Глаза, чтобы плакать - Дар Фредерик - Страница 16

• Предыдущая
• 16/26
• Следующая

Но однажды вечером, возвращаясь домой, я все-таки решился.

– Мов, теперь я абсолютно уверен, что хочу, чтобы ты была моей женой.

– Я тоже, Морис.

– Мы созданы друг для друга.

– Я это знаю.

– Рядом с тобой я чувствую себя совершенно счастливым.

– Я тоже.

– Если нас разлучат, я... я умру!

– Я умру вместе с тобой, Морис!

– Итак, пора сказать об этом Люсии!

Она задумалась. Я в напряжении смотрел на ее прекрасные, с тонкими длинными пальцами руки пианистки, сжимавшие руль.

– Да, ты прав, пора.

– Когда?

– По возвращении.

Всю дорогу мы не проронили ни звука: принятое решение ужасало своей неотвратимостью, но никто из нас не мог бы признаться в этом. Мне даже кажется, что мы оба тайно надеялись, что Люсии не окажется дома. Но наши надежды не оправдались.

Феликс предупредил нас, что "мадам" работает в своем кабинете и просила ее не беспокоить. Решив, что этот запрет на нас не распространяется, мы направились в небольшую комнату, служившую ей кабинетом. Его стены были сплошь увешаны фотографиями знаменитых людей с лестными посвящениями мадам Меррер. Люсия едва обратила внимание на наше появление. Она установила у себя кинопроектор и была погружена в просмотр киноленты. Рядом со столом стояли корзины, куда складывалась просмотренная пленка. Совсем как в настоящей лаборатории. Кабинет освещался одной маленькой лампочкой, висевшей в противоположном углу от двери. Люсия водрузила на нос большие квадратные очки в золотой оправе, делавшие ее похожей на американскую учительницу. Заметив нас, она поспешила снять их и выключила аппарат.

– А, это вы, дети! А я гадала, куда это вы запропастились...

Естественно, ничего подобного она не думала, так как голова ее целиком была занята фильмом.

– Мы ездили на прогулку за город.

– Что вы говорите! – восторженным тоном воскликнула актриса. По всему было видно, что ей глубоко наплевать, вернулись мы из пригорода или из Гватемалы. Таким же восторженным тоном она позвала меня:

– Иди-ка сюда, Морис, – она встала, чтобы уступить мне место перед стеклянным экраном размером с почтовую открытку. – Посмотри-ка эпизод с убийством.

Актриса включила аппарат. Звук был отвратительным, но сама сцена оказалась настолько захватывающей, что мне перестали мешать даже микроскопические размеры экрана.

Героиня Люсии находилась в огромной гостиной. Каминный огонь отбрасывал танцующие блики на потолок. Люсия прошла к камину. Я располагался в кресле, где просидел весь вечер. Она не заметила меня. Я медленно поднялся с перекошенным от напряжения лицом, достал револьвер из кармана и направил ей в затылок. Мы оба были показаны анфас: она очень крупным планом, я – несколько сзади, с наставленным на женщину оружием. Зритель мог видеть одновременно наши лица и следить за их выражением. Несколько секунд длился момент высшего напряжения. Эту сцену можно было считать несомненной режиссерской удачей Люсии. План, который дорогого стоит, как говорят киношники.

Глядя на экран, я забыл, что это всего лишь фильм, выдуманная история, которая закончится, как только в зале зажжется свет. Мои чувства были настолько созвучны происходившему на экране, что я на мгновение решил, что галлюцинирую. Едва эпизод закончился, Люсия включила свет.

– Фантастика, не правда ли?

– Да.

– Ты ведь видел мое лицо, когда я почувствовала твое присутствие и поняла, что...

Разумеется, я не видел ее лица, я смотрел только на свое собственное, ведь мы, актеры, ужасные эгоцентристы. Нас интересует лишь собственная игра и то место, которое мы занимаем на экране.

– Да, вы просто уникальны, Люсия.

– Ты тоже ничего, мой мальчик. Думаю, у нас будет прекрасный показ. В "Колизее-Мориво", например. Мы отлично находим общий язык с публикой, посещающей эти залы...

Мов кашлянула. Фильм перестал для меня существовать. Я вспомнил, что мы пришли вовсе не для того, чтобы смаковать гениальные куски из нашего творения.

