Среди свидетелей прошлого - Прокофьев Вадим Александрович - Страница 21

Вот с таким запасом наблюдений Антон Иванович и приступил к изготовлению своих подделок.

Но многое не учел. Так, не знал он, что графика письма все время изменялась. А для Бардина что XI, что XIV век — все было едино; он запомнил только, что уставом писали на пергамене. Вышел конфуз — список «Слова» помечен у Бардина XIV веком, написан на пергамене уставом, а в XIV веке уже писали полууставом! Особенно любил Бардин вязь, инициалы, орнамент — ведь они так украшают рукопись, поднимают ей цену. Но не знал Антон Иванович, что не всякий орнамент подходит к XIV веку, а уж что касается инициалов, то Бардин придумывал для них такие фантастические начертания, которые невозможно встретить ни на одной подлинной рукописи.

В «уставных» подделках Бардина профессор Сперанский обнаружил массу скорописных «ляпсусов». В уставной «копии» «Слова о полку Игореве» «р», «ъ», «ж», «з» — явно скорописные. Любопытную деталь отметил исследователь: Бардин, конечно, видел немало подлинных рукописей, написанных скорописью. А как мы помним, в скорописи каждая буква имеет часто целый ряд, иногда свыше десятка, различных начертаний. Но это в скорописи. Бардин же не знал, что в уставе такого нет и быть не может. А в его «списках», сделанных «уставом», например в «Русской правде», целых семь различных начертаний буквы «м», три — «ъ», пять — «у»!

Оказалось, что даже «техническая сторона» оформления рукописей у Бардина была не такой, как надо. Подглядев, что старинные рукописи складываются из отдельных тетрадей, он и свои изделия собирал в тетрадки и аккуратно помечал внизу, в углу страниц, номера листов. Помечал, конечно, буквами-цифрами. Но недоглядел, не знал он, что существовало привычное соотношение между форматом рукописи и числом листов в тетради. Бардин складывал свои тетради из четырех листов, а обычно делали их из восьми, реже из шестнадцати.

И уважаемый «мастер подписываться под древние почерка» совсем уж оскандалился, когда придавал своим «рукописям» форму свитков. Из 20 бардинских подделок, обнаруженных профессором Сперанским, 6 писаны на пергамениных свитках. Но пергамениных свитков, или столбцов, русская письменность не знала. Деловая письменность XVI–XVII веков употребляла бумажные столбцы. Бардин же эту форму перенес и на древние рукописи.

И попался с поличным.

Как попались и его покупатели; попались на том, что они плохо были осведомлены в области палеографии, источниковедения. И скупали «старинные рукописи» только затем, чтобы прослыть знатоками, меценатами, учеными.

В Петербурге примерно в это же время был известен другой фальсификатор древностей — А. Сулакадзев. Бывший офицер-гвардеец, человек с материальным достатком, Сулакадзев был одержим страстью к коллекционированию древностей по принципу «чем древнее, тем ценнее». Он не продавал рукописей и не извлекал из своих коллекций какой-нибудь корысти. Но его обуревало тщеславие, и он стремился прославиться как обладатель самых древних, самых ценных и никому не известных списков памятников старины. С этой целью Сулакадзев испортил много подлинных, ценных рукописей, делая на их полях всевозможные приписки. Причем эти приписки был очень грубо подогнаны под якобы древний почерк. Имена, встречающиеся в этих приписках, большей частью принадлежат историческим личностям. Но наряду с историческими именами Сулакадзев еще больше приписывает имена, производные от подлинных старорусских и хорошо известных в романтической беллетристике того времени: Мовеслав, Древослав, Олгослав, Угоняй, Стоян, Урса, Володмай и другие.

В отличие от Бардина Сулакадзев пробовал сочинять памятники, выдумывать «новые факты» в истории древности.

И Бардин и Сулакадзев, создавая свои подделки, не преследовали каких-либо политических целей. Они далеки были от мысли кому-либо повредить. Эти подделки служат архивистам источниками, по которым можно судить о незрелости палеографических знаний в начале XIX века.

