ПЯТЬ НОЧЕЙ (СИ) - Куламбаев Серик Алтайевич "Серик Куламбаев" - Страница 10

Смывать не стал, руки тоже не вымыл; дёрнул дверь – заперта. Что за прикол? На двери вывеска: «Не забудьте спустить воду». И…? А где инструкция? Покосился на кнопки. Если бы здесь жили нормальные люди – для унитаза была бы нижняя. Попытался составить психологический портрет хозяина. Вроде бы адекватный. Но с учётом негативного ко мне отношения, шансы 50 на 50. Взвесил все за и против, прочитал половину стены – большинство надписей, кстати, именно на эту тему. Никаких подсказок. Чуть выше головы по стенам проползла желтоватая линия. Очевидно, до этого уровня поднимается вода в унитазе. У двери ещё мокрый спасательный жилет. Обнадёживает. Не утону.

Время шло. Где-то, нагнетая напряжение, отбивал свой злорадный ритм метроном, а я так и не приблизился к разгадке этого «куба». Зажмурившись, я ткнул какую-то кнопку. Слетел с пьедестала, дверь щёлкнула, и под грохот бурлящего водопада вывалился в безмятежный коридор.

– Уф, – выдохнул я и почему-то снова захотел ссать. Перетерплю.

– О! Вот ты где, – схватил меня Макар. – Тут такие дела, брат. У них тут притон в соседней квартире. Не хочешь глянуть?

– Ну его на хрен!

– Да не ссы ты…

– Уже, – признался я.

Макар непонимающе окинул меня взглядом, но от темы не отошёл.

– Давай посмотрим. Может, и материал какой подберёшь. Ты же про заек.

– Прозаик, – поправил я.

– Да какая к херу разница, про кого. Пошли. Посмотрим на этот зоопарк. Постебёмся.

– Слушай, – упёрся я, – я этой фигни насмотрелся. Столько раз этих обдолбанных нариков в чувства приводил. Поверь, ни один стёб этого не стоит. Если хочешь, иди. Пакет только оставь.

Макар потоптался, помялся, пакет не отдал, но последнее слово решил оставить за собой.

– Ну, ты зануда, я же знаю, ты грибы жрёшь.

– Так то ж грибы, – засмеялся я, – лекарственные. И жру их, только когда творческий тупняк наступает.

– Вот ты пентюх двуличный. Ладно. Найдём тебе сейчас тупняк. Творческий!

Мы обошли макет настольного городка, населённого культовыми сооружениями. Школа – архитектурный двойник Спанч Боба. Автовокзал – многоэтажный даблдекер¹⁵. Уличные фонари – копии настольных ламп. Музей NASA в виде летающей тарелки, похожий, правда, на упавшую на бок юлу. Смешно, наверное, там люди ходят. Мост через синюю ленту из двух упавших Эйфелевых башен. И прочие хиты шаблонов.

Вырулили на лоджию.

Уставший обыденно восхищаться народ нашёл здесь убежище собственным мыслям и пристрастиям. Хер протолкнёшься. То ли недостаток свежего воздуха в современном искусстве, то ли скончавшаяся реклама сигарет наконец доказала пользу курения. Выставив на стол алкоголь, мы сразу привлекли всеобщее внимание.

– Согласен с вами, коллега, – обратился к Макару пожилой интеллигент советского образца, – культура требует отвлечённого осмысления.

– Хи́тро… – запнулся Макар

– Хитромудро, – подсказал я.

– Во. Хитромудро, но посыл понятен, – Макар вручил интеллигенту пластиковый стаканчик, разлил, и мы дружно опрокинули содержимое. Ропот вынужденных трезвенников произвёл на свет колоду одноразовой посуды, разбежавшейся по рукам. Об искусстве почему-то никто говорить не хотел, обсуждали в основном географию: Америку, Сирию, Украину, Захарову. Оказалось, что многие там бывали, лично знакомы, имеют друзей и родственников. Свойственный для творческой среды антагонизм полез наружу. Истина в жарких спорах так и не родилась.

– Надо допить да перемещаться в какой-нибудь менее дискуссионный бордель, – предложил Макар.

Появился Валёк с полной тарой. Выгрузил спиртное в углу лоджии и, обратив художников в официанты, попытался размазать оппонентов равным слоем по всей площадке. Но завязавшийся диспут или преданность корыту не позволили расколоть настоящих ценителей искусства.

Я, будучи человеком практичным, согласился допить сначала щедрые дары, предлагаемые перспективными официантами. Они встревали в любой непонятный никому спор, пытались завернуть тему к своим произведениям и вручить кричащие визитки с номерами готовых поговорить телефонов.

