Портрет (СИ) - Плен Александра - Страница 22
- Предыдущая
- 22/46
- Следующая
Если агентство и было возмущено, что я самовольно переехала в Париж, я об этом не узнала. Переговоры вела Мартин, а мне сказала, что все в порядке. Вскоре продолжились съемки. Французский язык я знала и быстро впряглась в работу, которая ничем не отличалась от той, что я делала в Испании. Бесконечные фотосессии, дефиле, эффектные позы, невозмутимый вид. Пить много воды и спать по восемь часов. Не участвовать в скандалах и держать язык за зубами с папарацци.
Все было как прежде, но чувство беспокойства не покидало ни на секунду. А что, если бы Джордж улетел не в Париж, а куда-либо дальше? Что, если бы я не успела сесть на самолет? Умерла бы я или нет? Между Барселоной и Парижем тысяча километров. У меня образовался новый максимум. Красивая круглая цифра, почти убившая меня.
Через некоторое время я позвонила Альберто. Предложила ему повысить зарплату и снять квартиру в Париже, если он переедет ко мне. Хотя бы на ближайшие месяцы. Я не знала, сколько мне предстоит жить во Франции, год или всю жизнь. Но лучше бы рядом были друзья, к которым я могла бы обратиться за помощью. После событий в Барселоне, когда мне пришлось спешно покидать Испанию, я стала постоянно носить документы с собой. А так же деньги и блокнот с важными записями.
Альберто на мое предложение ответил согласием. Он приехал на нашем форде через пару дней вместе с женой, сказав, что супруга давно хотела пожить в городе всех влюбленных.
Я стала новым лицом Картье. Эскриба предложила перезаключить контракт, но Мартин отсоветовала подписывать продление. Даже за пять миллионов евро в год. Если честно, я в этом ничего не понимала и во всем слушалась подругу. Мне еще стольким вещам нужно было учиться. До тонкостей переговоров с агентствами не скоро дойду. Я по-прежнему два часа в день посвящала чтению и письму. Час — женским журналам и моде. Час — интернету. Выходные — хождению по магазинам и наблюдениям за людьми. Их привычками, повадками, эмоциями. Особенно меня интересовали дети. Наверное, потому что я сама была как ребенок. И фразы родителей: «Не бегай по эскалатору», «Не трогай стекло витрины», «Держи носовой платок под рукой» касались и меня тоже.
Еще одним кладезем информации был Альберто. Единственный мужчина в моем окружении. Я спрашивала, как он познакомился со своей женой, сколько они прожили вместе. Как часто ссорились, и поднимал ли он когда-нибудь на нее руку (подобные вещи я частенько видела раньше, в домах, где я висела). Интересовалась, хотят ли мужчины детей и как относятся к изменам. И много всего прочего. Иногда он добродушно отвечал, смеялся и дурачился, иногда хмуро ронял что-то нелицеприятное, и я понимала, что вопрос был из серии запретных.
По моей просьбе Альберто рассказал о своей бурной молодости, и я узнала, что он был не в ладах с законом. Работал у одного мафиози телохранителем, участвовал в подпольных боях. Несколько раз его забирали в полицию. Но удавалось не загреметь в тюрьму. А потом он познакомился с Марией, своей женой, и смог изменить жизнь.
— А воровать плохо? — однажды поинтересовалась я, когда мы ехали со съемок.
Альберто задумался.
— Смотря что и для чего, — ответил он осторожно, — я бы сказал тебе, что воровать плохо и противозаконно, если бы сам ни разу не воровал в своей жизни. Но я это делал. Иногда из-за любопытства, иногда по острой необходимости, иногда по указке босса.
Я задумалась.
— Мне эта вещь очень-очень нужна, — в конце концов, произнесла я тихо, — если я скажу, что мне без нее не жить, это перевесит моральную дилемму? Искупит вину за воровство?
— Твоя жизнь на одной чаше весов, а на другой… Что? — осторожно спросил Альберто и на секунду обернулся, бросив на меня проницательный взгляд из-под бровей.
Я смотрела на его широкие плечи, массивную шею, крепкие мускулистые руки с толстыми узловатыми пальцами, лежащие на руле. Если я сейчас доверюсь этому человеку, то назад дороги не будет. Пусть Альберто выглядел как бандит с большой дороги, преступником он не был. У него были добрые глаза и открытое сердце. Что же до меня? Жизнь дороже угрызений совести.
