Портрет (СИ) - Плен Александра - Страница 16

Были еще странные намеки от мужчин, которые ставили в тупик. Нет, не на работе. Фотографы были корректны и вежливы, кроме обычных двусмысленных шуточек ничего не позволяли. На показах. Часто ко мне подходили хорошо одетые представители сильного пола, молодые и не очень. Приглашали куда-то, пафосно одаривали всем, что было на мне надето (даже если на шее сверкало бриллиантовое ожерелье, а волосы венчала тиара), требовали адрес, телефон или еще что. Злились, даже ругались. Я непонимающе хлопала глазами, молчала и ждала, пока подоспеет Мартин. Она всегда спасала. Самой избитой была фраза — Лауре нет еще шестнадцати. Почти все кавалеры резко охладевали после этих слов.

Но однажды Мартин не смогла пойти. Она заболела простудой. Выставка должна была проходить в одном из бутиков в центре Барселоны. Я и еще три девушки приехали демонстрировать новую коллекцию ожерелий в индийском стиле. Покупателей было немного — билеты распространялись только среди членов клуба. После второго переодевания ко мне подошел мужчина. Немолодой, но и не старый. С цепким, холодным взглядом самоуверенного человека.

— После показа ты поедешь со мной, — решительно заявил он. Я опешила от подобной наглости.

— Не понимаю о чем Вы, — произнесла я избитую фразу и продефилировала мимо.

— Набиваешь себе цену? — мужчина схватил меня за локоть и развернул к себе лицом.

Я молча уставилась в ледяные зеленые глаза. «Ничего страшного», — мысленно успокоила себя я. В зале тьма народу, на улице дежурит Альберто.

— Детка, — усмехнулся мужчина, — я могу купить все в этом зале. И сам зал в том числе. Да и дом Картье, если на то пошло.

Я по-прежнему непонимающе смотрела ему в лицо. На нас стали оборачиваться люди. Мужчина резко оттолкнул мою руку. Я сдержала порыв посмотреть, не остались ли синяки.

— Ты или полная дурочка или слишком умна, — наконец произнес он сквозь зубы.

— Мне нет еще шестнадцати, — произнесла я тихо любимую отговорку Мартин.

А вдруг прокатит?

— Врешь, — спокойно ответил мужчина.

Вру, конечно, но вряд ли он догадается о моем истинном возрасте. Мартин всегда мне говорила, что по моему лицу никто не сможет его определить. Мне могло быть как пятнадцать, так и тридцать. Смотря, о чем я думаю. Впервые за наш разговор у мужчины дернулись краешки губ, словно он собирался улыбнуться, но сдержался.

— Тогда я подожду, — поняв, что напирать бесполезно, мужчина пожал плечами, — и найду тебя позже. Когда ты передумаешь, — он немного помолчал и добавил, усмехнувшись. — Я могу быть щедрым, очень щедрым.

Я по-прежнему молчала.

— Меня зовут Франциск Лоран. Запомни, девочка.

— Очень приятно, — произнесла я и улыбнулась.

Мужчина напряженно смотрел мне в глаза. Потом, словно очнувшись ото сна, тряхнул головой и отошел в сторону. Я медленно пошла вперед, как ни в чем небывало. Внутри почему-то было легко и радостно. Оказывается, я тоже могу осаживать настойчивых кавалеров. Вот Мартин обрадуется. Я уже не тот хилый цветочек, что была раньше. Я могу за себя постоять. Молчание — мое оружие. Мужчины его не выносят.

Ко мне подошла Натали, девушка из Эскрибы.

— Это был Лоран? — прошептала она восхищенно. — Что он хотел?

Я пожала плечами.

— Посмотреть поближе ожерелье махараджи, — ответила я непринужденно.

Натали недоуменно уставилась на мою шею. На ней переливались всеми цветами радуги роскошные рубины и бриллианты.

— Я слышала, что он очень богат и щедр, — вздохнула она, закатив глаза, — что все его любовницы купаются в роскоши. Вот бы он обратил на меня внимание.

— Так пройдись мимо него. Вдруг обратит, — посоветовала я.

Натали направилась охотиться, а я переодеваться в третий раз. Последний на сегодня.

Постепенно жизнь вошла в свою колею. Съемки, показы, магазины, кафе, дом. Я уже сама могла заказывать такси и оплачивать обед в ресторане. Включать компьютер и заходить в интернет.