Разбирающихся в алкоголе оказалось гораздо больше, чем разбирающихся в искусстве, и в ущерб собственному здоровью дегустаторы, сортируя сивушные масла, опорожняли стаканы с пролетарской всеядностью. Народ пьянел, обтекаемые дефиниции сменялись более выразительными пассажами. Мне тоже захотелось кому-нибудь врезать.

– Надо выходить из запоя, – нерешительно предложил я Макару.

– Из запоя? Пьём всего третий день, – удивился он, икая на каждом слове, – я на прошлой неделе Петровича встретил. Тот действительно в запой уходил.

– И на сколько?

– На полтора года!

Мне поплохело:

– Такие высоты мне не по карману.

– Копи деньги, – промычал Макар. – Накопишь – вместе пойдём, – и в блаженном речитативе продолжил: – «я пойду… и долиною смертной… тени, не убоюсь… зла… потому что Ты со мной».

– Это ты про кого?

– Пень ты. Тебя я с большой буквы не произношу.

– С каких пор ты Библию читать начал?

– Да… – пожал плечами Макар, – ребята стали приходить.

Труба, надо вытаскивать друга из ветхозаветного состояния. В бутылках пусто, но под столом нашлась припрятанная неизвестным добродетелем чекушка «Финляндии». Махнули из горла. Обхватив Макара за плечи, потащил к выходу. Лифт понимающе распахнул двери, мы зашли, я нажал кнопку первого этажа и…

В следующий миг под воздействием невесомости стремительно падающего лифта мочевой пузырь, выдавливая лишнюю жидкость, сжался до размеров простаты, дыхание перехватило, а дезориентированный гематоэнцефалический барьер¹⁶ отказался пропускать команды головного мозга. Воспалённый разум принялся судорожно склеивать обрывки душеспасительных псалмов, порванных экономной памятью.

Сработало. Сознание стало брать под контроль воспарившее тело, и мне кое-как удалось схватиться за поручень и подтянуть ноги к полу. Побледневший Макар жилистыми кистями задушил перила. Падение в бездну продолжалось, растягивая время в бесконечный туннель. Картинки из далёкого детства, отрочества, старости поплыли перед глазами. Раскаяние во всех смертных грехах рвало душу.

– Блин! – стукнул себя по лбу Макар. – Ключ от лифта забыл.

Обмякшие от невесомости ноги не выдержали внезапно отяжелевшего тела. Мы рухнули на́ пол и катались по нему, пока забивший на ключ лифт не выплюнул нас на первом этаже.

У подъезда нас уже ждала спустившаяся по лестнице группа единомышленников. Лифтовым трипом делиться не стали, забились в распухшее такси и отправились по кабакам. Что произошло дальше, моя память предпочла не сохранять, оставив лишь тени похожих друг на друга событий. Ехали, пили, ржали. Снова ехали, снова пили…

***

Очнулся на помойке. Насквозь мокрый от пота и чего-то еще. Тело ломит – надо врачам пожаловаться.

Сел, опершись на мусорный бак. Только решил передохнуть, возле ног – драка. Крыса с вороной сошлись не на жизнь, а на смерть. Какой кусок сраного сыра они не поделили? Меня, что ли? За меня ещё никто не дрался! Пошарил по карманам – сигарет нет, но во рту такое ощущение, будто сожрал килограмм махорки. Поднял затоптанный бычок, придал ему трёхмерную форму, закурил, закашлялся. Крепкие! Затянулся ещё раз. Что ж, похоже, жизнь налаживается. Ещё б попить найти для полного счастья. А нет, и хрен с ним, можно тогда просто понаблюдать за этой эпичной битвой зла со злом. За кого болеть только? Этот, в чёрном, явно по мою душу прилетел. Да и тот, с крысиной рожей, никакого доверия не вызывает.

Вместе с волной концентрированного никотина нахлынули обида и злость. На америкосов, Путина, малолетнюю оппозицию, Украину. Такое ощущение, что в голове телевизор включился.

Я с размаху швырнул жестяную банку в сторону драчунов. Они даже не заметили. Чёрт с вами! Пора возвращаться домой. Завтра понедельник, тяжёлый день.

Утро понедельника

6.58 a. m. Яркая живая акварель утра смывает краски пробудившихся в обаянии ночи чувств. Раскрашенная жирными противоречивыми мазками картина сумерек без какого-либо сюжета и обязательств, где властвуют инстинкты, наслаждения и хаос, сменяется добродетельными пейзажами. Ночь кончилась, и её эйфория уступает место утренней пустоте.