Местничество! Кто не знает этого слова, ставшего в наши дни нарицательным! А ведь в былые времена при дворах русских великих князей, государей, царей местничеству придавали большое значение. И не только за место у царского стола, поближе к государю, боролись князья, окольничьи, ближние и думные бояре, боролись так настойчиво, что предпочитали сесть под столом, но «выше» того, кого считали более худородным. По местническому принципу шло назначение на высшие должности в государстве. Бояре «местничали» друг с другом, взывали к справедливости живых и к памяти мертвых. В 1682 году местничество было отменено, а наиболее родовитых занесли «для памяти» в родословные книги.

Но отзвуки местничества постоянно встречаются среди архивных материалов.

Правда, кичливость родовитостью не всегда помогала делать карьеру, зато льстила тщеславию, внушала уважение, а подчас и повергала в трепет таких же тщеславных, но менее знатных.

В дворянской среде бережно хранили всевозможные генеалогические документы. И порою не брезгали ничем, чтобы раздобыть подлинники, находящиеся в архивах. Именно подлинники, так как значительная часть генеалогических документов дворянских родов даже в архивах — подложные. А уж в домашних ларцах копились самые разнообразные фальсификаты.

В начале XIX века была создана специальная комиссия, которой надлежало проверить права на дворянство у «шляхтичей» Малороссии, то есть Украины. Такие проверки проводились впервые, и «шляхтичи» всполошились.

Если раньше кто-либо из малороссийских дворян обращался в соответствующие органы с просьбой о признании его дворянских прав и выдаче соответствующих документов, то обычно эти просители ссылались на одно: многочисленные войны, нападения татар и турок, пожары уничтожили имевшиеся у их предков дипломы на шляхетство. Жаловались, что не только они пострадали, но и соседи тоже.

Однако едва началась проверка, у всех вдруг нашлись и дипломы и всевозможные пожалованья. В комиссию было доставлено ни много, ни мало, а 100 тысяч документов.

Разобраться в этой груде, отделить подлоги от подлинных документов было не так-то просто. Значительную часть этих дипломов и жалованных грамот изготовили польские специалисты подделок. В Польше имелись целые мастерские, где за соответствующую мзду можно было изготовить любой документ, с подписями любого короля, печатями любого канцлера!..

Проверка, по всей видимости, дала очень скромные результаты, так как в 30-х годах в Белоруссии и литовских губерниях были образованы особые комиссии, в задачи которых входило внимательное изучение метрических актовых и крепостных книг. Книги эти должны были поступить в создаваемый Центральный виленский архив. Чтобы уж никто не смог в архиве что-то вписать в книги, комиссия все белые, пустые, недописанные страницы перечертила, скрепила подписями членов комиссии и соответствующими печатями.

Через много лет архивисты проверили состояние этих книг, и что же? Даже не будучи криминалистами, можно было обнаружить: кто-то вынимал шнуры из-под печатей, расшивал книги, вытаскивал листы, вставлял новые. Иногда совершавшие подлог действовали просто «напролом», срывали печати и вписывали новые данные, на новых страницах.

Советский историк-палеограф, крупный знаток древнерусской актовой письменности Н. С. Чаев, безвременно погибший в годы блокады Ленинграда, в 1929 году заинтересовался одной коллекцией грамот, которая была передана Археографической комиссии. Коллекция действительно была уникальной. Она поступила из личного архива богатого русского помещика Дмитровского уезда, полковника в отставке Н. Г. Головина.

Об этой коллекции было известно давно. Она состояла почти из 1 000 древних грамот. Среди них уникальные документы XIII века, сохранившиеся вообще в единичных экземплярах, грамоты XIV, XV, XVI, XVII, XVIII веков.

Несколько раз предлагали Головину отдать свою коллекцию в Археографическую комиссию, но каждый раз он отказывался.

В 1852 году археолог Снегирев писал членам этой комиссии: «Недавно мне случилось найти у полковника Н. Г. Головина сокровищницу русских грамот с начала XIII по XVIII век. Я его убеждаю представить сии грамоты, числом около 1 000, в Археографическую комиссию. Он человек богатый, живущий в отставке, следовательно, не думаю, чтобы ему нужны были деньги, разве не будет ли приятным и лестным ему какое-либо отличие. Приобретение этого письменного сокровища было бы весьма важным для Арх. комиссии, в нем есть духовные великих князей, еще неизвестные, духовная Авраамия Палицина и другие драгоценнейшие акты с печатями».