Осколок (Проза и публицистика о Великой Отечественной войне) - Коковин Евгений Степанович - Страница 31

Ни на один из таких вопросов Джон Парсон ответить не мог. Он качал головой и спрашивал:

— К чему тебе это нужно знать, Остин?

Но в вопросах Питт не нуждался. Он нуждался в ответах.

…Несколько дней назад Остин побывал в Архангельском интерклубе. Он искренне любил русских, потому что однажды именно русские парни спасли ему жизнь.

В зрительном зале сидели моряки — англичане, норвежцы, шведы, голландцы, немцы. Много поплававший Остин Питт почти безошибочно мог определять национальность — по разговору, по одежде, по манере держаться.

На сцене висел портрет старика с большой бородой и длинными волосами, с задумчивым взглядом красивых проницательных глаз. Это был портрет великого английского писателя Чарльза Диккенса, портрет, знакомый Остину еще со школьных лет.

Две женщины стояли на трибуне. Одна говорила по-русски, другая переводила речь подруги на английский язык. На нее-то, на переводчицу, и обратил все свое внимание Остин Питт. Одета она была скромно, но изящно. Впрочем, Остин никогда не запоминал нарядов женщин. Его поразило лицо переводчицы. Оно было знакомо Питту с давних времен, лицо Мэри, девушки, которую он когда-то полюбил. Те же глаза, смотрящие прямо и смело и всегда как будто чем-то восхищенные. Те же упрямые губы и тот же округлый подбородок. И почти тот же голос. Переводчица говорила по-английски очень чисто, четко, словно уроженка его родины.

— Мы, советские люди, любим произведения гениального английского писателя Чарльза Диккенса, преклоняемся перед его замечательным талантом и глубоко чтим его память.

Так говорила эта женщина.

И вдруг Остину стало не по себе. Русские читают и любят книги английского писателя, а он, Остин Питт, англичанин, помнил лишь, что в детстве читал только «Оливера Твиста». И больше ничего не знал.

Переборов смущение, Остин в перерыв подошел к переводчице и спросил:

— Скажите, вы когда-нибудь были в Англии?

— Нет, в Англии я никогда не была, — ответила переводчица, нисколько не удивившись его вопросу.

— Но по всему видно — вы любите англичан?

— Разные есть англичане, — сказала она. — Но мы уважаем английский народ.

Он задал еще вопрос, потом еще. Она отвечала ему охотно и спокойно. Он узнал, что она не переводчица, а преподавательница английского языка в институте. Он узнал, что ее зовут Мария, и еще более поразился: Мэри и Мария. Но о той девушке, о Мэри, он ничего ей не сказал. Да и сейчас он увидел, что она мало похожа на Мэри. Ему хотелось спросить Марию еще об одном, но на это Остин не решился. Конечно, это был вопрос, замужем ли Мария.

Они тепло и дружески распрощались, и Остин Питт возвращался на судно в приподнятом настроении.

Через три дня он снова появился в интерклубе. На этот раз в клубе было много и русских моряков. На пригласительном билете Остина было написано: «Вечер интернациональной дружбы моряков».

В зале демонстрировался кинофильм. Остин зашел туда. И вдруг он увидел на экране… себя. Он здоровался с капитаном советского парохода. И переводчица говорила:

— Так встретились старые знакомые — русский и английский моряки — капитан Иван Дмитриевич Котлов и матрос Остин Питт.

Когда в зале зажегся свет, к Остину подошла Мария. Остин, гордый и в то же время смущенный, обрадовался, вспыхнул. Мария подошла к нему первая.

— Здравствуйте, мистер Питт, — сказала она, подавая ему руку. — Оказывается, вы знакомы не только со мной, но и с моим мужем.

Остин с недоумением посмотрел на Марию.

— Вы знакомы с моим мужем, — повторила она, — с капитаном Иваном Дмитриевичем Котловым.

— Он ваш муж? — пробормотал ошеломленный Остин. — О, я ему очень многим обязан.

Что же было дальше? Нет, прежде, что было раньше.

Оператор кинохроники Корольков трудился в поте лица. Он имел задание показать жизнь, труд и быт советских моряков. Ему порекомендовали пароход, на котором капитаном был Иван Дмитриевич Котлов.

