Яд первой любви (СИ) - Савицкая Элла - Страница 24

— Неееет, — я рассмеялась, а потом шепнула ей на ухо, чтобы снующие по коридору ребята не слышали. — После того, как вы вчера ушли с моей днюхи, пришел Влад, представляешь? Сам! Было уже одиннадцать, я уже в пижаме была, а он притащил букет фиалок и коробку конфет.

— Да ладно! — Чугуева скептически выгнула бровь, будто я говорила о чем-то невозможном.

— Я сама не ожидала. Он был выпивший слегка. Протянул мне их, а потом вдруг обнял и поцеловал.

Воспоминания о поцелуе пронесли волну томления по телу, и я широко улыбнулась, прикусывая губу.

— И что? Ты не врезала ему даже? Вообще-то он с Юлькой зажигает, забыла?

— Да помню я. Но не смогла. Даже оттолкнуть не смогла. Я так люблю его, Каааать!

— Ну и дура, Максимова! — она не со зла, я знаю. Просто очень переживает за меня. — И что теперь? Это значит, что вы снова типа встречаетесь?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Надеюсь. Я ужасно соскучилась по нему. Да ты и сама знаешь!

— Угу.

Мы разворачиваемся, чтобы войти в класс, и я вижу то, что навсегда безжалостно сдирает с глаз розовые очки, беспощадно убивая во мне наивность и веру в любовь. Влад идет в обнимку с Юлькой, его рука закинута ей на плечо, ее у него на талии. Он смеется, проезжаясь звуком смеха по моим барабанным перепонкам, и подходит ближе.

— Привет, Лиль.

— Привет… — я ничего не вижу. Перед глазами пелена, но я больше не убегаю в туалет, чтобы зарыдать. Смотрю в любимые глаза и вижу, с каким безразличием они обводят мое лицо. Сердце сжимается от боли.

— Слопала конфеты?

— Нет. Не до них было.

— Какие конфеты? — влезает Юлька, полоснув меня ревнивым взглядом.

— Да так, — отмахивается Шаталов, — с днем рождения поздравил Лилю.

— Что? — похоже, она не знала о его вечернем походе. — Это что значит, Влад?

— Юль, захлопнись! Иди в класс давай! — рявкает Влад, и та, недовольно надув губы, уходит в классную комнату.

Я смотрю на всю ситуацию как будто со стороны и вижу, что я веду себя так же, как Камынина. Прощаю ему любую грубость, вольность и омерзительное поведение. Я отвратительна сама себе. За эту любовь, которая абсолютно не оправдана. Любить нужно хороших, верных, тех, кто посвятит себя целиком и отдаст все, чтобы сделать счастливой любимую девушку… А я люблю того, кто не подходит ни под один этот критерий. Парадокс. Жесточайшее издевательство судьбы.

— Что, Цветочек, невкусные конфеты были? — спрашивает Шаталов, когда все ребята ретируются следом за Юлей.

— Я не попробовала.

— Ажаль. Мне понравились. Кстати, надеюсь, ты на вчерашнее не обиделась? Захотелось поздравить тебя нормально. А то цветы и шоколадки как-то маловато.

Заткнись, замолчи! Я хочу заорать, наброситься на него с кулаками, но не могу даже пошевелиться.

— Так это был подарок?

— Да. Надеюсь, ты оценила, — хладнокровно подмигнул и ушел в класс.

Подарок. Идиотке бывшей девушке, которая ведет себя как дура и не выпускает его из поля зрения. Просто подарил поцелуй, потому что на день рождения положено дарить то, чего желает именинник больше всего.

Вот так просто взял и сровнял с грязью…

Глава 22

Захлопываю дверцу и с визгом срываюсь с места. В голове черно-красная каша. Беспросветный черный — чистая ярость, а красный — колоссальное возбуждение.

Не понимаю, как я вообще оставил её в квартире наедине с тем придурком? Ему повезло, что на ногах еле стоял, иначе ночевали бы втроем. А так он способен разве что сходить под себя, чем на более интимные вещи.

Сжимаю руль, а потом хреначу по нему ладонью. Представлять Лилю с ним в одной постели не то, что невыносимо, это мозги набекрень сворачивает. Дьявол, я только что чуть не обезумел, пока целовал её мягкие податливые губы. Желание захватило с ног до головы. Мощное, острое, как топор гильотины. Давно у меня так от возбуждения крышу не рвало. До подрагивания кончиков пальцев и немыслимого напряжения во всем теле. Виной тому еще и отсутствие секса вот уже несколько дней как. Можно было бы конечно куда-нибудь смотаться, чтобы снять напряжение, позвонить любой знакомой, только не хочу их. Этих приевшихся Инг, Кристин, Милан, на которых встает только потому, что тела красивые и рты рабочие.

Хочу Её. На Лилю у меня стояк болезненный от одного взгляда в чистые карие глаза. Это ее желание избегать прикосновений и взглядов рвет к чертовой матери все границы. А то, как она произносит Влад… ислав Сергеевич со сжатыми зубами и молниями в глазах, и вовсе гарантирует член колом до самого вечера.

Нет, хрен я ее отпущу куда. Моя только. Она знает это. Вижу, что от Игоря своего подальше держится. Он ее за руку берет, она вырывает пальцы. Целует, она уворачивается. От меня тоже, но я-то знаю почему. Боится, что снова окуну её с головой в унижения. Бл*дь, я всю жизнь, наверное, буду расплачиваться за свое мудацкое прошлое.

Въезжаю в подземный гараж, паркуюсь и на лифте поднимаюсь на двадцатый этаж.

Вхожу в квартиру и собираюсь сразу же отправиться в холодный отрезвляющий душ. Надеюсь, Лиля там возле него не крутится как нянька, надо было все-таки остаться, бл*дь.

Только сейчас замечаю на кухне свет. Забыл выключить, или…?

— Влад?

Или. Кира. Вздыхаю и иду туда. Сегодня первый раз, когда я пожалел, что у нее есть ключи. Есть такие моменты, когда хочется побыть одному. Не то, чтобы она часто наведывается. Знает, что у меня, как у любого нормального мужика, есть личная жизнь, и не исключает возможностей напороться на бабу, что уже происходило и не раз. Кира не устраивает истерик, хотя попыток вернуть меня не оставляет. Но это скорее привычка, нить, которую невозможно разорвать. Мы всегда будем связаны одной и той же болью. Будущего у нас нет, но есть общее прошлое…

— Ты почему дома уже? Сбежала с собственного праздника? — спрашиваю, войдя на кухню.

Кира сидит на барном стуле в махровом халате, с мокрой головой и бокалом вина в руке.

— Показ закончился, а находиться на вечеринке не было желания. Потанцуют они там и без меня. Ничего, что я приехала? Завтра не придется за мной заезжать. Сразу поедем.

Я киваю, чувствуя, как оседают эмоции последнего часа. Ничто не отрезвляет быстрее, чем боль, вынутая на поверхность из закромов воспоминаний.

— Я в душ и спать.

Говорю коротко и разворачиваюсь, чтобы выйти, когда слышу:

— Влад, а кто эта Лиля? Ты с ней уехал?

Я не удивлен, что она спросила. Слава еще несколько дней назад задал этот же вопрос. Видимо, мои эмоции по отношению к Цветочку заметны на расстоянии.

Впервые мне не захотелось отвечать. Никогда не скрывал, с какими бабами провожу время, наверное, потому что они не значили ничего, а Лиля — она единственная, кто имеет значение. Но и скрывать тоже не буду. Кире давно пора понять, что держаться за меня, как за спасательный круг — решение в корень неверное.

— Да, с ней. Это моя одноклассница бывшая.

— Вас что-то связывает?

Смотрит прямо в глаза, стараясь выглядеть равнодушной, но пальцы, нервно крутящие ножку бокала, выдают её с головой.

— Да.

Возможно, ей тяжело это слышать, но так будет лучше. Сколько раз я пытался ей объяснить, что пора жить дальше, может хотя бы появление в моей жизни другой женщины заставит её задуматься. Кира попыталась беззаботно улыбнуться. Мне всегда нравилось в ней именно это — умение ценить и уважать себя.

— Понятно. Ладно, иди, купайся.

— Спокойной ночи.

Я принял душ и, выключив свет, отправился в кровать.

Середина ноября вот уже два года как самая сложная пора в году, и чтобы пережить её, нужно вычерпать все внутренние резервы.

Проснулись мы рано, как и всегда. Даже без будильника. И уже в девять утра я припарковал автомобиль на пустынной парковке. Мы вышли и прошли через ворота.

Промозглый ветер остервенело дунул в лицо, но сейчас он старался напрасно. Ничто не леденит так, как холод, исходящий изнутри. Тишина этого места больше не казалась зловещей, как в первые месяцы. Теперь она окутывала обреченностью и проникала сквозь поры, чтобы травить безысходностью.