Пространство Любви (Звенящие кедры России - 3) - Мегре Владимир - Страница 30
- Предыдущая
- 30/39
- Следующая
Им поручено начало учебного процесса. У каждого определена группа. Он наблюдает, как работают на стройке те, кому он должен передать свои знания, и беспокоится о том, чтобы его группа не отстала от других. Большое значение имеет мотив - служение другому. И если они чему-то учатся, то это понимать Душу, стремления, мысли другого человека. Не математика здесь важна, а человек, постигающий математику. Не математика ради самой себя, а математика ради движения к Истине. И чем масштабней мотив - "ради чего", - тем успешнее процесс продвижения в область знаний.
Важно быть в атмосфере искренности, не должно быть обид, раздражений. Слово "не так" вообще отсутствует. В древнерусском языке нет остановки движения, нет плохих слов. Древние люди любых народов не обозначают плохим словом никакое явление. Оно не существует - на нём не надо фиксироваться. Нехорошего не существует. Если Вы зашли в тупик, то слова по поводу выхода из тупика обозначают: направо повернуться, налево, подняться вверх, как бы подсказка, куда идти, а не фиксация - "стоишь неправильно". Сегодня кощунствуют русофобы, говоря: "высказаться по-русски", подразумевая под этим нецензурные выражения, - это нерусское. У Кобзева очень точное выражение этой мысли:
У наших предков, у славян,
меж дел великого значенья
всегда к реченьям и словам
было особое почтенье.
Это точно. Потому у тех, кто работает с ними, словесный ряд должен быть глубоким, исключающим случайные слова, отвлекающие Мысль. Большое значение имеют слова, согретые чувством.
Истина, наследие - это духовное. Необходимо ребёнка вписать в естественный космический процесс - вечного самовоспроизводства. Тогда ты подарил ребёнку вечность, радость жизни, действительное существование. Не мнимые формы: вот я, мол, сын, купил тебе рубашку, брюки, туфли... - теперь я могу умереть. А что же ты дал своему сыну? Ведь твои подарки всего лишь на один сезон! Если бы ты отдал сыну своё достойное имя, свою честь, своё дело, друзей своих, народ процветающий. Когда ты ему дал понимание Истины существования и мудрой жизни, вот тогда ты можешь сказать: "Сын, я дал тебе самое главное, ты будешь счастлив. Ты будешь покупать рубашки и строить дома, ты теперь знаешь, как это делается".
Слушая высказывания академика Щетинина, наблюдая его взаимоотношения с детьми, я отмечал, что они схожи с тем, что говорила о детях Анастасия, и удивлялся: "Каким образом могут так одинаково или почти одинаково мыслить одинокая отшельница сибирской тайги и этот седой академик? Почему он вообще со мной разговаривает? Почему принял так тепло, стол накрыл, накормил? По школе водит, всё показывает. Почему? Кто я такой для педагогики? Никто. Бывший троечник. Ну, конечно же, снова она как-то постаралась".
Конечно же, я попал в школу академика Щетинина благодаря только Анастасии. Но о ней мы со Щетининым не разговаривали. Говорили на разные житейские темы, в каждый мой приезд ходили смотреть, как продвигается строительство необыкновенного дома-храма. О книжке он сказал коротко: "Это очень точная книга" - и всё.
А через несколько дней после того как побывал я в школе с группой приехавших на конференцию людей, показывал им Настеньку и просил, чтобы она своим взглядом обогрела всех, произошло следующее. Мы шли с Михаилом Петровичем по коридору школы, я искал её глазами. Искал, как все интуитивно ищут то, что источает Свет.
- Потухла Настенька, - вдруг произнёс Щетинин, - пытаюсь теперь восстановить её силы. Получается, но с трудом. Время потребуется на восстановление.
- Как потухла? Почему? Она же сильная. Что произошло?
- Да, она сильная. Но и выплеск эмоциональный с её стороны был очень сильным.
Я стоял в кабинете Щетинина злой и раздосадованный на самого себя. Ну, зачем?! Кому или чему в угоду стал доказывать? Доказывать, несмотря на слова Анастасии: "Ни плоть моя, ни чудеса, на публику творимы, в неверящих свет веры не вольют... они лишь раздражение увеличат в тех, кому не нравится не их мировоззренье".