Корольков ходил на пароходе в короткий рейс, снимал команду на вахтах и на отдыхе. Веселый и общительный, он стал в команде своим человеком, почти ее членом.

— Вам этой пленки на полнометражный фильм хватит, — сказал Королькову Иван Дмитриевич, плохо разбиравшийся в искусстве киносъемок. — А то, пожалуй, и на две серии…

— Не беспокойтесь, Иван Дмитриевич, — ответил оператор, — начнем монтировать, и на пятнадцать минут не хватит.

По возвращении из рейса в Мурманск капитан и оператор гуляли по городу. Беспокойный Корольков все еще «работал», он искал и придумывал, что бы еще такое прибавить к заснятым кадрам. И новые кадры сами «пришли в руки», да такие, о каких Корольков мог только мечтать.

К Ивану Дмитриевичу на улице вдруг подошел иностранный моряк, по виду — матрос.

— Вы не узнаете меня? — спросил иностранец по-английски.

— Не помню, — признался капитан.

Тогда иностранец вытащил из кармана самопишущую ручку и подал ее Ивану Дмитриевичу.

— Не узнаете? Меня зовут Остин Питт. Помните сорок третий год?

Иван Дмитриевич взял ручку и, видимо, узнав ее, вдруг радостно улыбнулся и крепко пожал англичанину руку.

— Ну как же не помнить! Это мой вам подарок.

Оказалось, что Остин Питт и Иван Дмитриевич Котлов знакомы со времен войны. И вот теперь они случайно встретились. Разве мог упустить такие кадры оператор Корольков?!

На другой день советский капитан и английский матрос снова встретились уже перед объективом киноаппарата Королькова.

Что же было дальше? Нет, прежде, что было раньше.

Немецкая подводная лодка потопила английский транспорт. Многие из команды транспорта погибли. Кое-кому удалось спастись. Одну шлюпку с шестью англичанами, долгое время скитавшуюся по бурному океану, нашел и поднял на борт советский пароход.

Особое упорство, мужество и выдержку при спасении английских моряков проявил третий штурман советского парохода Котлов. Ему же была поручена капитаном и вся дальнейшая забота о спасенных.

Среди спасенных был матрос Остин Питт. Он на всю жизнь запомнил дружеское отношение к нему советских моряков.

Когда англичане в порту покидали советское судно, взволнованный Остин Питт, прощаясь, сказал штурману Котлову:

— Вы будете капитаном. Я тоже хочу стать капитаном, но… Спасибо! Подарите мне, пожалуйста, что-нибудь на память о России, о вас и о ваших товарищах!

Иван Дмитриевич пошарил по карманам. Ему попалась самопишущая ручка. На металлическом держателе ручки было выгравировано: «Москва».

— Возьмите вот это, пожалуйста!

— Спасибо, — сказал англичанин. — Мы должны дружить, англичане и русские. Только мне нечего подарить вам на память. Разве вот только…

Он вынул из кармана металлическую сигаретную коробку, открыл ее и булавкой на крышке нацарапал: «Остин Питт, Ливерпуль».

Иван Дмитриевич открыл ящик письменного стола, достал из него металлическую сигаретную коробку и подал Королькову. Оператор открыл коробку, в которой еще осталось несколько сигарет, и прочитал на обратной стороне крышки: «Остин Питт, Ливерпуль».

— Да, — сказал Корольков. — Мария Васильевна права. Разные есть англичане. Но я уверен, что Остин Питт в Египет бы не поехал. Ему там нечего делать! Настоящий парень из народа.

— Товарищи, пожалуйста, к столу! — послышался голос хозяйки. — Вы рискуете опоздать!

Поспешили в столовую, где все уже было готово к торжественному моменту.

Звон рюмок слился с доносящимся из репродуктора звоном больших, далеких и близких часов. Стоя, все в короткий момент вспомнили многое пережитое: работу, любовь, дружбу — и поздравили друг друга:

— С Новым годом, товарищи!

Правда Севера. 1957. 1 января.

У Владимира Маяковского было страстное желание, выраженное в известных его стихах: