Выбери любимый жанр

Еврей Петра Великого (Роман) - Маркиш Давид Перецович - Страница 1


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

1

Давид Маркиш

ЕВРЕЙ ПЕТРА ВЕЛИКОГО,

Или Хроника из жизни прохожих людей

(1689–1738)

Роман

Еврей Петра Великого<br />(Роман) - i_001.jpg

Еврей Петра Великого<br />(Роман) - i_002.jpg

ТЕМНЫЕ ПЯТНА НА СВЕТЛОМ ФОНЕ

Блистательная эпоха Великого Петра изобилует темными местами. Первый и, возможно, самый основной вопрос, самое непроясненное место: что подвигло Петра взяться за реформы, подобных которым благолепная Русь не видела даже в самых дурных снах? Что послужило не причиной тому, а поводом? Да и был ли повод?

Думаю, был.

Всеобъемлющим итогом Петровских реформ должна была стать европеизация России. Мой друг Олжас Сулейменов в «Аз и Я» проникновенно и убедительно обрисовал те затяжные периоды, когда Древняя Русь «равнялась» на Великую Степь. Но это подравнивание не привело к расцвету нации, а Чингисханово нашествие разрушило и сожгло наработанные связи с восточными соседями. Между тем Западная Европа, счастливым образом избежавшая знакомства с грубыми монголами, демонстрировала технический и культурный прогресс. Москва с недоверием на это поглядывала: «Нам такого не надо…»

При Петре выяснилось, что — надо.

Руку к этому категорическому «надо» приложил, как мне кажется, веселый человек — женевец Франсуа Лефорт. Потомки этого весельчака, мирно проживающие и поныне в городе Женева, задали мне при встрече лобовой вопрос: «А знаете ли вы, что наш предок Франсуа был авантюрист?» И разъяснили: «Он согласился принять от вашего царя звание адмирала — а сам на море никогда не бывал, только на берегу нашего женевского озера Леман… Так поступить мог только авантюрист». Так вот, этот Лефорт привел молодого царя на Кукуй — в Немецкую слободу, носящую сегодня название Лефортово (кстати, женевские потомки вынашивают идею подать в суд на Московское правительство и добиваться переименования — их не устраивает, что имя их предка-авантюриста ассоциируется с печально знаменитой тюрьмой). Там, на Кукуе, на европейском островке в российском дремучем океане, проживала в аккуратном чистом домике (герань на окнах, клетчатая скатерочка на столе — все как после «евроремонта») свободная девица Анна Монс. Петру понравилась Слобода, особенно ему понравилась девица, носившая, как выяснилось в ходе визита, белые панталоны с кружавчиками — предмет туалета, вовсе неведомый русским девушкам.

Понятие «перестройка» не вчера родилось в России, не завтра исчезнет: шея немеет от верченья головой с Востока на Запад, с Запада на Восток. По примеру европейской Немецкой слободы Петр задумал перестроить свою Россию, надеть на нее кружевные панталоны, западный камзол. Сказано — сделано: «Мы за ценой не постоим!» И то, что камзол тесен в плечах, не суть важно: обносится, куда денется…

Петр был человеком отважных решений: до поры до времени он не оставлял мысли на Анне Монс жениться, «берег ее для себя». Потом передумал: женился на портомое Марте, будущей самодержице Екатерине Алексеевне.

Произошло это накануне Прутского похода против турок, в котором «высшее начальство», по обычаям того времени, сопровождали дамы. Отправилась с мужем и новобрачная Екатерина.

То, что случилось на берегу Прута — в изображении подцензурных историков, — не выдерживало, на мой взгляд, критики. Да и критики никакой не было: пошел, мол, ловкач Шафиров, вице-канцлер, к Великому визирю, всучил ему взятку — и вот уже развязан гибельный мешок, остатки русских войск уходят с миром, со знаменами и пушками восвояси. Зачем понадобилось турку брать взятку у еврея, когда через считанные часы вся армейская казна оказалась бы в руках у «басурманина»? И казна, и драгоценности Екатерины, не говоря уже о пушках со знаменами, что прибавило бы воинской славы Великому визирю. А так, едва успев воротиться домой, сел оскандалившийся визирь на кол: суд был скор… Обо всех этих красочных деталях историки молчали, набрав в рот прутской воды.

