Два письма (СИ) - Гордон-Off Юлия - Страница 34

— Вставай, дай посмотрю, как сапоги на ногу сели.

Я встала, из-за того, что мастер у самых ног и ощупывает сапоги и ноги сквозь них, шагнуть не могу, а из-за подола платья я ничего не вижу. Наконец покряхтывая встаёт:

— Походи, прислушайся, всё ли удобно, не жмёт, не тянет…

Мне не раз приходилось мерить новую обувь, и хоть всегда внутри клокотала радость скорой покупки. И новая обувка была прекрасна по определению одной только своей новизной, но я успела осознать, что новая обувь пока на ногу не сядет, ведёт себя очень коварно. И ещё вопрос, это обувь садится по ноге или она ногу ужимает и подгоняет под себя. И совершенно незаметное уплотнение или чуть ощутимое сдавление в первые же дни проявляются мозолями, болью и ощущением, словно ноги опустили в кипяток. И вообще, хоть у мамы стопа немного шире моей, я больше всего люблю надевать её обувь, она такая уже растоптанная, широкая, удобная… Здесь же происходило нечто недоступное моему пониманию, сапожки обняли мои ножки и словно срослись с ними. Конечно вес у них больше, чем у туфелек, но на ноге я их совершенно не чувствовала. Не чувствовала настолько, что наклонилась, прижала подол платья к коленям и заглянула рассмотреть свои ноги и сапоги. Блестящие, аккуратные, с чуть скошенным по бокам и сзади каблуком, почти плотно охватывающие икры, с чуть скошенным назад срезом голенища, они смотрелись на ногах, настолько естественно, что я обнаружила внутри страх, что мастер попросит их сейчас снять…

— Потопай, со всей силы! Не бойся, тут можно шуметь… — Из угла с улыбкой смотрит дядька Ахмет, мастер Амаяк-Джан с довольной улыбкой смотрит на меня, и всей своей позой выражает гордое удовлетворение, согнутые руки упираются в бока, глаза чуть прищурены. Я топаю со всей силы, кажется, что сапоги ещё больше срастаются с моими ногами: "Не хочу! Не отдам! Мои!" — кричит внутри, я не знаю что сказать, поднимаю глаза на мастера и дядьку Ахмета…

— Присядь, девочка, и слушай! Меня можешь называть просто "дядя Амаяк". Эти сапоги я шил доктору Зинаиде Николаевне, она меня пять лет назад в академии оперировала и жизнь мне спасла. У вас нога почти совсем одинаковая. У тебя немного в голенище свободно, но я не советую затягивать в обтяжку, мало ли, чулки толстые захочешь надеть или брюки, надо запас иметь. Я доктору другие сошью, а эти тебе дам. Понятно?

— А сколько они стоят? — С ужасом понимая, что такая работа должна быть очень дорогой и если у меня не хватит денег, я же умру, если придётся с этими сапожками расстаться…

— Э-э-э… Тебя Мета звать? — Киваю. — Я для Зинаиды Николаевны их шил, кусочек души в них вложил, сколько душа стоит?

— Не знаю… — Внутри что-то оборвалось, я поняла, что цены сапоги не имеют, вернее, моих денег точно не хватит!

— Вот и я не знаю! Те сапоги, которые я на продажу шью, я им всем цену знаю, а это подарок, без цены. А ты служить идёшь, будем считать, что это от нас с Ахмет-Хаджи нашей армии и тебе подарок, чтобы носила с радостью и нас вспоминала иногда добрым словом. Носи на здоровье! И ещё слушай, как за ними ухаживать! Я сейчас их смажу своим секретным составом, и после этого два часа, а лучше до сна не снимай сапоги, ходи в них, чтобы они точно по твоей ноге сели и к тебе привыкли. Завтра с утра или поздно вечером ваксу возьмёшь и наваксишь густо, не жалей, и когда ваксить будешь, не забудь ещё и подошву намазать и потом тоже хотя бы раз в неделю подошву мажь, она не резиновая, а кожаная и кожа хоть и толстая, но мягкая. Это наши кавказские сапожки, в них удобно и по двору и по горным тропинкам ходить. Но в них не надо ходить по мокрой траве и когда зима и осень с дождями. Это чисто летние сапожки, но в них ноге жарко не будет и не задохнутся ноги. Понятно?

— …! — Говорить я не могла от радости, я только старательно кивнула, думаю, что на лице у меня была такая глупая радостная улыбка.

— Если будешь летом носить в городе и помещениях, то пять лет без сноса обещаю, только следи набойки на каблуки делать не забывай… Всё поняла?

— Да! А как-же зимой?

— А зимой надо другие носить. Ты же в этих летних туфлях зимой не ходишь…

— Дядя Амаяк! А вы мне зимние не сошьёте?

— Девочке, которую мой друг Ахмет-Хаджи привёл я не смогу отказать! Но это уже не совсем подарок будет! За работу не возьму, но за приклад на сапоги заплатишь. Хорошо?

— Конечно, заплачу! А сколько и когда?

— За приклад из хорошей кожи шестнадцать рублей выйдет. Если кожа похуже, то можно и за четырнадцать… — Глаза у него хитро сверкнули и я поняла, что если сейчас попробую зажилить два рубля, то очень сильно упаду в его глазах и больше уже никогда не будет ко мне такого светлого отношения как сейчас. А ещё я откуда-то знала, что он мне и так цену снизил раза в два, и какой бы я вариант не выбрала, он уже решил и будет шить мне из самой лучшей кожи, а цены назвал, это проверка, и не в деньгах дело.

— А можно я сейчас заплачу, потому, что я не знаю, как и когда смогу за ними зайти, ведь до осени ещё так много времени. Вот деньги, и я бы хотела из хорошей кожи… — Дядя Ахмет из угла довольно крякнул, и кажется выдохнул задержанное дыхание. А мастер пошёл в дверь за сдачей. Я тем временем обнаружила у стенки внизу у пола зеркало, непривычно, когда зеркало так низко, вот и не видела, я подошла к нему и стала вертеться, разглядывая свои ножки со всех сторон. Вообще, идти в платье и сапожках меня не смущало, ведь в деревне у бабушки я как подросла можно считать всё лето в резиновых сапогах и платье хожу, ну, когда не босиком. А лет до двенадцати всё лето носишься без всякой обуви, и даже сомнений не возникает, что может быть по-другому. Сказать, что я была довольна и радовалась, это не сказать ничего. И то, что подскочила и чмокнула в благодарность дядю Ахмета, это было правильно, и он это тоже оценил и сказал смеясь:

— Не вертись! Если каблуки стопчешь, приходи в любое время и постараюсь прямо с ноги без очереди сделать… И выполняй, всё, что тебе Амаяк советовал, он может лучший мастер в городе. Знала бы ты, кому он только сапоги и ботинки не шил в этой мастерской. Думаю, что ты не пожалеешь. И правильно, что сразу вторые сапоги заказала. Они будут не только для зимы, они на каждый день, а эти выходные, но ты наверно почувствовала уже… Мастера остались вести свои разговоры о работе, о войне. О родных…

Под мышкой у меня завёрнутые в бумагу туфли, а на ногах сапоги-сапожки. Это впервые в моей жизни, когда новую обувь не нужно растаптывать. А если и зимние он такими же уютными сделает, я даже не представляю, как его благодарить…

Кстати, пока еду, сейчас всё равно одна и народа почти нет, устроилась впереди у окошка, можно с Соседом поболтать:

— Сосед! Ты как? Поболтать не хочешь?

— Можно. Ты оценила, какой не простой твой знакомый дядька Ахмет?

— Ну, да, и этого дядю Амаяка знает…

— Да, я не про это, ты слышала, как его называли?

— Ахмет-Хаджи, а он в ответ Амаяк-Джан.

— Джан — просто уважительное обращение у армян, а вот Хаджи, это значит, что наш Ахмет совершил хадж в Мекку.

— А хадж — это что? А Мекка?

— Хадж — это вроде паломничества у мусульман к святым местам связанным с земной жизнью пророка МуххамЕда или МохАмеда, а главная святыня находится в Мекке, где вроде бы его могила, это в Аравийской пустыне в Саудовских Эмиратах.

— Он, что священник? Но он же сапожником работает…

— У мусульман немного другая организация. У нас паломники, которые посетили какую-нибудь лавру или к мощам святым прикоснулись, делают это для себя одного и ничем это внешне не выражается. А вот в исламе, всякий совершивший хадж по всем правилам, как бы приподнимается на ступеньку над остальными и имеет право к имени добавить звание "Ходжа". Так у узбеков был такой народный персонаж, который всячески издевался над местными баями и султанами, но при этом он совершил хадж, и его называли Хаджа Насретдин. Собственно, этот его статус хаджи во многих проделках его спасал, хоть прямо это и не говорится. Я в детстве книжку про него читал, Соловьёва вроде…