Спаси себя - Кастен Мона - Страница 5

Я думала, что Джеймс спит… но глаза его были открыты.

Глаза Джеймса – обычно такие выразительные – выглядели безжизненными. Лицо было совершенно пустым.

Я шагнула к нему. Он не отреагировал, не подал даже знака, что заметил мое присутствие. Его взгляд был устремлен сквозь меня. Зрачки неестественно расширились, а в воздухе стоял резкий запах спиртного. Я невольно вспомнила вечер среды, но немедленно отогнала эти мысли. Я здесь не затем, чтобы раздумывать о задетых чувствах. Я здесь потому, что Джеймс потерял маму. Никто не должен переживать такое в одиночестве. А уж тем более человек, который, несмотря ни на что, мне так важен.

Недолго думая, я преодолела последнюю дистанцию, разделявшую нас, и аккуратно села на край кровати.

– Привет, Джеймс, – прошептала я.

Он вздрогнул, как будто, уже провалившись в сон, болезненно очнулся. И повернул голову ко мне. Под глазами у него были темные круги, волосы грязными прядями падали на лоб. Сухие губы местами потрескались. Вид у него был такой, будто несколько дней он пил только алкоголь.

Когда Джеймс поцеловал Элейн, я прокляла его. Я хотела, чтобы кто-нибудь однажды причинил ему такую же боль, какую он причинил мне. Мое измученное сердце жаждало мести. Но сломленный вид Джеймса не приносил никакого утешения. Совсем наоборот. Казалось, его боль перешла на меня и затягивала в свою пучину. Мной овладело отчаяние, ведь я не знала, как ему помочь. Все слова, что приходили в голову, казались такими пустыми.

Я бережно убрала золотистые пряди волос со лба Джеймса. И нежно провела кончиками пальцев по его щекам и положила ладонь на холодное лицо. Я словно держала в руках что-то невероятно хрупкое.

Я собралась с силами, наклонилась к нему и прижалась губами к его лбу.

Джеймс перестал дышать.

Мы застыли в таком положении на какое-то время, не решаясь пошевелиться.

Потом я снова села, отняв ладонь от его лица.

В следующую секунду Джеймс вдруг обхватил мои бедра. Вцепившись в кожу пальцами, он весь подался вперед. Меня так испугал этот внезапный порыв, что я застыла. Джеймс зарылся лицом в мое плечо. Его тело содрогалось от всхлипов.

Я крепко обняла Джеймса. В эту секунду я ничего не могла сказать. Я не могла полностью сопереживать ему и не хотела притворяться, будто могу это сделать. Как я могу знать, что чувствует Джеймс?

Единственное, что я могла в этот момент – это просто быть рядом. Я могла гладить его по спине и плакать вместе с ним. Я могла дать понять, что он не один перед лицом беды, и неважно, что между нами произошло.

И когда Джеймс плакал в моих объятиях, я осознала, как ошибалась.

Я думала, после того, что он сделал, смогу вычеркнуть его из своей жизни. Я надеялась как можно скорее выкинуть Джеймса из головы. Но теперь забыть его не удастся.

Джеймс

Стены кружатся. Я не различаю, где верх и где низ, только чувствую руки Руби, которые хоть немного удерживают меня в реальности. Она сидит на кровати, прислонившись спиной к изголовью, а я бессильно приник к ней. Крепко обняв меня, она нежно гладит мои волосы. Я весь сосредоточился на тепле ее тела, ровном дыхании и прикосновениях.

Понятия не имею, сколько дней прошло. При попытке вспомнить хоть что-нибудь в голове возникает лишь туман. Густой серый туман и две мысли, которые вновь и вновь пробиваются наружу в короткие моменты ясности.

Первая: мама умерла.

Вторая: я целовал другую девушку на глазах у Руби.

Неважно, сколько я тогда выпил или что принимал, – выражение лица Руби в тот момент я никогда не забуду. Она не могла поверить глазам и была просто в шоке. Как будто я разрушил весь ее мир.

Я сильнее уткнулся лицом в живот Руби. С одной стороны, я боялся, что она в любой момент может встать и уйти. С другой – чувствовал, что слезы могут в любой момент вернуться. Правда, не случилось ни того ни другого. Руби не ушла, а во мне, по всей видимости, больше не осталось слез.

