Инвестор - Астахов Павел Алексеевич - Страница 10

– Я себя неважно чувствую, Артем. Извини. Хотела с тобой пообедать, но вспомнила, что нужно сына забирать с тренировки.

– Я тебя довезу, не переживай, – проговорил Павлов, выезжая на дорогу.

Дарья молча смотрела в окно. Ее так и подмывало рассказать Артему об утреннем инциденте с Кириллом. Но каждый раз, как только она собиралась открыть рот, некая внутренняя непреодолимая сила останавливала женщину.

Николай Коршунов, сорокавосьмилетний вице-президент ассоциации любительского бокса Санкт-Петербурга, уверенно вел свою «Ауди» по ночной трассе в сторону Северной столицы России. Основные дела, запланированные им в Москве, были выполнены, встречи с нужными людьми проведены. Погода радовала чистым, усыпанным звездами небом и отсутствием даже намека на осадки. В связи со всем этим его настроение можно было бы назвать почти хорошим.

Почти, поскольку общую бочку меда портила ложка дегтя в виде задержки выплат по вкладам, которые в свое время ему клятвенно обещал Банкир, этот гребаный патлатый хиппи в гавайской рубашке. Коршунов старался не обращать внимания на подобные мелочи, но внешний вид Олега вызывал у него плохо скрываемое раздражение. Это притом, что они знали друг друга еще с перестроечных времен. По мнению Николая, мужик не должен был выглядеть как огородное пугало. Разумеется, сейчас совершенно другие времена, всеобщая дозволенность и толерантность, стирающая все мыслимые и немыслимые рамки. Но Николай терпеть не мог, когда у особи мужского пола на голове вместо нормальной прически торчат хвостики-косички. В конце восьмидесятых он с компанией подкачанных ребят частенько наведывался на концерты рок-групп, чтобы подровнять ножницами вот таких вот фанатов тяжелой музыки, а заодно экспроприировать содержимое их карманов, на память, так сказать.

Но внешность – это ладно. Хоть без штанов ходи, пока кто-то из бдительных граждан в мусарню не сообщит. А вот косяки с деньгами Коршунов уже простить не мог. Интересно, что там такое замутил Банкир, раз возникла задержка с выплатой? В прошлый раз этот волосатик что-то плел про какой-то фонд и цифровые биржи, где он прокручивал деньги Николая и его бывших приятелей – Джафара и Сереги Черемесова. А теперь вот такой облом.

«Ты очень пожалеешь, Олежа, если решил нагреться за счет моих накоплений, – подумал Николай. – Не буди лихо, пока оно тихо».

Он взглянул на топливный датчик. Бензина хватило бы еще на пару сотен километров, однако Николай решил залить бак полностью. Коршунов планировал к утру вернуться домой, а это более пятисот километров. Там он собирался часика три покемарить и приступить к делам.

Вскоре впереди замелькали огоньки АЗС. Николай перестроился на крайнюю правую полосу и неожиданно почувствовал резкий удар в заднюю часть кузова. Его тело с силой вдавило в кресло. Если бы не подголовник, то вице-президенту боксерского клуба грозил бы серьезный вывих шейных позвонков.

– Твою мать! – злобно рявкнул он, ударив по тормозам.

Надсадно взвизгнули покрышки, стираемые о дорожное полотно.

Коршунов остановился у обочины, включил аварийный сигнал и принялся испепелять взглядом зеркало заднего вида. Фары машины, влетевшей в зад «Ауди», светили прямо на него, из-за чего разобрать марку этого автомобиля было невозможно, а уж номер – тем более.

– Гаденыш! – прорычал Коршунов, сплюнул в окно, выбрался из авто и раздраженно хлопнул дверью. – Вы там что, уже глаза залили? – выкрикнул он, приближаясь к машине, из которой до сих пор так никто и не вышел.

Это был «БМВ», покрытый толстым слоем пыли. Окна иномарки были тонированы, на черной поверхности стекол мерцали отблески дорожных фонарей.

Пыл Николая слегка поутих, когда он увидел, что номера врезавшегося в него автомобиля были замазаны засохшей грязью. Где-то глубоко внутри его неприятно кольнула иголочка тревоги, но ладонь Коршунова уже тянулась к дверной ручке иномарки. Едва его пальцы коснулись прохладного пластика, как дверь распахнулась сама.

– Привет, сучара! – прохрипел человек, облаченный во все темное.

Лицо этого типа закрывала маска-балаклава, лишь глаза его сверкали прожигающей ненавистью. Спустя мгновение раздался шипящий звук, и в лицо ошеломленного Николая ударила тугая струя перцового газа. Глаза вспыхнули нестерпимым жаром, как если бы его окунули лицом в казан с тлеющими углями. Тысячи невидимых булавок впились в плоть своими раскаленными остриями.

Николай взвыл. Боль была такая, что ему показалось, будто лицо его превращается в рыхлое решето из плавящейся кожи. Он прижал ладони к глазам, горящим огнем, и неуклюже попятился назад. Но молниеносный удар в голову, похожий на щелчок тумблера, отправил его в глубокий нокаут.

С каждым ударом сердца сознание медленно и нехотя выкарабкивалось из бездонного колодца забытья. Николай постепенно приходил в себя. Голова его трещала и раскалывалась от боли, как если бы внутрь черепной коробки кто-то закачивал жидкий азот. Глаза невыносимо щипало, они опухли и безостановочно слезились.

Он, кряхтя, медленно сел, ощущая под собой прохладную землю, разлепил клейкие веки и бессмысленно таращился перед собой. Черные стволы многолетних елей обступили его, словно охотники зверя, загнанного в западню.

– Дерьмо! – выдавил Николай.

Его колотил озноб, зубы лязгали от пронизывающего холода. Только сейчас до него дошло, что на нем нет совершенно никакой одежды. Он был в глухом лесу, абсолютно голый.

– Дерьмо! – повторил Коршунов и с неимоверным трудом поднялся на подгибающиеся ноги.

Головокружение усилилось, и он осторожно потрогал затылок. Пальцы коснулись крупной шишки, покрытой заскорузлой коркой крови, и Николай поморщился от стрельнувшей боли. Его мутило, желудок совершал невообразимые кульбиты, грозил вот-вот вывернуться наизнанку.

– Кто?! – прошипел он, держась за холодный ствол.

Кора этой ели была колючей, шершавой, казалась безжизненной, напоминала застывшую лаву.

– Кто посмел?!

Его расфокусированный взор неожиданно остановился на необычном предмете, странно белеющем в нескольких шагах от него. В этом дремлющем, темном и промозглом лесу он смотрелся так же нелепо, как золотое колье на полусгнившей штакетине деревенского забора.

Шаркая голыми подошвами, Николай двинулся к белому предмету.

«Бумага», – догадался он, приблизившись вплотную, всмотрелся в куст, на ветках которого лежала смятая мешковина, вновь перевел взгляд на листок, придавленный небольшим камнем.

«Специально, чтобы ветром не унесло», – подумал Николай, нагнулся, вытащил из-под камня лист, перевернул его.

Прямо посередине на нем было крупно напечатано всего одно слово: «Убийца».

Пальцы, подрагивающие от холода, машинально скомкали листок. Коршунов тупо разглядывал свое голое тело, покрытое пупырышками. Он вдруг сообразил, что девать это жуткое обвинение ему попросту некуда. Разве что свернуть в трубочку и засунуть… за ухо.

«Привет, сучара!» – неожиданно всплыл в памяти хриплый голос человека в маске, и Николай вздрогнул.

– Я тебе покажу «привет», – проговорил он, стуча зубами от пронизывающего холода, и снял с куста тряпье.

Это и впрямь оказался мешок, в котором обычно хранится картофель. Грязный, пыльный, отвратительно воняющий плесенью. Николай расправил его и почти не удивился, обнаружив на дне три отверстия – для рук и, соответственно, головы.

Тот, кто оставил его здесь, не сомневался в том, что Коршунов наденет это тряпье на себя, просто не оставил ему выбора. Не пойдет же он по лесу вот так, в чем мать родила! Николай вновь окинул себя скептическим взором. Кроме зловонной мешковины, тут ничего нет, так что придется воспользоваться ею.

Он был преисполнен гремучей мешаниной эмоций – яростью, страхом и растерянностью. Кто и зачем это сделал?!

Скрипнув зубами, преодолевая брезгливость, Николай быстро облачился в мешковину, сжал в руке листок и, пошатываясь, двинулся прочь.