"Всё! Хватит, - думал я,- доказывать не буду больше и писать не буду. Хватит. Дописался". Я думал про себя, но вдруг сказал Щетинин:
- Писать не нужно прекращать, Владимир. - Потом он подошёл ко мне, положил руку на плечо и, глядя в глаза, стал голосом вдруг выводить мелодию. Седой академик брал высокие ноты, но более удивительным было то, что он выводил мелодию, похожую на ту, которую пела в тайге Анастасия.
Направляясь к выходу из школы, я всё же увидел в холле, где сновали дети, сидящую на стуле Настеньку и подошёл к ней. Она встала, подняла голову и чуть усталые глаза через мгновение заполыхали, даря Свет и тепло. Я понимал сейчас: она отдаёт свою энергию и тепло и отдаст всё, без остатка отдаст, чтобы помочь той, другой, сибирской Анастасии, её мечте. Ставшей теперь их общей мечтой. Да что же это творится такое? В чём сила той мечты? Зачем они?.. С полной самоотдачей... И этот детский взгляд... Хватит ли одной жизни, чтобы стать, хоть частично, достойным такого взгляда? Вслух ей сказал:
- Ну, здравствуй, Настенька. - А про себя: "Не надо, Настенька. Спасибо. Прости меня..."
- Я провожу вас. Мы с Леной проводим вас до машины.
Пока машина не свернула на повороте, я смотрел на маленькие и всё уменьшающиеся фигурки, стоящие в начале дороги у дома-терема под фонарём. Они не махали руками, прощаясь. Каждая держала одну руку поднятой вверх, ладонь - направленной в сторону удаляющейся машины. Я знал, мне Щетинин ещё раньше пояснил. Этот жест обозначает: "Мы направляем тебе свои Лучики добра, пусть они будут с тобой, где бы ты ни был". И снова всё обжигающая мысль: "Что нужно сотворить, как стать таким, чтоб быть ваших Лучей достойным?"
С ЧЕМ СОГЛАШАТЬСЯ, ЧЕМУ ВЕРИТЬ?
Встреча с академиком Михаилом Петровичем Щетининым, знакомство с его удивительной школой произошли после второго визита к Анастасии. После посещения этой школы у меня почти не осталось сомнений относительно высказываний Анастасии по воспитанию детей, относительно её действий по общению с сыном. Но тогда в тайге во мне всё бунтовало против неё. Не хотелось ей верить. По крайней мере, не всему хотелось верить.
Пишу эти строки и представляю, как многие читающие их скажут, кто вслух, кто про себя: "Сколько же можно не верить? Ведь множество раз ему приходилось убеждаться в её правоте, и все равно он, как дебил, не может воспринять новое явление".
Дочь Полина видеокассету прислала с читательской конференции, я посмотрел, как учёный из Новосибирска, Сперанский его фамилия, прямо со сцены сказал: " То, что говорит Анастасия, Мегре осмыслить до конца не может. Ему нечем такое осмыслить".
Я не в обиде на него, напротив, он очень интересно всё говорил, зал слушал, затаив дыхание, и я благодаря ему смог осознать: Анастасия Сущность, самодовлеющая субстанция.
Что про меня тут говорить, другим всё время делом занимался, но что же те, кто увлекался наукой о Земле, о детях и молчал иль тихо говорил, словно пищал? И даже дети пишут в своих письмах мне, чтобы я внимательнее относился к тому, что говорит и делает Анастасия.
Но, уверяю вас, уважаемые читатели, я теперь намного внимательнее к ней отношусь, однако не могу не спорить с ней, не сомневаться. Потому не могу, что не хочется ощущать себя и всё наше общество полными идиотами. Не хочется верить в то, что мы идём путём дегенератов.
Вот и стремлюсь найти хоть какое-то оправдание нашим действиям. Или неприемлемость для нашей современности её мировоззрения. И буду стремиться к этому, насколько хватит сил. Ведь если этого не делать, придётся признать не просто её правоту, а ужасающую ситуацию, в которой мы с вами сегодня находимся. И если говорить о существовании ада, то мы сами и строим в ад дорогу. Давайте возьмём хотя бы ситуацию с воспитанием детей. Я о себе скажу, но и про всех, подобных мне, и, думаю, немало их.
Учился я посредственно, отец наказывал меня за каждую двойку. Наказывал, не только лишая возможности погулять на улице с ребятишками, покупкой очередной игрушки, но и покруче. И был страх. Страх больший, чем удар ремня. Чего-то большего боялся я всё время. И шёл к доске, словно на эшафот. И вырывал из дневника страницы.
- Предыдущая
- 30/39
- Следующая
