Будьте моей семьей - Алюшина Татьяна - Страница 14

– Жанна, – громким, ровным голосом произнесла бабуля, – тебе надо успокоиться и поспать. Когда проснешься, тогда и позвонишь мне и все расскажешь.

– Перестань с ней разговаривать! – потребовала Аринка.

И вдруг кинулась вперед, нажала на рычажок отбоя и, выхватив у бабушки из руки трубку, буквально швырнула ее на аппарат. Выкрикнула истерично:

– Зачем ты с ней разговариваешь?! Она же пьяная звонила, да?! Просто так она же не звонит, зачем? Мы же ей не нужны, не интересны! У нее своя веселая жизнь! Нас нет в этой ее жизни! Нет, понимаешь! Только когда ей уж совсем поговорить не с кем и она пьяная в дупель, тогда можно и слезы с соплями развести, вспомнив про дочь и мать, и позвонить, пожаловаться на свою жизнь! На свою! – трясла она рукой. – Наша с тобой жизнь ее не интересует!

– Идем, – подхватив внучку под локоть, торопливо увлекла ее за собой в кухню Анна Григорьевна.

Усадила на стул, но Арина тут же вскочила с него, не в состоянии успокоиться, и уже не было никакой возможности остановить выплеск всей накатившейся в ней за годы боли и обиды, страха и обвинений и ее несло в истеричном крике.

– Зачем ты с ней вообще разговариваешь?! Она же предательница!

– Она моя дочь, – спокойно произнесла Анна Григорьевна и протянула внучке рюмочку с успокоительными каплями, которые оперативно успела налить.

– Не надо мне ничего! – крикнула девочка, резко отталкивая ее руку.

Анна Григорьевна не стала настаивать и отставила рюмочку на столешницу, сохраняя спокойствие.

– Ну и что, что дочь! – со злой обидой кричала Арина. – Она не только меня бросила, но и тебя!

– Да, но это не отменяет того факта, что она моя дочь и я ее люблю. Такую, какая она есть, – терпеливо поясняла бабушка.

– А я не люблю! Не люблю! – Внезапно, в одно мгновение Ариша вдруг залилась слезами, словно какой-то краник сорвало у нее где-то там внутри, выпуская наружу потоки слез. – И отца не люблю! Они мне чужие люди! Я их даже не помню! – И, захлебываясь слезами, вывалила все свои застарелые обиды, всю накопившуюся горечь обманутого ожидания любви маленькой девочки: – Я так ждала, все время ждала, что они одумаются, хотя бы мама, и вернутся и скажут, что любят меня, что я им нужна! А они! Я им такая не нужна! Я для них какая-то не такая! Плохая, ненужная! Некачественная какая-то! У матери другие любимые дети есть, у отца, наверное, тоже, а я для них плохая, не подхожу!

– Детка, деточка, моя. – Анна Григорьевна поспешно подошла к внучке и обняла ее, сопротивляющуюся, обиженную. – Ну, что ты, девочка. – Она прижала к себе Арину и успокаивающе гладила ее по спине. – Что ты, маленькая моя. Ты замечательная, прекрасная и любимая девочка. И они оставили тебя не потому, что ты плохая, а потому что они такие. Понимаешь? Тогда они оба были двумя молодыми, подверженными повышенным сексуальным влечениям людьми, эгоистичными и думавшими только о своих прихотях и желаниях. И были заняты только своими персонами и своими устремлениями и мечтами, эмоциями и чувствами. Какой бы ребенок ни оказался на твоем месте, даже два ребенка, думаю, все закончилось бы точно так же: родители твои развелись бы в любом случае, и оба отправились искать счастливой и радостной жизни в разные стороны.

Она немного отстранила Аришу от себя, всмотрелась в ее заплаканное лицо, вытерла текущие по нему самые горькие в мире детские слезы и продолжила объяснять, заглядывая ей в глаза:

– Не в тебе дело, а в них. В них, понимаешь. Они оставили тебя не потому, что ты какая-то, как ты сказала, некачественная, а потому что они были глупыми. Понимаешь, детка, их соединила одинаково сильная страстность, но они не любили друг друга, и когда первое горячее сексуальное притяжение остыло и пошло на убыль, ничто не могло уже удержать их рядом.

– И пусть живут себе, как хотят, и нечего к нам соваться! – все еще не могла остановиться Ариша, но пик бурной истерики уже прошел, постепенно остывая.

