Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита - Страница 17

– Проще говоря, перегибает палку, – осторожно пояснил Иван. Старшие офицеры покивали.

– Это как если бы мы с тобой, Рома, из капсул вылезали в ушанках и пьяными.

Космопроходцы посмеялись, улыбнулся даже Буров.

– Уверен, что он играет, – Саныч потряс очередным кусочком. – Надо выяснить, зачем он тут.

– Ясно зачем, – забасил Буров. – Чтобы по сторонам смотреть.

– Тоже мне, Джим Керри! – усмехнулся Роман и отпил воды. – Пересолили…

Иванов и Саныч поддержали. Им тоже показалось, что отправители переборщили с количеством добавленной в питьевую воду соли. Перестраховались, называется.

– Вообще, странный состав, ничего не скажешь… – Роман поболтал в стакане воду и залпом выпил, выдохнув как от алкоголя. – Американец без Ординатора, журналистка, священник этот… Олю почему-то назвали, хотя она на Земле осталась. А взвод Иконникова?

– Что – взвод Иконникова? – Александр Александрович внимательно посмотрел на Романа.

– Думаю, все же уже запрашивали отчёт, так? Взвод полковника Иконникова. На кой было отправлять на Ясную заместителя начальника службы специальных сил Союза? А сборная учёных? Там ведь наверняка имена такие, что оглохнуть можно, если знаешь толк. Так ведь, Тимофей Тимофеевич?

Буров дожёвывал последний кусок хлебца с видом, будто те ему уже успели встать поперёк горла.

– Почти, – коротко подтвердил он и встал из-за стола во весь немалый рост. – Я в капсульный. Мне нужно, чтобы два часа там не было никого.

– Не получится, там же Милош… – сходу пошутил Роман, но понял, что мимо.

– Тимофей Тимофеевич, ты же всё одно туда… Накорми её, если не спит.

Буров принял из рук Саныча лепёшку и взял со стола воду с видом, будто отнести это ему нужно не девушке, случайно оказавшейся в изоляторе, а вражескому диверсанту, пойманному за увлекательным процессом минирования несущих конструкций Саяно-Шушенской ГЭС.

– У тебя такой же отчёт? Как у нас? – сощурился Нечаев, взглядом провожая Бурова.

– Нет. Я знаю про местных людоедов, а вы – нет. Конечно, – хмыкнул командир. – Что за вопрос?

– Нормальный вопрос, Саныч, не нагнетай. Сегодня утром я запросил две ретроспективы восприятия. Иваныча, – Роман кивнул в сторону подчинённого, – и Павлова, горе-часового.

– И? Что ты надеялся разглядеть?

– Я видел тень, товарищ майор, – прекратил жевать и пояснил Иванов. – Как вас сейчас вижу. Тень ребёнка.

– Тень? Где? А Павлов?

– Роберт тоже видел что-то. Там же, кстати, около камбуза. Только, говорит, что тень за ним пришла в капсульный, – Роман смотрел, будто ожидал признания в чём-то.

– Ну и?..

– Ничего. Я ничего не увидел. На ретроспективе ничего нет. Но ребятам склонен верить.

– Если ты ждёшь, что я тайну тебе тут сейчас начну открывать – иди умойся. Отчёт у нас один. А тень ребёнка… Это не надо заминать. Не надо упускать из внимания. Сам понимаешь.

– Я должен был спросить, – развёл руками Роман. – Понимаю, конечно.

В деле космопроходцев не бывало мелочей. Нередко такая «мелочь», оставленная на самотёк, оборачивалась трагедией. Например, небезызвестный вишнёвый привкус воды на Церере-3. Недостаток внимания к, казалось бы, незначительному фактору стоил здоровья десяти космопроходцам. А всё потому, что привкус тот ощущали не все. И к не ощущавшим его относился командир.

***

Посменный приём пищи был предусмотрен всё теми же «марсианскими правилами», и второй очередью за стол рассаживались Фарадей-Трипольский, ректор Уфимской академии Ганич и Майкл Бёрд. Роберт Павлов, заслуженно получив самую первую порцию, уже минут двадцать как сопел в кубрике.

Завтрак ещё не принесли, а находиться в кают-компании было уже невозможно. И виной тому был Трипольский. Парень не замолкал. А если и замолкал, то лишь для того, чтобы сглотнуть слюну и выудить из бездонного кладезя примеров любимой им фантастики очередной. Он настолько самозабвенно рассказывал о преимуществах «прыжка» Антонова, что Майкл, который по простоте спросил об этом, даже улыбаться перестал.

