По горячему следу (СИ) - Инодин Николай - Страница 1

«Уходимец»

Книга вторая

По горячему следу

Девиз:

Если ты кому‑то нужен, не спеши радоваться, постарайся понять — зачем?

Ветра еще нет, лишь его присутствие смутно ощущается где‑то вдалеке, на самой границе восприятия. Шум в кронах сосен, едва слышный поначалу, нарастает, ветки колышутся сильнее и сильнее. Теплый, настоянный на хвое воздух мягко толкает в лицо невидимой ладонью, разгоняется, сдувает слепней, надоевших хуже горькой редьки, треплет гривы и хвосты лошадей. Верхушки деревьев начинают раскачиваться, будто собираются сорваться и улететь, шум ветра заглушает все остальные звуки, воздух становится плотным и упругим, но порыв ветра заканчивается внезапно, будто выключили огромный вентилятор, и вскоре лишь затихающие колебания ветвей напоминают о его шальном напоре.

Если закрыть глаза, можно представить, что рядом тянется железная дорога, по которой изредка проносятся поезда. Роман криво ухмыльнулся — поездов он не видел уже больше двух лет. Впрочем, закрывать глаза в здешних местах дело рискованное.

Когда после семи недель сумбурного и бестолкового плаванья за гребнями волн, наконец, показался низкий песчаный берег, воды у Романа оставалось ещё достаточно, но пить её некипяченой однозначно не стоило. Подходил к концу запас топлива для жирника. Мясо, которое Маха не съела за первые две недели плавания, пришлось скормить рыбам. Небескорыстно — на крепко пованивавшую приманку были пойманы первые обитатели океана, их останки пошли на приманку для ловли следующих. Так, перебиваясь с тунца на макрель и с криля на кальмара, Мария Романовна протянула остаток путешествия.

Первых три дня плавания можно было даже назвать приятными — несильный, но ровный северный ветер наполнял кожаные паруса тримарана, и кораблик двигался на юг со скоростью тренированного пешехода. Казалось бы, что такое пять — шесть километров в час? Но шли без перерывов, круглые сутки, так что продвинулись к югу километров на триста или четыреста. Машу вначале слегка укачало, даже стошнило разок, потом дело пошло на лад. Когтистая красавица большую часть времени проводила на плетёном настиле между основным корпусом и боковым поплавком, Роман с неё даже кожаные чулки на всякий случай снял — если тряхнёт, Маха когтями за настил удержится. Волнение на море вполне умеренное, собранный из обтянутых моржовой кожей планок лёгкий тримаран почти не заливало, приходилось выплёскивать лишь несколько ковшей воды в сутки.

Берег, всё время маячивший на горизонте, исчез, затем снова появился. Похоже, парусник с большим запасом опережал график ходивших на байдарах местных жителей. Шишагов уже ждал, когда покажется гряда скалистых островов, протянувшаяся с севера на юг — главный ориентир, от них нужно будет менять курс, править на юго — запад, но со стороны недалёкой суши начали приближаться тучи. Хорошо, что было ещё светло, и Роман не спал.

Он успел спустить вспомогательный парус, ремнями прихватить к мачте основной, втрое уменьшив его площадь, напялить на Маху кожаные чулки, и пристегнуть её широким ремнем к лодке — чтобы не бросало от борта к борту, до того, как налетевший шквал подхватил лёгкое судёнышко и понёс прочь от берега. Сильно выручило то, что опасаясь штормов Рома с первых часов плавания взял за правило убирать любой незакреплённый предмет на отведённое место сразу, как только нужда в нём заканчивалась.

Опасаясь, что тримаран опрокинется, Шишагов решил просто идти по ветру, стараясь направлять нос чуть — чуть вразрез волнам. Кое‑как, удерживая левой рукой румпель, привязался к лодке. Открытый «Жилой отсек» постоянно заливало водой, но из‑за наличия герметичных объёмов в оконечностях и полностью закрытым поплавкам плавучесть конструкции уменьшилась ненамного. Помогли и привязанные к бортам воздушные мешки из тюленьих шкур.

