Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита - Страница 30

– Увидел чего? – донёсся голос командира из динамиков.

– Да нет, – Роман засомневался, что вообще что-то слышал, как с теми гомонящими вдалеке «обезьянами». – Почудилось скорее…

***

Они ещё только спустились вниз и прошли каких-то пятьдесят метров, а Роберт уже изнемогал. Нет, не от усталости. Внутри экзотела не устаёшь. Его буквально убивало собственное слюноотделение. Но ничего не поделаешь – индивидуальная реакция организма на дыхание восстановленным кислородом. Не спорить же ему с командиром, отнекиваясь от выхода на поверхность? Глупо, при условии, что он всеми силами скрывал свою аллергию. Тем более, что проявляется она только при дыхании внутри скафандров или противогазов того же устройства.

«Китайский воздух», он же «линьфэньская» таблетка, был изобретён две тысячи двадцать первом, когда проблема загрязнения воздуха в КНР вздулась до масштабов национального бедствия, а самым загрязнённым городом планеты несколько лет подряд называли китайский Линьфэнь.

На тот момент молодой совсем Ли Сяолун изобрёл способ так называемой «сушки» кислорода, превращения газа в прессованный брикет. Нечто подобное уже существовало, но уникальность именно его разработки заключалась в простейшем способе превращения твёрдого вещества обратно в животворящий газ. И способ этот гениально замыкался на самом процессе дыхания человека. Люди вкладывали маленькие таблетки в респираторы, а выдыхаемый ими углекислый газ катализировал процесс сублимации кислорода.

«Китайский воздух» использовался повсеместно вот уже более четверти века. Исключением не стало и космоходство: успешно применяемый скафандр «Сапфир» за авторством украинского КБ «Ан» также оснащался старыми добрыми системами сублимации кислорода. Как и челноки.

Песчаное поле преодолели без происшествий. Только оказавшись на опушке местного леса, космопроходцы поняли, насколько же всё-таки иронично название планеты. Они входили в беспросветную тень, бросаемую на вездесущий песок монолитом крон.

– Вот тебе и Ясная… – усмехнулся Роман, следом за остальными включая подствольный фонарь. Тут же зажглись осветители и на экзотелах. Показатель температуры на панели перед лицом с плюс пятидесяти по Цельсию рухнул до отметки «плюс пятнадцать». Влажность подскочила с одного десятка и упёрлась в показатель «восемьдесят процентов».

Контраст открытого пространства и всего, что укрывалось в тени гигантских деревьев, был настолько разительным, что кое-кто даже оборачивался, проверяя – а не галлюцинации ли всё это? Но позади слепил белый песок, виднелся приземистый взгорок, а на его вершине разлапистый челнок, издалека напоминавший не то гигантского краба, не то ещё кого членистоногого.

Впереди проступал совершенно иной мир. Складывалось впечатление, что воздух здесь настолько густ, что его можно черпать. Всё из-за эфемерного тумана, который как бы был, безусловно, но в то же время его и не было вовсе... Ощущение нереальности множил тот самый гомон «обезьян», то и дело становившийся похожим на смех. Ни разу ещё не было, чтобы люди прислушались, и он не пропал сию же секунду.

Всюду белел песок и произрастали чешуйчатые стволы-мачты без единой ветки до самых крон, где иной раз виднелись редкие лианы: исключительно от одного дерева строго к другому.

Заинтересовавшись, Роберт принялся усердно раскапывать ногой песок у основания одного из гигантов. Тот хоть и поддавался легко, но тут же ссыпался обратно. Максимум, который одолел Роберт – около тридцати сантиметров. Но и на этой отметке виднелся только ствол, никаких корней.

Разведчики отдалились от челнока на пятьсот метров, когда Саныч дважды стукнул Романа по броне, а тот задержал шагнувшего было дальше Роберта. Поднятый вверх кулак обозначал: «внимание!».

Без движения группа простояла не менее минуты.

– Да что за… – прислушиваясь, командир по привычке вертел головой. – Ничего не понимаю…

– Ты про обезьян?

– Ты тоже их слышал?! – отчего-то безмерно удивился командир.

– Ну да. А что?