– И все же они твои родители, и не самые плохие, хочу тебе заметить, – тем же спокойным, ровным голосом объясняла ей бабушка. – По крайней мере, мать твоя не запойная пьяница, а так, иногда переберет лишку, так и ей, видимо, не очень уж сладко живется в той загранице. И отец тебя не забыл, а помнит и заботится. Как может и как умеет, так и заботится.

– Не нужна мне такая его забота! – бушевала Арина, продолжая заливаться слезами.

– Нужна, да еще как, – возразила ей бабушка, – мы бы без него пропали, голодали бы и нищенствовали. На одни мои репетиторские заработки, как бы они ни были хороши, не протянули бы точно.

Арина дернулась всем телом, резко покрутив головой, отвергая и ее аргументы, и отцовскую помощь, и вообще все на свете.

– Детка, – уговаривала ее Анна Григорьевна своим проникновенным, негромким голосом, снова прижав к себе и поглаживая по голове, – все не так уж и плохо, как тебе кажется. Могло быть гораздо хуже. Трагичнее. Вон у твоих ровесников: у соседского Вити отец пьет и бьет их с матерью смертным боем, а во втором подъезде у Оксаны с братом пьют оба родителя, и жизнь этих детей – страшный ад. У подруги твоей отец был бандитом, и его застрелили, а мать одна бьется и подрабатывает продажной любовью. Может, если бы твои родители не расстались, то тут бы такие страсти кипели с ревностью, драками, изменами, женами-детьми, может, и тоже пить бы пристрастились, кто знает, вся страна тогда от безысходности, нищеты, неопределенности, неустроенности жизни пила по-черному. А так считай, что нам повезло. – Она чуть отклонилась, заглянув в лицо внученьке, стерла ладонью слезы с ее щек, объясняя: – Они ведь оба натуры темпераментные, а в каких формах этот их темперамент проявился бы при той непростой жизни, что была в стране, – бог знает. – И усмехнулась. – Ты и не догадываешься, насколько ты на них похожа.

– Я?.. – оторопела Арина и ринулась возражать. – Нет уж! Меня на страсти-мордасти, так чтобы прямо все забыть, голову потерять, родителей и ребенка бросить, вот уж точно никогда не потянет! – и заявила с горячей убежденностью: – Я вообще не могу быть яблочком от этих яблонь! Может, меня в роддоме подменили и у меня какие-то другие родители, которые меня бы не бросили!

– Вот уж это вряд ли, – усмехнулась Анна Григорьевна. – У тебя совершенно отцовские необыкновенные глаза. Погибель, а не глаза, из-за них-то, в числе прочих его достоинств, женщины и влюблялись в Аркадия до потери сознания. А еще у тебя отцовская роскошная шевелюра.

– Дикая какая-то, – пробурчала, но уже без надрыва Арина, возражая уже по инерции, без прежней эмоциональности и накала.

– Великолепная, – поправила ее бабушка. – И пылкости и сильных чувств в твоей натуре более чем хватает.

– У меня крышу от шальной влюбленности и желания секса не сносит! – Арина никак не соглашалась быть похожей на родителей.

– О-о-о, – многозначительно вздохнула Анна Григорьевна, – не спешила бы ты с такими заявлениями. Вот когда влюбишься, тогда и посмотрим, что там с твоей пылкой натурой. Совладаешь ты с ней, не теряя голову, или понесет тебя во все тяжкие.

– Не понесет! – уверила-таки со всей той самой пылкостью своей натуры Арина.

– Посмотрим, – улыбалась бабушка. – Ты вот сейчас всю свою огненную страсть в учебу, в спорт и дела общественные вкладываешь, я даже побаиваюсь за тебя, не перестаралась бы ты, не загнала бы себя до истощения.

– Я просто хочу, чтобы ты была за меня спокойна и не нервничала, не переживала, что у меня может что-то не получиться, – призналась Арина.

– Да я прекрасно знаю, что у тебя получится все, за что бы ты ни взялась! – поразилась Анна Григорьевна, только сейчас поняв, зачем девочке нужны были все эти победы и достижения, и переспросила для верности: – Так это ты из-за меня, что ли, так стараешься и перегружаешься ужасно?

– Ну-у-у, – протянула Арина.

Анна Григорьевна снова погладила ее по голове, поцеловала и пообещала строгим, торжественным тоном:

– Ты за меня не бойся, Ариночка, я умирать не собираюсь. Я крепкая, у меня замечательное здоровье. – И повторила: – Не бойся и даже не думай и в голову не смей брать, что я могу оставить тебя одну. – И усмехнулась, все же смахнув предательскую слезинку, – не просто ей дался этот спокойный, выдержанный тон. – И прекращай так уж стараться с этими своими общественными и спортивными достижениями. Бог бы с ними.