«Прутская конфузия» смущала умы пытливых людей. В подготовительных материалах к так и не написанному роману о Петре Первом Пушкин пристально вглядывается в очертания этой темной истории: у него, несомненно, возникали вопросы, на которые однозначных ответов не было. Или, может, уже и тогда существовал «спецхран», допуск в который получал далеко не каждый? Не дали же Пушкину свободно знакомиться с документами о Пугачевском бунте — лишь выборочно. Вместе с тем, совершенно естественно, что Империя не желала рассекречивать на потеху всему свету те двусмысленные обстоятельства, которые показали бы ее лицо в неблагоприятном освещении.

Роль личности в Истории обсуждается уже Бог весть сколько времени; Марк Алданов хорошо об этом писал. Роль личности — это, по существу, роль случая, а то и случайности. Действительно, закономерным ли было поражение французов при Бородино (закипающий гнев народа, кутузовская тактика, совет в Филях), или всему виною «знаменитый» насморк великого императора, который вполне мог бы и не случиться — а вот случился же! При Пруте главную роль сыграл незадачливый Великий визирь Мехмет. В результате переговоров с Шафировым и последующей сделки, стоившей ему жизни, Мехмет избавил русскую армию от поражения (соотношение сил было 1 к 10), царя от плена или смерти (Петр был к этому готов), Россию — от новой Смуты. Шафиров, по существу, был лишь статистом — он ничего не решал. Решал и решил старый турок, возникла новая, нежданная ситуация — и Екатерина подчинилась воле обстоятельств.

Назавтра Петр с женой отправились отдыхать в Карлсбад, армия, изнемогающая от болезней и бескормицы, поплелась на родину, а Шафиров в качестве заложника был отвезен в Стамбул — сидеть там под замком в подвале Семибашенного замка и учить турецкий язык.

Эта история, которую я впервые услышал от турецкого дипломата в Тель-Авиве, представляется мне куда более правдоподобной, чем сомнительная официальная версия о взятке. Официальные версии для того и существуют, чтоб им не доверять; примеров тому тьмы, и тьмы, и тьмы.

Давид Маркиш

ЕВРЕЙ ПЕТРА ВЕЛИКОГО,

ИЛИ ХРОНИКА ИЗ ЖИЗНИ ПРОХОЖИХ ЛЮДЕЙ

(1689–1738)

1

ШАПКА. 1689

В Панских рядах московского Китай-города не шляхетской честью торгуют; а торгуют там тканью и мехом, одежкой и колотыми дровами, санями и телегами без учета сезона (добрый хозяин готовит сани летом, а телегу — зимой), вином из-под полы и пирогами с лотка, и еще чем придется и что Бог на душу положит: вилами, сыромятиной, овсом, огненным зельем и зельем приворотным в тряпице, сушеной ногой песчаного крокодила, излечивающей от дурной болезни лепры. Когда-то, в давние времена, здесь, передают, вели торг истинные поляки с усами и в кунтушах, а нынче одно название осталось от тех времен, и торгуют в рядах русаки и татарва, жиды и саможратцы и жмудь болотная — все вперемешку; но иногда встречаются и полячишки.

Место здесь бойкое, ходовое: еще при Лжедимитриях, в Смуту, прибрали поляки это место к рукам, да так оно с тех пор от рук их до конца и не отлипло. Виден отсюда Кремль, и Василий Блаженный на площади, и людские толпы после дурманного зрелища утренней казни и смертной муки оттекают от Лобного места к Панским торговым рядам: раз уж притопали ни свет ни заря со всех концов Москвы и близлежащих деревенек глазеть на палаческое мастерство, то стоит и на базар заглянуть, благо он рядом, поглазеть на товары да на купцов, купить гвоздей, пожевать горяченького… Нет лучшей рекламы базару, кабаку или бардаку, чем пыточная площадь, расположенная по соседству: вид чужой муки и смерти понукает поскорей тратить деньги, пить и гулять.

Лавка Евреинова стояла невдалеке от центра рядов — одна из богатых лавок богатого купца; одежда мужская, женская и детская, полотняная и суконная, шелковая и бархатная, с золотым и серебряным шитьем и простая, вовсе без шитья, была аккуратно разложена внутри просторной крепкой лавки и навалена соблазнительным ворохом на прилавке у входа для оглядывания и ощупывания прохожим базарным людом. При прилавке, впереди и сбоку от него, неотлучно находился сиделец — малого роста и тучного сложения, с быстрым взглядом ленивых глаз молодой человек по имени Петр Шафиров. Ни соработников, ни помощников не было у него в лавке: он управлялся один. Купец Евреинов отдавал должное коммерческим и прочим способностям этого молодого человека, и не без оснований: Шафиров твердо знал счет и итальянскую бухгалтерию, свободно говорил по-английски, по-немецки и по-голландски и ни разу еще не был пойман на воровстве.

1
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело