Осколок (Проза и публицистика о Великой Отечественной войне) - Коковин Евгений Степанович - Страница 22

В очередной рейс на «Чкалове» в числе команды вышло пять женщин. В последний момент, когда пароход уже готов был к отходу, капитан еще забежал в контору пароходства и осыпал ее сотрудников градом проклятий. Возвратившись на судно, он отдал какие-то невнятные приказания старшему помощнику и закрылся в своей каюте.

Отдав концы и широко развернувшись, «Чкалов» поплыл вверх по Двине.

Женщин поместили в одну каюту. Кроме Маруси Ананьиной, Полины и Анечки, была еще Дарья Дмитриевна, поступившая на «Чкалов» матросом. Это была уже немолодая женщина, домохозяйка.

Едва судно успело отшвартоваться, как они принялись устраивать свое жилье. Через час уже каюта словно обновилась. Линолеум на полу был так натерт, что в нем отражалась электрическая лампочка. Стены, освободившись от табачной копоти, снова заблестели краской. На окне появилась шторка.

Больше всех хлопотала Дарья Дмитриевна. На пароходе она сразу почувствовала себя как дома. Было видно, что это заботливая и беспокойная домохозяйка. Она уже успела обойти весь пароход и нашла множество беспорядков.

— Завтра мы тут наведем чистоту, — сказала она, протирая тряпкой жалюзи. Мужчины так мужчины и есть. У них только на верхней палубе чистота, подкрашено, а внизу, на корме, в уголках безобразие творится. Ровно у неряхи — губки подмазаны, а пятки на чулках драные.

Весь вечер женщины проговорили и совсем познакомились. После своей вахты к ним зашла Оля Шевченко, третий помощник капитана. Она занимала отдельную комнату.

— Это кто такая? — спросила она, рассматривая портрет Дженни Уатс над койкой Ани.

— Киноактриса, — ответила Аня и вспомнила разговор с боцманом.

Выдавать себя женщинам за артистку не было смысла. Они сразу уличили бы ее. И потому она рассказала о том, как пошутила над боцманом.

— Ну и пусть тебя считают за кинозвезду, — сказала Маруся, — а мы подтвердим. Вот забавно будет!

Первый раз на вахту Полина заступила вечером. Над рекой поднималась белая пелена тумана. На палубе стало прохладно. Когда Полина опустилась по трапу в машинное отделение, ее охватил теплый воздух. Она уже бывала здесь. Александр во время стоянок в порту приводил ее сюда и объяснял устройство машины, донок, динамки, инжектора. Она ходила за ним и удивлялась. Он умел хорошо рассказывать и вечно посмеивался над ней.

— Все тут очень сложно, — говорила она.

— Пустяки, чуть посложнее твоей швейной машинки и часов-ходиков.

Она удивлялась, что в котле давление такое, что может погубить весь пароход, что в топках котла сжигается за сутки по двадцать пять кубометров дров, что цилиндры имеют рубашки.

Сейчас Полина убедилась, что дело ее совсем несложное. Нужно было в определенное время смазать подшипники и время от времени прощупывать их, следить, чтобы не загорелись. Кроме того, она поливала мыльной водой из спринцовки параллели и набивала тавотом — густым маслом — подшипниковые коробки.

Но к концу вахты она утомилась. Голову ломило, должно быть, от непривычного шума машин и от запаха масла. Немного тошнило.

— Неужели не привыкну? — думала она, укладываясь спать. — Уж лучше бы тогда не поступать.

На следующий день она легко отстояла вахту. Теперь она знала почти все подшипники и много названий частей машины. Кирилыч объяснил ей парораспределение, и она уже начинала разбираться в этом, как ей сначала показалось, хаосе двигающихся штоков, шатунов, мотылей и эксцентриков.

Подруги по пароходу, собравшись в каюте, расспрашивали друг друга о работе. Маруся и Дарья Дмитриевна наперебой рассказывали, как они стараются «забить» матросов-мужчин.

Дарья Дмитриевна следовала по пятам за капитаном, старшим помощником и боцманом. От нее не было покоя не только во время вахты, но и в свободное время. Она просила заменить швабры, требовала отремонтировать сходни, предлагала удлинить рукава от насоса.

— Послал нам черт тетю, — жаловался старший помощник капитану, — минуты не дает передохнуть.

