Бриг «Ужас» (Избранные сочинения. Том II) - Оссендовский Антоний - Страница 23

Он подошел и вздрогнул.

На чисто выструганной доске была сделана надпись:

«Здесь погребены жертвы ноябрьской катастрофы, числом 3000».

У Жукова не оставалось сомнений, что какие-то стихийные катастрофы навещали этот проклятый, заброшенный культурным человечеством в страну смерти и ужаса город и что пожар, опустошивший его, довершил круг бедствий, уничтоживший изгнанниц.

— О, проклятые лицемеры! — крикнул Жуков и погрозил кому-то ненавистному кулаком. — Убийцы! Изверги!..

И с этими словами он пустился назад к городу.

Он долго блуждал по мертвым улицам, заглядывая в более обширные дома, но в них, кроме трупов молодых и старых женщин, он ничего не находил.

Не было сомнений, что несчастное население города вымерло.

Жуков, не оглядываясь и чувствуя за собой погоню безумного, жестокого ужаса, побежал к лагерю своих товарищей.

Через два часа, когда солнце брызнуло кровью на снега и льды и гигантским шаром медленно утопало в море, журналист при помощи брошенной ему веревки взобрался на склоны старого кратера.

— Какой ужас, какой ужас! — повторял он, указывая Залесову на юг, где остался безмолвный, таящий неведомую смерть, сгоревший город.

— Не время ужасаться! — почти грубо воскликнул старый химик. — Не предаваться своим ощущениям нужно теперь, а действовать быстро и решительно…

— Что здесь случилось? — спросил журналист, хватая за руку профессора. — Как чувствует себя Седельников?

— Он, к счастью, еще спит! — сказал Залесов. — А нам надо сейчас же посоветоваться, что делать. Во время вашего отсутствия произошло важное событие. Один из матросов, обходя на лыжах местность, нашел в углублении почвы записку.

— Записку? — крикнул Жуков.

Залесов протянул ему маленький клочок бумаги с несколькими беспорядочно набросанными словами:

— «Я не знаю… Найдете ли вы нас… Мы гибнем тысячами… Они снова идут к нам… Они…»

Так писал автор заметки по-русски.

— Это она написала? — заметил шепотом Жуков.

Профессор пожал плечами и молча кивнул головой.

Журналист начал рассказывать подробно о том, что видел он в городе мертвых. Во время его разговора полы палатки откинулись, и в них показался Илья Максимович.

Он был бледен и в белой повязке на голове казался выходцем из гроба.

Он слышал рассказ Жукова, и тому ничего другого не оставалось, как докончить описание сгоревшего города и обширного кладбища за ним.

— Не видели ли вы следов каких-нибудь существ? — спросил профессор и схватился за голову.

— Нет! Я схожу с ума! — воскликнул он. — Какие могут быть здесь существа, когда даже полярные птицы и рыбы появляются здесь лишь в короткие летние месяцы. Нет! Это бред…

Волнение профессора передалось Седельникову.

Глаза его вспыхнули тревожным огнем, и задрожали побледневшие губы.

— Ты зачем об этом спросил? Почему так волнуешься?? — бросал он вопросы. — Говори все! Я перенесу самую тяжелую весть, но я должен все знать… Все…

Профессор переглянулся с Жуковым и, найдя в его глазах ответ, вынул записку и отдал ее моряку.

Седельников долго всматривался в этот клочок с кривыми, беспорядочными строками, нахмурил брови и усиленно соображал что-то.

— Эту записку писали мне… — шепнул он. — Но кто эти «они»? Не бред ли это? Не призраки ли, являющиеся больному воображению? Почему так далеко от города была брошена записка?

Но на эти вопросы никто не мог дать ответа.

Уже совсем стемнело, когда они молча вернулись в палатку обогреться и отдохнуть перед завтрашним днем, так как было решено спуститься в долину, обследовать город и найти причину пожара и гибели города.

Когда после ужина в палатке погасили свет, вдруг затихший Седельников пронзительно крикнул:

— Скорее, скорее огня! — кричал он.

И когда вспыхнул фонарь, Залесов и Жуков увидели его встревоженное, перекошенное лицо.

— Помните? Помните? — спрашивал он, в волнении разводя руками и хватаясь за горло. — Дневник Тоультона Гренгмута? Дневник Гренгмута… Он тоже видел кого-то… он их звал… и погиб необъяснимой, загадочной смертью… Это ужасно!..

Все молчали, пораженные упоминанием об этом событии, давно уже позабытом.

На другой день с утра трое друзей двинулись в путь.

Лагерь остался на прежнем месте, а матросам было приказано далеко не отлучаться и в случае какой-нибудь опасности давать сигналы выстрелами.

Через город прошли быстро, нигде не останавливаясь, на чем особенно настаивал профессор Залесов, боявшийся за Илью Максимовича, волнение которого росло с каждым часом.

Мучимый тревожными мыслями, навеянными короткой запиской с полными страха и растерянности словами, Седельников не находил минуты покоя. Его гнало все дальше и скорее, и он не знал: надежда или отчаяние принуждают его бежать к какому-то неведомому концу. Трое людей, завернутых в меха, как привидения или звери, чующие за собой погоню, безмолвно мчались по мертвому городу, оставляя за собой лишь узкий след лыж.

Профессор, однако, поспевая за своими молодыми спутниками, упорно думал о том, где начать свои поиски оставшихся в живых женщин.

— Город для нас бесполезен! — соображал Залесов. — Не в нем жили те, о которых так непонятно упоминалось в записке… «Они» пришли потом… после того, как на кладбище за городом выросли три тысячи могильных холмов… Но кто «они»?.. Люди? Звери? Призраки страшной полярной ночи?

Ответа не было. Это раздражало ученого. Его ум, привыкший к созданию гипотез и научному их разрушению, не мог найти ни одного признака, на котором можно было бы основать какое-либо предположение…

Когда город окончился, а впереди виднелось лишь кладбище, профессор крикнул бегущим перед ним товарищам, что надо остановиться и посоветоваться о дальнейших действиях.

— Нам надо разделиться! — сказал химик. — Каждый из нас должен исследовать часть равнины, идущей от города до противоположных склонов кратера. Я возьму на себя лежащий прямо передо мной участок с кладбищем. А вы исследуйте восточную и западную части. Сборный пункт — вот у того пика!

С этими словами Залесов указал палкой на остроконечный зубец, высящийся над лежащими к югу горами, окаймляющими ледяным кольцом долину с мертвым городом.

С той же поспешностью все трое принялись за рекогносцировку. Вскоре все они маленькими черными точками виднелись на снежном покрове.

Профессор Залесов, добежав до первых могил, остановился. В нем боролись два чувства: уважение к мертвым и страстное желание разрыть могилу и исследовать причину смерти, вызванной первой катастрофой, случившейся в городе изгнанниц. Он уже вытаскивал из-за пояса топор, но одумался и, затыкая его обратно, проворчал:

— Предположим, что я узнаю причину смерти, но кто… «они»? Их-то и надо отыскать!..

Ворча и по привычке рассуждая вслух, старый химик медленно взбирался вверх по пологому холму, откуда, вероятно, открывался вид на значительную часть равнины. Подъем был труден, и старик устал.

Взобравшись наверх, Залесов убедился, что спуск не будет крутым и решил отдохнуть немного.

Он опустился на снег и начал в бинокль осматривать равнину, без всяких неровностей идущую вплоть до каменистой гряды на юге. Безмолвие и неподвижность властно царили здесь, и глаза быстро уставали от раскинувшейся унылой и однообразной белизны снега.

Однако, когда Залесов собрался начать спуск, ему показалось, что он слышит какое-то гудение, быстро усиливающееся и приближающееся в его сторону.

В молодости Залесов в качестве врача бывал на войне, и это характерное гудение напомнило ему приближение летящего снаряда крупного орудия.

Профессор откинул меховой капюшон и слушал.

Это не был обман чувств. Густое, усиливающееся с каждым мгновением гудение приближалось. Не прошло и двух секунд, как что-то невидимое, дико ухнув и загрохотав, промчалось вблизи, обдав ученого ледяной пылью и пахнув на него ветром. Залесов стоял, как ошеломленный.