Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита - Страница 28

– Значит, ей… следует помочь, – помягче сформулировал командир. Он уже не раз пожалел, что принял решение открыть капсулу. Расщепило бы бедолагу, да дело с концом. Так бы хоть не мучилась. Но сделать он этого не мог, ведь все тогда думали, что внутри Ольга…

– Итак, – командир поднялся, следом поднялись все остальные. – Мой вам приказ: выход через час. Исполнять мои обязанности будет Тимофей Тимофеевич Буров. Будем надеяться, что нам повезёт, и мы так вот запросто натолкнёмся на следы колонистов.

***

Некоторое время спустя Буров вошёл в капсульный отсек. По словам горе-сторожей, Милош каким-то образом выбиралась из изолятора. Ещё на ходу он мысленно разложил по пунктам все возможные причины. И чем ближе он был к изолятору, тем быстрее таял список. Вскоре и вовсе остался одним-единственный пункт. Такая уверенность не имела ничего общего с легкомыслием, ведь речь шла о Бурове.

Буров – не ошибался.

У изолятора рука к руке стояли женщины, а к стенным нишам ник о чём-то усердно мыслящий Ганич. Рената держала перед собой глубокую тарелку, на дне которой несъедобно серела, отдавая жёлтым, разведённая солёной водой питательная мука. Даже повреждённая отказывалась есть это.

Буров внимательно оглядел Милош. Его взор был насквозь пронизан неприязнью, граничащей с презрением, будто в изоляторе находилась не девушка, а нечто хрюкающее, булькающее, но усердно старающееся придать себе облик человека.

– Советую сразу кормить её парентерально. Или на челноке нет таких смесей?

Вика повертела головой. Рената раскрыла было рот, но передумала. Она тоже смотрела на узницу с некоторой оторопью. У Бурову вдруг подошёл рассеянный Ганич, держа магнитные наручники. Умоляющий взгляд был очень красноречив.

– Нет, – прогудел Буров. – Я к ней не прикоснусь.

К просящему взгляду теолога тут же присоединились ещё два. Только у этих хоть как-то получалось потревожить стену, выстроенную как раз для этих целей – не пускать никого внутрь. Тимофей был глубоко убеждён, что эмпатия сгубила больше жизней, чем алкоголь и сигареты.

– Я надену на неё наручники, – произнёс Ганич. – Она мне как бы… доверяет. Нужно только подержать её…

Буров замялся. И, видимо, руководствуясь поговоркой про ковку и железо, Ганич лихо открыл изолятор. Войдя, он и в самом деле спокойно обошёл девушку, завёл ей руки за спину, и активировал наручники.

– Просто… она сильно брыкается… – оправдывалась Виктория.

Вошёл и Буров, грубо отодвинул Ганича и взял Милош за плечи. Соотношение толщины рук девушки и хвата кистей инженера оказалось таким, что средним пальцем он коснулся большого.

Рината и Вика, одна держа пищу, другая разжимая рот, принялись её кормить. Милослава хрипела, булькала и не думала глотать кашицу, та самотёком скатывалась в горло. Спустя дюжину ложек, когда казалось, что опасения были напрасны, Милош вдруг поперхнулась и её вырвало. Бурова вся эта процедура начинала раздражать.

Милош дали воды, но она и не думала пить – жидкость тут же оказалась на полу. Как и последующие ложки с пищей. Вскоре Милослава начала дёргаться, достаточно ощутимо даже для Бурова, да ещё и громко мычать, пуская слюну.

Терпение Истукана оглушительно взорвалось. Он с силой швырнул повреждённую вглубь изолятора, за себя, вытолкал сердобольных кормильцев и молча принялся осматривать панель управления переборкой изолятора, занимая собой весь проём. Они что-то говорили, он не слышал. Только когда убедился в исправности панели, обратил на них внимание.

– Как же так! Нужно же хотя бы наручники снять! – охал Ганич.

Буров посторонился и сложил руки на груди. Леонид Львович юркнул в изолятор и тут же вышел с наручниками.

– Переборку, – напомнил великан, и тот, кивнув, нажал на панели управления соответствующий сектор. Прозрачный шлюз негромко щёлкнул, закрываясь.

Никто и не заметил, как в отсеке появился Бёрд. Видимо, шёл на помощь дамам и богослову, но не успел и теперь видимо расстраивался. Эдакий паладин её величества.