– …все как на подбор – одно и то же! – с горящими глазами тараторил Трипольский. – Вот вам пример. Если бы космические корабли на самом деле перемещались со скоростью, близкой к световой, то есть если бы люди всё-таки пошли по пути создания фотонного двигателя, то сюда, до Ясной, мы бы добирались с вами… сто одиннадцать лет! Неслабо, да? Я молчу уже про относительность времени! А наш с вами двигатель искривления? Тот, что на «Герольдах». Его концепцию придумали ещё в двадцатом веке! Варп-двигателем обозвали! Но фантасты того времени не отличались особой гуманностью, они напихивали полный космолёт народу, и врубали варп-двигатель на полную! Вы можете представить кровеносную систему живого существа, оказавшегося в таких условиях? Я – нет. У меня не хватит фантазии…

Но вдруг Трипольский замолчал. На его вытянутом остроносом лице отразилась тень некоей идеи, шлейф ускользающей мысли, которую он испугался упустить. Он резко потерял интерес ко всему: к невольным слушателям, к предстоящему завтраку, к самолюбованию в процессе рассказа, вообще ко всему внешнему миру. Глаза Фарадея зажглись так явно, что переглянулись даже Ганич и Бёрд. Он рассеянно встал, споткнулся о полозья собственного кресла, извинился перед ним, и с ошалелым видом дошёл до переборки, ведущей к капсульному отсеку и лаборатории. Постоял, глядя в пространство, помолчал. И был таков.

Ганич и Бёрд не говорили до самого появления Ренаты.

– Вот, приятного аппетита, – она заботливо расставила пластиковые тарелки с дымящимися ещё хлебцами, – Пока не провели полную ревизию – так… – как бы оправдываясь, добавила Рената.

– Милая женщина, – Майкл отломил самый краешек выпечки. Его лицо имело странную особенность: будучи мужчиной, так сказать, в самом расцвете сил, он умудрялся выглядеть лет на десять-пятнадцать моложе. Если не больше.

– Действительно, – Леонид Львович пристально смотрел в спину удаляющейся Ренаты. – Кого-то она мне напоминает… Или, быть может, мы раньше где-то встречались…

– Как говорили ваши поэты начала столетия: «возможно всё, что можно представить»… – как-то уж слишком философски заметил Майкл.

– «И живо всё, что живо в чьей-то памяти», – вежливо завершил строку Ганич. – Вы слушали русских поэтов?

– Нет. Просто вспомнилось по случаю.

Снова помолчали. Хлебцы были чуть жестковаты, но достаточно вкусны.

– Я, конечно, понимаю, что из-за Ординатора в том нет необходимости, но всё же жаль, что перед погружением нас не знакомят друг с другом… – заметил в никуда Леонид Львович. На безволосой голове, при отсутствии даже ресниц, густые чёрные брови его казались нарисованными огарком из костра.

– Может и так, – Майкл многозначительно пожал плечами. – Мне стоило бы вообще демонстрировать одну сплошную радость, ведь меня допустили в святая святых – в ЦУП. А имена начальников я и не старался запоминать. Я их лиц-то не помню, не то что имён.

– Лица у них важные, – заверил Ганич Майкла будто старого друга. – Они там воображают, что раскрывают тайны бытия…

– Одно меня оскорбляет, – дожевав кусочек пищи и додумав мысль, заключил американец. – Недоверие.

– Вы имеете в виду Ординатор? Что вам его не внесли?

– И его тоже. Можно подумать, я бы его с собой унёс… Обратно в кровожадную Америку.

– Ну, скажу я вам, вы не так много теряете, – Леонид Львович отпил солоноватой воды. – Это как узкоспециальный справочник, который постоянно под рукой, и не более. Часто натыкаешься на фразу «нет информации» в то время, как она от тебя, наверняка, попросту скрыта. Есть определённые положительные аспекты, в остальном же – нелепая попытка переложить часть ответственности на кого-то ещё.

– То есть?..

– А что тут непонятного?.. Правду преподнесут на блюде, сила воли – рудимент. Всегда есть ощущение присутствия внутри кого-то, или как в этом случае – чего-то, несоизмеримо большего, чем ты сам… Ординатор – это заменитель Бога из головы женщины.