Но жаловался старый помощник так просто, полушутя. В душе он не мог нахвалиться Дарьей Дмитриевной. Как заметно преобразился пароход за несколько дней! И все это они — Дарья Дмитриевна и Маруся. Полный порядок царит на пароходе. Даже капитан, и тот заметил изменение.

— Что ж, — говорит, — если так будут работать, то подходяще. Только чтобы ребята не обижали их. Узнаю — плохо будет!

— Они себя в обиду сами не дадут, — усмехнулся помощник, — вот послушайте, как Даша отчитывает Яшкина.

Дарья Дмитриевна стояла перед одним из матросов.

— Что же, думаешь, я еще после тебя буду палубу скатывать? Больше намазал, чем вымыл!

— Ты не указывай, тоже капитан нашелся. Я ведь не посмотрю, а пошлю подальше, и все тут.

— Я сама сумею послать. А если хочешь, то и с капитаном поговоришь. Работать так работать.

Капитан сразу же вызвал Яшкина и строго сказал:

— Вот что, ты дисциплину у меня не подрывай. Она тебе правильно говорит. Время такое, должен понимать.

С тех пор матросы перестали вступать в спор с Дарьей Дмитриевной. Все они уважали и побаивались капитана Катышева. А если капитан сказал — так, значит, и верно, баба деловая.

Только у Анечки с работой не ладилось. Вахта тянулась томительно долго. Первые дни еще было сносно и даже весело. Она слышала, как матросы, поглядывая на нее, шептали друг другу:

— Видал, артистка, в кино снимается!

Кочегар Иванцев даже уверял, что видел Потемкину в двух фильмах. Среди команды пронесся слух: скоро приедут из Москвы операторы и на «Чкалове» начнутся съемки.

Анечка делала вид, что не слышит, как о ней разговаривают, и усиленно насвистывала мелодию из «Петера»:

Однако ей больше нравилось, когда работы на палубе не было, а боцман пропадал где-нибудь в дебрях III класса и не видел ее безделья. Тогда Анечка вставала у перил и принимала картинную позу, прикрыв ладонью глаза от воображаемого солнца. Ей казалось, что такие позы и насвистывание окончательно утвердят за ней звание актрисы.

Раньше всех интерес к киноискусству пропал у боцмана. Капитан требовал от него порядка на судне, а боцман замечал, что порядка как раз меньше всего на той вахте, когда стоит Потемкина. Когда Анечка неумело уложила в бухту канат, боцман рассердился и поучительно изрек:

— Это вам не академия. Тут думать надо!

Потом на Аню начал косо поглядывать матрос, стоявший с ней на одной вахте. Хотя вначале ему льстило, что с ним работает киноактриса, и он даже немного возгордился, но потом увидел, что такое соседство совсем не в его пользу. Пока киноактриса мечтала у борта, ему приходилось работать за двоих. А товарищи начинали посмеиваться.

Когда рейс уже заканчивался, Аня поняла, что окончательно потеряла авторитет у команды. На нее уже смотрели как на лентяйку и только пока не говорили об этом в глаза.

Перед приходом в порт после вахты она пришла к себе в каюту и заплакала. Пусть ее уволят, спишут. Она найдет себе хоть какую-нибудь подходящую работу на берегу. Дженни Уатс участливо смотрела на нее со стены.

— Счастливица! — думала Аня. — О ней в газетах пишут, портреты печатают. Знаменитая! А тут о тебе никто не хочет подумать. Какая я несчастная!

Она уснула и пробудилась от стука в дверь. «Чкалов» уже стоял у пристани. Шла разгрузка.

— Товарищ Потемкина, вас в контору вызывают!

Приоткрывший дверь матрос усмехнулся, и в этой усмешке Аня заметила какое-то злорадство.

— Ну и пусть выгонят! — крикнула она, но матрос уже захлопнул дверь.

Куда она теперь поступит? Ах, почему она не старалась? Ведь матросом работать не так уж трудно. А осенью ее, может быть, действительно послали бы учиться на помощника капитана. И стала бы она, как Оля Шевченко. Или, может быть, ее снова взяли бы на зиму в контору Речфлота.

Черт с ними, сейчас она разругается с начальником отдела кадров, и все кончится. В трудовой книжке появится очередная неприятная запись.