– Нет-нет… Ничего… – рассеяно пробормотал тот. Постоял ещё немного. И дал команду продолжить путь.

Чем больше разведчики углублялись в лес – джунглями назвать это язык не поворачивался, скорее уж инопланетным бором – тем ниже падала температура и всё больше возрастала влажность. Но вскоре показатели внешней среды замерли на одних отметках: «плюс девять по Цельсию» и «девяносто процентов».

Зато окружающий вид менялся беспрестанно. Появились целые сплетения тех лиан, что ближе к опушке виднелись только под самой кроной. Тут, во мраке, куда за редким исключением не пробивались лучи местного светила, они чувствовали себя вольготно. Можно было заметить как молодые, так и старые. Людям они не мешали, хоть и висели относительно невысоко, в двух с половиной метрах от поверхности, над самыми головами экзотел.

Внезапно группа остановилась снова. Но теперь причина была более очевидной - космопроходцы наставили на неё оружие.

По одному из гигантских деревьев медленно поднималось нечто бледное, почти просвечивающееся. Плоское тело формой напоминало земного клеща, да и направленные вперёд лапы, которыми существо цеплялось за чешуйки, выглядели один в один как членистые конечности кровососа. Но местный клещ, помимо весьма внушительных размеров – на глаз метр на метр двадцать – отличался двумя длинными подвижными отростками спереди, которыми он постоянно прощупывал поверхность перед собой. И он вообще никак не реагировал на свет от трёх направленных на него фонарей.

– Жуткий, – высказался Роберт.

– Ты на Хиц-2 был? – держа на прицеле поднимающуюся по стволу тварь, спросил Роман.

– Нет.

– Тогда – да. Жуткий.

Существо нащупало молодую лиану, остановилось и вдруг принялось её заторможенно, но нещадно крошить. Вниз полетели крупные синеватые ошмётки. Клещу понадобилось минуты две, чтобы полностью оторвать лиану от дерева и наползти на место, откуда та произрастала. Люди успели заметить внутри образовавшейся «раны» нечто фосфоресцирующее. Клещ погрузил туда передние «щупальца», крепче ухватился за чешуйки и замер.

– Кровососы везде одинаковые…

Глубокомысленная фраза Романа увенчала наблюдение за аборигеном, и группа двинулась дальше. Чуть позже встретились ещё два таких же. Один полз прямо по песку и в корне игнорировал присутствие около себя нагромождения чужеродного композитного материала с пришельцами внутри. А второй уже вовсю питался чем-то из глубины дерева.

Вскоре разведчики наткнулись на странную находку. Это опять был клещ. Почти.

– Что это? – Саныч коснулся существа винтовкой.

– На бумагу похоже вроде… – подсвечивая фонарём, Роман внимательно разглядывал серый кокон, формой копировавший тех самых клещей. Он лежал прямо на песке, кверху брюхом.

– Может, они так размножаются? – предположил командир. – Ну, или окукливаются.

Роберт смело взялся за одну из ходовых лап. Надавил, послышался хруст.

– Как гипс, – констатировал он, бросая остатки на песок. – Твёрдое. Но хрупкое.

При свете фонаря было хорошо видно, что лапа полая. Тогда Роберт ткнул в центр брюха, и по лесу снова разлетелся смачный хруст. Внутри кокон-клещ был пустым.

– Видимо, уже размножился, – хмыкнул Роман.

Перемены в данных по внешней среде предвещали прогалину: температура опять ползла вверх, а влажность снижалась. Становилось светлее. Косвенно подтвердилась и теория нелюбви клещей к свету – больше ни один абориген им не встретился. А на краю леса снова послышался обезьяний не то гомон, не то смех.

– Мне одному это кажется странным? – выйдя на открытое пространство, залитое ослепительным светом, Саныч опустил оружие.

Перед ними предстал вид – копия того, что они оставили за спиной, входя под кроны местных гигантов. Белое поле песка, взгорок, а на вершине – челнок.

Разница, конечно, была. Система стабилизации челнока то ли не сработала, то ли не хватило её ресурса: крен вбок был очевиден. Не предвещая ничего доброго, по проёму внешней переборки чернел кант, а сама переборка была открыта.