– Люсия, мы должны вам что-то сказать.

Она с изумлением поочередно бросила на нас взгляд, переспросив:

– Вы?

– Да, Мов и я.

Чтобы скрыть удивление, граничащее с беспокойством, актриса использовала свой излюбленный прием: хохотнула, изображая наигранную веселость.

– Хорошо. Я... слушаю вас.

Я бросил отчаянный взгляд на Мов. Мне казалось, что будет лучше, если она возьмет инициативу в свои руки, так как ее положение было прочнее со всех точек зрения.

– Мама...

Люсию передернуло. Она нахмурилась и открыла было негодующе рот, но, увидев мое решительное лицо, поняла, что я знаю истину, и решила промолчать.

– Мама, Морис и я любим друг друга и пришли просить у тебя разрешения на нашу женитьбу.

Ух, слава Богу, дело было сделано! Мов говорила степенно, не отводя глаз, вместе с тем без излишней бравады, то есть именно так, как должна была говорить послушная дочь в менее сложной ситуации. Я боялся, что Люсия закатит одну из своих коронных истерик, которые она разыгрывала как пьесу из трех актов. Но она ограничилась своим излюбленным смешком.

– Вам, жениться? Но, дети мои, вы бредите! В вашем возрасте!

– В конце года мне исполнится восемнадцать, мама!

Упоминание о возрасте Мов ранило самолюбие Люсии.

– Я знаю, Мов...

– Все, что я могу в этой жизни, – это попытаться сделать счастливым мужчину.

Люсия покачала головой, затем посмотрела на меня. В ее глазах я не прочел ничего, кроме материнской заботы, и решил, что мы выиграли. Признаюсь, я был уверен, что в это мгновение Люсия перечеркнула наше совместное прошлое. Во всяком случае, я очень на это надеялся.

– А ты, Морис, что об этом думаешь?

– Я люблю Мов, Люсия, и искренне верю, что мы будем счастливы!

Люсия махнула рукой, словно отгоняя мух...

– Ну что ж, увидим. Нет необходимости в спешке, вы согласны со мной?

Мов обняла мать за плечи и, глядя ей прямо в глаза, прошептала:

– Действительно, мама, нет никакой необходимости торопиться. Главное, у нас есть твое согласие...

Сделав над собой видимое усилие, Мов сухо поцеловала Люсию в лоб и вышла. Я знал, что она это сделала нарочно, чтобы дать нам возможность объясниться наедине. Но она ошиблась. Люсия вновь нацепила свои очки.

– Морис, – тихо сказала она. – Я думаю, о таких серьезных вещах нужно говорить на свежую голову в спокойном месте. Жди меня в твоей комнате на улице Обсерватуар.

– В моей комнате?

– Да. Там мы сможем спокойно все обсудить. Отправляйся туда немедленно. Мне нужно кое-что доделать, и я к тебе присоединюсь.

Я взял такси до бульвара Монпарнас и уехал, не повидав Мов.

От этого внезапно назначенного мне свидания я не ждал ничего хорошего. Чем больше я об этом думал, тем больше меня смущало олимпийское спокойствие Люсии. Она восприняла новость не вздрогнув. Я не мог не восхищаться ее самообладанием, но оно казалось мне неестественным, я всерьез опасался последующего взрыва.

Люсия приехала через несколько минут после меня, одетая кое-как, даже не найдя нужным поправить макияж, и показалась мне усталой и постаревшей. С бьющимся сердцем я открыл дверь, заслышав ее шаги на лестнице, слегка посторонился, пропуская ее в комнату, и стал украдкой наблюдать за ней.

Актриса ласково улыбнулась.

– О, как же это все-таки высоко, – выдохнула она и в изнеможении рухнула на кровать. Грудь Люсии учащенно вздымалась.

Прислонившись спиной к двери, я настороженно смотрел на нее, не представляя, какую тактику ведения боя она изберет. Переведя дыхание, Люсия сладострастно потянулась.

– Слушай, муженек, давненько мы не были здесь вдвоем, не правда ли?

Я ничего не ответил.

– Только здесь я понимаю, как мне не доставало этого убежища в последние дни. Вот уж действительно: работаешь, работаешь и забываешь об истинных радостях этого мира...

• Предыдущая
• 16/26
• Следующая