После того, как я определила свой возраст, раскопав данные по солнечным затмениям, я задалась целью найти корни. А так как ни родителей, ни родственников у меня не было, то единственными близкими людьми были Создатель и Лаура. Я была точной ее копией, ее продолжением. Можно сказать, дочерью. И хотела бы больше узнать о своей прародительнице.

В один из выходных я решила посетить замок Пуэрто в Таррагоне. Я помнила, что Лаура де Монтиньонес вышла замуж за дона Пуэрто. Каково было мое удивление, когда я обнаружила в интернете, что замок еще стоит и даже открыт для посещений туристов, а я нахожусь всего в часе езды от него.

Теперешние хозяева замка жили на Майорке, но к ним я не имела никакого отношения и не хотела их видеть. Моя Лаура не оставила после себя наследников, кроме меня. Она умерла бездетной.

— Есть ли портрет Лауры де Монтиньонес, жены дона Родригеса Пуэрто? — поинтересовалась я у работника замка.

Он провел меня вглубь и в длинном ряду династических портретов указал на небольшое полотно светловолосой девушки. Я поблагодарила и принялась пристально рассматривать свою древнюю родственницу.

Эта нарисованная Лаура была совершенно не похожа на себя. Точный портрет эпохи Ренессанса. Туго стянутые волосы, покрытые сеткой. Пышное иезуитское платье, делающее грудь плоской, а талию неправдоподобно узкой. Она сидела в кресле, обвешенная драгоценностями, словно проглотила шомпол. Плечи из-за огромных рукавов, казалось, росли прямо из ушей. Тонкие дугообразные брови, сжатые в узкую полоску губы. Нет, это не моя Лаура. Нечего бояться.

— Как она умерла? — спросила я у служащего, ожидающего меня у входа в галерею.

— Родригес Пуэрто умер в пятьдесят пять, — ответил он, — Лауре на тот момент было всего двадцать один. Она ушла в монастырь и жила там до конца жизни. Умерла вроде от чахотки в тридцать с небольшим. Точно не знаю.

Я поблагодарила и села в такси. Грустный конец грустной жизни. Я ехала домой, и слезы наворачивались на глаза. Прекрасная юная девушка, с сияющим взглядом и нежной улыбкой на лице. Такой я запомнила ее навсегда. Такой она была, когда входила в комнату к Создателю. Возможно, они были бы счастливы вместе. Возможно, у них родились бы дети. Возможно, художник написал бы еще много шедевров и умер в старости, окруженный почитателями, внуками и учениками. А, возможно, и нет. Где та грань между долгом и велением сердца? Между дочерней преданностью и страстью? Между безрассудством и трусостью? Я и сейчас не знаю ответа на этот вопрос, хоть прожила неизмеримо больше, чем она.

Еще в замке Пуэрто у меня разболелась голова. Я отнесла это к тягостным воспоминаниям и расстроенным чувствам. Но все оказалось гораздо хуже.

Первое серьезное событие произошло во время полета в Мадрид. В столице Испании проходила выставка дома «Картье», и несколько топ моделей «Эскрибы» должны были показывать украшения вживую. Меня и еще двух девушек пригласили из Барселоны. Вскоре, после того, как мы взлетели, мне неожиданно стало плохо. Закружилась голова, затошнило, лоб покрыл холодный пот.

— Тебя всегда тошнит в самолете? — шепотом поинтересовалась Мартин, поддерживая, провожая в туалет.

— Не знаю, — так же шепотом ответила я, — не помню.

На самом деле я впервые летала в своей жизни и не знала, тошнит меня от этого или от чего-то другого.

Все два дня, пока мы работали в Мадриде, меня выворачивало наизнанку. Я с трудом могла стоять на ногах, говорить, двигаться. Наглотавшись таблеток, которые дал доктор, и, сжав волю в кулак, я демонстрировала украшения, медленно и степенно прохаживаясь среди гостей. Все восхищались моим холодным неприступным видом. А я просто держалась из последних сил. Потом в газетах писали, как прекрасно моя бледная перламутровая кожа оттеняла сапфиры и рубины. Называли меня ледяной принцессой с волшебной неземной красотой, а я попросту два дня ничего не ела и не пила, кроме лекарств.

В Барселоне стало лучше. Только мы сели в аэропорту, все болезненные ощущения как рукой сняло. Я и Мартин терялись в догадках, что это было. Страх полета или что-то другое? В итоге мы решили передвигаться по стране на поезде или автомобиле. Но и это не помогло.