– Неудачно? – зачем-то спросил он очевидную вещь.

Ответить ему не успели. Удар в переборку изолятора был настолько сильным, что вздрогнули все. Будто кто-то нечеловеческой силы швырнул бедолагу Милош в прозрачную преграду.

Повреждённая смотрела на них не так, как минуту назад. Вполне осмысленный взгляд перетекал с одного на другого, пока не дошёл до Майкла.

– Пришла в себя? – робко предположил Ганич.

Ответ ему дала сама узница. Она вдруг изобразила нечто, напоминающее лицевую гимнастику: она часто опускала нижнюю челюсть насколько это возможно, одновременно шевелила губами, бровями, ушами – словом всем, что вообще могло шевелиться на лице. И продолжала смотреть на Бёрда. Неотрывно.

Майкл вздрогнул и вытянулся, как по команде смирно. Казалось, он впал в транс: рот широко раскрыт, голова слегка набок, взгляд чуть исподлобья тускл. Гладкая кожа лица сделалась и вовсе похожей на пластмассу…

– Майкл?.. – коснулась его плеча Вика, но он не отреагировал.

Милош подняла руку. Оторвала взгляд от американца и уставилась на собственную ладонь, точно видела её впервые. Не заметить в глазах удивление, перемешанное с брезгливостью, было сложно. Секунды три девушка шевелила пальцами, потом поднесла к ладони другую руку, и с её помощью соединила указательный палец со средним, а мизинец с безымянным. Получившуюся мнимо трёхпалую ладонь она немедленно приложила к поверхности перегородки.

Всё это время лицо её находилось во власти безумного театра гримас. Но стоило Милош подобным образом сложить пальцы, как вдруг всё прекратилось. Напоследок она будто бы что-то сказала одними губами. Очень похожее на английское «save her».

И внезапно закатила глаза, без сознания рухнув на пол.

Бёрд, точно его держали до этого за горло, сорвался с места и выскочил в коридор. За ним последовала Виктория, а остальные ошарашенно уставились на мирно посапывающую повреждённую.

– Знаете, что самое интересное во всей этой ситуации? – таинственно улыбаясь, сверху вниз спросил Буров. Рената и Ганич, ещё не отошедшие от увиденного, с вниманием вслушавшихся в историю детей посмотрели на него. – А то, что технических неисправностей переборки изолятора нет.

– То есть, – Ганич сглотнул, – она каким-то образом…

– Её кто-то выпускал. Дважды, – Буров поставил точку, точно обрубил клинком логики потянувшиеся было щупальца мракобесия. И зашагал в арсенал. Ему было глубоко плевать на всё произошедшее. Впереди его ждала работа с «Осами».

Выяснилось, что Бёрд-то был не лыком шит. Или Виктория была лучшим в мире психологом. За миг до бегства американец выглядел более чем паршиво. Казалось, ещё чуть-чуть, и он сам рухнет в обморок – настолько сильное впечатление на него произвело безобидное гримасничанье повреждённой. Впрочем, остальные тоже отчего-то впечатлялись. Им, видимо, впервые приходилось наблюдать слившихся. Имена повреждённых ведь тоже вписывались в основание постамента «Слившиеся с космосом», что в стольном Новосибирске.

В арсенал Бёрд пришёл спустя не более получаса после бегства из капсульного. И сразу принялся помогать и советовать – дельно – Бурову в части настройки экзотел, внутри которых уже елозили, осматриваясь и устраиваясь, космопроходцы.

Саныч выглядывал на Бурова с видом человека, которого опустили в чан с чем-то весьма, весьма неприятным. Но своё мнение он держал при себе. Кого интересовало, что он не единожды стрелял в такую вот, только защитного цвета, броню, всем сердцем надеясь, что вместе с безжизненным углепластиком пулемётный калибр прошьёт ещё и чью-то тело?

Роман усердно делал вид, что происходящее его нисколько не трогает. Будто ему и раньше чуть ли не каждое утро приходилось влезать в настоящий шедевр инженерной мысли, чем, безусловно, являлась «Оса».

Роберт же с неподдельным интересом слушал пояснения Бёрда, разглядывал всё, что позволяла разглядеть его большая голова, уже зафиксированная пневмодержателями системы стабилизации. Особенно ему понравилась фраза Майкла: «много не думай». Но смеяться он перестал, когда стало ясно, что это не шутка.