Сказал, либо это так и останется белым пятном, либо я сам преодолею последствия травмы и вспомню.

— Слушай, а не может быть так, что защита еще и подкреплена черной магией? — живо заинтересовалась я.

— Может. Да, скорее всего, так оно и есть, но установить это точно не получилось, — пожал плечами Недич. Потом с усмешкой добавил: — Пока я луну валялся в больнице, кто только не пытался исследовать меня и экспериментировать!

— Спасибо, — после долгой паузы продолжила я.

— За что?

— За ответы. Я помню, как ты одергивал Стевича, и понимаю, как болезненны для тебя эти события и воспоминания. А тут я со своим любопытством.

— Неприятно, но… не больно, — поморщился Недич. — А вообще… Забавно. Именно сейчас это действительно просто неприятное воспоминание. И я никак не могу вспомнить, в какой момент все так поменялось. Совсем недавно, с твоим появлением, но когда именно? Кажется, вот прямо сегодня. Насыщенный день…

— Я думаю, стоит сказать спасибо Шешелю.

— Почему ему? — озадачился Май.

— Он тебя сегодня очень грамотно дожал, — хмурясь, пояснила я. — Когда ты сорвался, вскочил и заявил, что не хочешь думать о… ну…

— О том, что единственные, кто реально может стоять за всем этим, это Любица с мужем или Андрий. И, наверное, я поставил бы на сестру, — продолжил за меня Недич. — Да, скорее всего, ты права. Я тоже слышал, что признание проблемы — уже половина ее решения.

— На сестру? Она показалась мне… хм. Слишком недалекой для такой сложной комбинации, уж извини. Неужели она хоть что-то понимает в технике?

— Понимает, будь уверена, — отмахнулся Май. — У нас всех отличное образование… было.

— Ты… очень их любил, да? — тихо, неуверенно продолжила я, понимая, что проявляю наглость и лезу в самое сокровенное, но мне требовалось задать этот вопрос. Тем более что сейчас разговор как раз крутился вокруг этой темы… А самому Маю, наверное, полезно высказаться. Высказаться, пережить, обсудить и больше не вспоминать. Вернее, вспоминать, но не как висящую на шее гирю.

— Отца сложно было любить, — задумчиво хмыкнул мужчина. — Только уважать и принимать как неизбежность, как природное явление. Когда познакомишься с дядей Миомиром, поймешь. Это бесполезно объяснять, надо видеть.

— Дядя — это отец Андрия? А почему у вас тогда фамилии разные? Я думала, что он по линии матери кузен…

— Нет, по линии отца, дядя на два года старше. Но он никогда не интересовался семейным делом, и дед выбрал наследником второго сына. А фамилия… Правила наследования, — пожал плечами Недич. — Родовую фамилию носит только титулованная ветвь. Если бы отец успел передать титул кому-то из моих братьев, я бы тоже носил фамилию матери.

— А твоя мама тоже была настолько сурово аристократичной?

— Куда мягче отца, но… да, в высшем свете она чувствовала себя уверенно и очень любила светскую жизнь, поэтому я даже сейчас не могу толком разобраться, в какой момент это была она сама, а в какой — тщательно выверенный образ княгини. Все же они хорошие родители. Если смотреть по остальным титулованным семьям, даже очень прогрессивные. Но это не удивительно. Отец всегда очень живо участвовал в жизни своих предприятий, которые для него тоже были детьми, и переносил новаторство на нас. Например, летом я мог целыми днями гонять по поместью с детьми слуг — нонсенс для большинства отпрысков высокородных фамилий.

— Погоди, а как же аристократическое воспитание? — опешила я.

— Дома и при гостях, — ответил он со смешком. — Ну и, конечно, не стоило попадаться на глаза родителям в рваной рубашке и грязных штанах. А на шалости за пределами гостиных они смотрели сквозь пальцы. Тогда-то мне казалось, что родителей удается провести, но сейчас понимаю — они прекрасно все знали, просто позволяли дурачиться. До тех пор, пока ты вовремя спускался к ужину, одетый сообразно этикету. Ну а потом, когда началось обучение, времени на шалости осталось гораздо меньше.

— И ко всем вам, детям, относились одинаково? — уточнила я, вспоминая слова Андрия о «лишнем ребенке».

— С наследника спрашивали гораздо больше и строже, чем со всех остальных. Любицу баловали, все-таки единственная дочь при четырех сыновьях. На мой взгляд, это было очень обременительно — ею хвастались, и она всегда должна была выглядеть безупречно. А мне повезло больше всех, потому что от меня ничего особенного не требовали, только не уронить честь семьи. Тогда это выглядело совсем просто: достаточно хорошо себя вести и хорошо учиться.

М-да. Вот что значит — разные взгляды на вещи. Андрий полагает, что Май был лишним в семье, а сам тезка, наоборот, считает это большим везением.

Но это все объясняет, да. И мягкость, и доброту Недича, и отсутствие заносчивости и стремления поучать других, и легкость, с которой он сходится с далекими от аристократии людьми вроде Стевича или даже Шешеля.

Повисла тишина. Я сидела, задумчиво косилась на тезку, покусывала нижнюю губу и пыталась определиться, достаточно ли обнаглела, чтобы окончательно прояснить еще пару вопросов, или на сегодня откровений достаточно.

— Это ведь не все вопросы, да? — через пару минут избавил меня от мук выбора Май.

— Не все, — согласилась я. — Но мне кажется, я и так уже прошлась по всем твоим болевым точкам, и не уверена, что хватит совести продолжать расспросы. Удивительно, как ты меня еще не послал…

— Не знаю почему, но с тобой легко говорить о чем угодно, — после короткой паузы негромко ответил Май. — Я старался не вспоминать родителей, выкинуть из головы аварию и вообще все, что причиняло боль. А сейчас вдруг понял, что все это как-то… переболело. Так что еще ты хотела узнать?

Посчитав такое объяснение исчерпывающим и дающим полную свободу в выборе темы, я наконец удовлетворила любопытство. Хотя вопросов-то осталось немного: с семьей Мая более-менее ясно, аварию он не помнит, что было с ним самим потом — тоже нет смысла спрашивать. А вот что было перед аварией, знать хотелось, и хотелось все-таки сунуть любопытный нос в расследование. То есть очевидно, что всех подозреваемых проверили, Шешель показался мне очень толковым следователем, но я-то результатов проверки не знала!