— Я могу рассчитывать, что о нашем разговоре никто не узнает? — произнесла тихо.
Альберто понятливо завернул на стоянку бизнес-центра и остановил машину. Обернувшись, выжидающе уставился мне в лицо.
— Мне нужно ограбить квартиру одного человека, — произнесла я угрюмо, — если знаете, кто может помочь, скажите. Деньги не проблема. Я не хочу вас втягивать в это дело, но больше мне не к кому обратиться.
Лицо Альберто ошеломленно застыло.
— Что вы хотите украсть?
— Ничего ценного, — быстро отреагировала я, — пустое полотно и рамку от картины.
— Спрашивать, зачем вам это, думаю, бессмысленно? — криво улыбнулся он.
— Это из той серии, из которой была моя ночная поездка в Париж, — внимательно смотря ему в глаза, ответила я и добавила через некоторое время. — Эта рамка не представляет никакой ценности для хозяина, но очень дорога для меня лично. Мистер Олдридж отказывается продавать ее. То ли из-за упрямства, то ли из вредности. Я предлагала полмиллиона евро. Он отказался.
Альберто молчал. Я обеспокоенно ерзала на заднем сидении. Было темно и тихо. Пахло кожей, лавандой и немного сигаретами (Альберто курил, не в машине, но хранил сигареты в бардачке). Мне нравились эти запахи. На самом деле, мне нравилось почти все, что пахло, звучало и имело вкус, текстуру, объем. Даже выхлопные газы автомобиля. Даже скользкая черная грязь на берегу Сены.
— Если вы меня научите вскрывать замок или… — начала неуверенно я.
— Ладно, — Альберто, казалось, смирился с судьбой. — Адрес квартиры?
— Пока не знаю, но смогу узнать, — я облегченно выдохнула.
Худшее позади. Он согласился. Если бы мне дали отворот-поворот, я бы не знала что делать.
— Тогда чем скорее мы это сделаем, тем лучше. Не хочу снова видеть вас в подобном состоянии, — бросил Альберто и завел двигатель. Машина тронулась.
Предстояло узнать, где в Париже живет писатель Джордж Олдридж. Я надеялась, что сложности не возникнут. Он, как мне говорили, публичная личность. Его фото и краткая биография есть в интернете и на обложке в каждом романе.
Начала я с того, что купила последнюю его книгу в одном из книжных магазинов Парижа. Улыбаясь консультанту, легко выудила и имя издателя, и адрес, и телефон. Наука была несложной. Ее я постигла, наблюдая за поведением своих коллег по цеху. Девушки флиртовали и кокетничали, словно умели это делать с колыбели. Мне же приходилось долго и усердно учиться. Абсолютно всему. То, что другие осваивали в детстве, юности, мне доводилось постигать сейчас. Я не умела краситься, терялась, когда слышала непонятные шутки про Золушку или Спящую красавицу, путала Тома с Джерри, не понимала разницы между каскадом и каре, лабутенами и шпильками.
Меня называли странной, не общительной, угрюмой и скучной. А я просто боялась попасть впросак. Даже когда приехал Ричард, внук Анны и Джона Симпсонов, я оттолкнула его своей холодностью. Это случилось на следующий день после моей второй поездки в Мадрид. Тогда я уже догадалась, что привязана к картине, и настроение было паршивым. Весь день кружилась голова, немного подташнивало, я с трудом выдержала обычную фотосессию. А вечером позвонила Анна и радостным голосом пригласила в гости. К ним из Америки приехал любимый внук.
Я не знала, как извернуться. Я чувствовала неоценимую благодарность к Симпсонам, но ехать не хотела. Как же не вовремя! Почему они позвонили именно сегодня? Охватили бессилие, растерянность, а потом и стыд за недостойные мысли. Но я еще не умела врать, поэтому пришлось заказывать такси, покупать круассаны и цеплять на лицо улыбку.
Ричард не умолкал ни на секунду, одновременно успевая болтать об университете, экзаменах и пожирать меня глазами. Даже как-то неудобно стало. «Конечно, я уже не та бледная поцарапанная девушка в простеньком хлопковом сарафане. Теперь я одета в дизайнерский костюм, мои туфли стоят тысячу евро, а над прической два часа трудилась команда стилистов», — мелькнула недостойная вздорная мыслишка. Я одернула себя за гадкое предположение и продолжала вымучено улыбаться на комплименты.
- Предыдущая
- 22/46
- Следующая