Кажется, во мне не осталось вообще ничего. Возможно, моя душа умерла вместе с матерью. Иначе как бы я мог причинить Руби такую боль?

Как я причинил Руби такую боль?

Что со мной не так?

Что, черт возьми, со мной не так?

– Джеймс, ты дыши, пожалуйста, – вдруг прошептала Руби.

Только тогда я осознал, что и впрямь перестал дышать. Как давно – точно не знаю.

Я набрал в легкие побольше воздуха и медленно выдохнул. Уже не так тяжело.

– Что это со мной? – прошептать эти слова было так трудно, мне показалось даже, будто я их прорычал.

– Ты скорбишь, – так же тихо ответила она.

– Но почему?

Только что я еле дышал – а теперь мое дыхание участилось. Я рывком поднялся с кровати. Грудь у меня болела, как и все конечности, как будто я слишком много тренировался. При этом последние несколько дней я не делал ничего, кроме того, что отгонял от себя мысли о том, в какой ад катится моя жизнь.

– Что почему? – Взгляд у нее такой теплый, и как ей только удается смотреть на меня так?

– Я не понимаю, почему скорблю. Я не особо любил маму.

Еще не успев договорить это, я обомлел. Как только язык повернулся такое сказать?

Руби взяла мою руку и крепко ее сжала:

– Ты потерял маму. Ты разбит, так бывает, когда умирает близкий человек.

В голосе Руби не осталось той твердой уверенности и убежденности, какие были ей свойственны. Думаю, бедняжка и сама не знала, как вести себя в такой ситуации. То, что она здесь и, несмотря ни на что, пытается меня поддержать, казалось мне сном.

Возможно, это он и есть.

– Что произошло? – вдруг прошептала она, осторожно подняв мою правую руку.

Я проследил за ее взглядом. Разбитые костяшки все еще перепачканы кровью, а кожа вокруг в ссадинах и синяках.

Или все-таки это не сон. А если и да, то сон очень реалистичный.

– Я ударил отца. – Эти слова слетели с губ спокойно. Я не почувствовал ничего, когда произносил их. И это тоже подтверждало, что со мной что-то не так. В конце концов, любой мало-мальски нормальный человек знает, что нельзя поднимать руку на родителей. Но в тот момент, когда отец сообщил нам с Лидией о маминой смерти – так холодно, – в тот момент я просто не мог поступить иначе.

Руби поднесла мою руку к губам и поцеловала. От этого ее прикосновения стало так хорошо. Все в этом жесте было таким искренним.

Родители с детства внушили мне, что я не должен показывать истинных чувств. Люди могут использовать это против тебя. Как только ты выдашь свои слабости, станешь уязвимым – непозволительная роскошь для управляющего большим предприятием. Но они не подготовили меня к такой ситуации. Что делать, когда теряешь маму в восемнадцать лет? Единственный ответ: пытаться вытеснить горькую правду с помощью алкоголя и наркотиков, делая вид, будто ничего не произошло.

Но теперь, когда Руби рядом, я не уверен, что смогу и дальше следовать этому плану. Я стал разглядывать ее лицо, растрепанные волосы, шею. Я все еще помню, каково это – приникать губами к нежной коже ее шеи. Как потрясающе было обнимать Руби.

Сейчас она выглядит такой же подавленной, каким я себя чувствую. Не знаю, думает ли она при этом о моей маме или о том, как сильно я ее обидел.

Но одно я знаю наверняка: Руби не заслужила такого скотского отношения. Она всегда поддерживала меня. Не надо было мне позволять Элейн поцелуя – а все ради того, чтобы доказать окружающим, что я бесчувственный подонок, которого ничем не пронять, даже смертью матери.

Оттолкнуть от себя Руби таким образом было подло. Это самая большая ошибка, какую я когда-либо совершал.

– Прости меня, – тихо сказал я. – Я сожалею, что так поступил.

Все тело Руби напряглось. Несколько минут она не шевелилась.

– Руби…

Она отрицательно помотала головой:

– Нет. Я здесь не поэтому.

– Я понимаю, какую ошибку сделал, я…

– Джеймс, хватит, – настойчиво прошептала она.