Вода то захлёстывала Романа по пояс, то почти полностью выливалась из взбирающейся на очередную волну лодки. Бедная Машка не успевала отплёвываться. Не раз добрым словом вспомнил Шишагов мастеров народа настоящих людей — мачта гнулась, не ломаясь, поперечные балки скрипели, изгибались, но держали крепко. Постепенно Шишагов привык к управлению, приноровился, возможно, волны сделались положе, но стало легче. Он даже вычерпал из лодки большую часть воды. Хреново было то, что шторм уносил их с Машкой на восток, а что там находится, настоящие люди, никогда не уходившие из видимости берегов, не знали.

Остаток дня, ночь, день, снова ночь. Вымотавшийся Роман не то дремал, не то бодрствовал. Короткий, но интенсивный ливень вновь залил лодку водой, но это даже хорошо — напиться сам Роман мог без особого труда, бурдюк с пресной водой на всякий случай был привязан недалеко, а вот как на раскачивающейся лодке напоить Маху, которой нужно лакать? Он пару раз даже рисковал, привязав румпель, пробраться к Машке, лил из бурдюка в пасть, но большая часть проливалась на дно. А так девка дождевой воды налакалась, чуть солоноватой, зато вволю.

В какой‑то момент при вспышке очередной молнии Шишагов увидел прямо по курсу высокий скалистый берег, разглядел даже пену прибоя и гнущиеся под ветром деревья.

«Всё, отплавались! На фарш разнесёт».

Роман крепче вцепился в румпель, ожидая удара о скалу. Умирать не хотелось. Ослепшие глаза не различали впереди ничего, шум ветра заглушал все прочие звуки. Время шло, а тримаран, переваливая с волны на волну, продолжал лететь в том же направлении. Очередная молния осветила только штормовой океан.

«Почудилось? Может быть, уснул на минуту?»

Так или иначе, смерть пока откладывалась. На пятые сутки ветер начал стихать, не меняя направления. Волны стали ниже, но ещё довольно долго продолжали трепать почти остановившийся тримаран. Наверное, это была зыбь, о которой читать приходилось, а видеть не довелось, так что уверенности не было. Роман наконец освободил Маху, покормил, напоил и уснул, даже не добравшись до своего места.

После этого дни тянулись за днями, ветер то затихал, то усиливался, но устойчиво тянул с запада на восток, насколько мог понять не имеющий компаса мореплаватель. Машка превратилась в матёрого морского льва (не волком же её величать). Прогуливалась по доступной территории, с азартом следила за рыбной ловлей, успешно заменяла подсак и багор когтистой лапой.

За кормой оставались километры и километры пути, становилось теплее. Когда на Роминой скамейке число зарубок, отмечающих дни пути, перевалило за три десятка, пришлось кипятить питьевую воду — болеть посреди океана не хотелось. В голову безрассудному мореплавателю уже начали приходить нерадостные мысли о многомесячных плаваниях парусных кораблей.

— Предположим, в среднем мы проходим пять километров за час, — объяснял капитан Шишагов первому помощнику Марии.

— Тогда за сутки получается сто двадцать километров. Тридцать пять суток в пути. Около четырёх тысяч километров отмахали и ни клочка суши не встретили, прикинь! Хорошо хоть погода стоит прекрасная!

Сглазил. К вечеру ветер стал усиливаться. Пришлось снова фиксировать Машку, снова, борясь со сном и усталостью направлять нос судёнышка вразрез волн. В этот раз берег Шишагову не казался, несколько раз их проносило в пределах видимости от суши. Выглядели берега неприветливо: сплошные скалы, ни одного деревца. Острова остались за кормой и опять ничего, кроме воды, на горизонте разглядеть не удавалось даже с гребня самой высокой волны. Этот шторм длился три дня, Рома и его единственный член экипажа перенесли его легче, чем предыдущий. Несколько суток после шторма ветер с большой скоростью гнал тримаран на восток, пока справа на горизонте не показалась темная полоса. Шанс ступить на твёрдую поверхность Роман упускать не собирался, перебросил парус на левый борт и налёг на румпель, поворачивая кораблик боком к ветру. Чудом не опрокинув своё судно, он всё‑таки сумел направить его к видимой суше.