Вкус вишнёвой лжи. Книга 2 (СИ) - Angel-of-Death - Страница 18

— Чёрт, — хохочет Скворецкий, и я вторю ему подобно отголоску.

Пытаюсь найти равновесие и удержаться на подкашивающихся ногах. Стас, видимо, думает, что я собираюсь грохнуться в обморок из-за продолжительного бега, и поддерживает рукой. Мы продолжаем смеяться, лёгкие горят из-за мороза и бега, жар охватывает всё вокруг подобно костру, и я сгораю в нём, совершенно ничего не понимая.

— Не падай, — смеётся Стас, когда я пытаюсь отступить, но путаюсь в собственных ногах.

Подхватывает меня за талию и ставит ровно: я хватаюсь за его пальто, не в силах перестать улыбаться. Приятная дрожь скользит по животу из-за крепкой руки парня, сжимающей мою талию. Наши улыбки слегка меркнут под натиском странных эмоций, неловкость возрастает, а тело совершенно отказывается слушаться.

Я не знаю, кто делает первый шаг. Вот мы просто смотрим друг на друга, а в следующий момент наши губы превращаются в единое целое. Обжигающая волна заполняет тело, кровь закипает подобно чайнику, а мир покрывается трещинами.

Горячие губы Стаса накрывают мои, и я забываю, как дышать, мыслить, жить. Мы оказываемся в объятиях друг друга, поддавшись моменту и забыв обо всём на свете.

О том, что Скворецкий — глава «Бигарро». О том, что я простая девчонка, с дуру влюбившаяся в парня подруги. О том, что меня любит лучший друг Стаса. И даже о том, что всё в этой вселенной настроено против нас.

— Мы не можем, — Стас неожиданно отстраняется, разрывая поцелуй, но этого недостаточно для чёткого «нет».

— Можем, — выпаливаю я, посылая весь мир с его грёбанными правилами к чёрту, прежде чем снова впиться в желанные губы.

Как долго я мечтала об этом! Сколько раз представляла наш поцелуй, эти прикосновения, горячее дыхание и страсть, заполняющую каждую клетку тела.

Я отчётливо помню вкус поцелуя Кости. Вишня.

Но Стас… нечто иное. Невероятное. Настоящий коктейль из незнакомых ягод и фруктов, о которых я только могла мечтать. Его крепкие руки, зарывающиеся в мои волосы, губы, жадно целующие во всё, что только подвернётся, и настойчивый язык, проворно проникающий рот. Я понятия не имею, что сейчас происходит и почему вдруг Стас ответил на мои поцелуи, но, кажется, это и не важно.

Ничего в этом мире уже не имеет значения.

— Безумие какое-то, — выдыхаю я, когда мы как ошпаренные отшатываемся друг от друга.

Стас потирает лицо руками и взъерошивает волосы, но не перестаёт улыбаться. Мороз постепенно остужает — я перевожу дыхание, пытаясь прийти в себя после продолжительного поцелуя, наконец, застёгиваю куртку и натягиваю на голову капюшон. В отличие от меня, Стас лишь сильнее распахивает пальто, небрежно оттягивая ворот рубашки.

Вот они мы. Стоим в тёмной подворотне и никак не можем придумать оправдание тому, что только что случилось. Я наблюдаю за Стасом, и одна лишь мысль, что он вот-вот скажет, мол, всё это глупая ошибка, сводит меня с ума.

— Ты мне нравишься, — выпаливаю я, не в силах больше молчать. Если не сделаю этого сейчас, то никогда не смогу. Пока мы здесь. Пока между нами эта невероятная спонтанная химия. — Давно нравишься. И я знаю, что Костя твой друг. Но я ничего не могу с собой поделать.

Скворецкий внимательно смотрит на меня, и под его взглядом становится неуютно. Глупая мысль о том, что Стас просто решил проверить «будущую девушку» Назарова холодит душу. Почему-то чувствую себя предательницей.

— Он не должен узнать, — вдруг говорит парень. Затем решительно подходит ко мне и хватает руками за щёки. — Слышишь? — снова целует меня, и я таю в его объятиях. — Я сам со всем разберусь, просто не говори ему ничего…

Только и могу, что кивать.

Скворецкий обнимает меня так крепко, что происходящее кажется мне нереальным. Просто больной фантазией, ошибкой. Сейчас я отстранюсь, взгляну в лицо Стаса, но это будет не он. Кто-то другой, посторонний, чьи поцелуи имеют вкус безумного коктейля.

Но, когда я делаю шаг назад, с ужасом понимаю: это всё же Скворецкий. Владелец «Бигарро», бывший возлюбленный моей когда-то подруги, лучший друг Назарова, тот, о ком я грезила последние месяцы.

И он не исчезает до самого конца. Лишь когда я переступаю порог квартиры и погружаюсь в давящую тишину моего маленького мирка, иллюзия рушится, а на её место приходит вопрос: что же будет дальше?

Постоянно имея дело с сознательными лжецами, трудно оставаться человеком. (Эрин Харт. Земля призраков)

Veorra — Not Yet

Ложь 10. Костя

Магазин выскальзывает из пистолета в руку. Проверяю патроны, возвращаю на место. Сдвигаю затвор. Ставлю на предохранитель. Прячу оружие во внутренний карман куртки, небрежно застёгиваю змейку. Не до конца: сломана, не позволяет.

На кухне вытряхиваю из пакета хлеб, заворачиваю в целлофан шприц, убираю в карман. Звонок в дверь заставляет замереть и насторожиться. Трель ещё долго вибрирует в голове, пока я бесшумно иду к выходу. Меня штырит: мир сужается до узкого коридора и меня, смотрящего в глазок. Соседка. Наконец-то. Поворачиваю ключ, снимаю цепочку, открываю.

— Здрасте, тёть Люб, — хмуро бурчу я: притвориться позитивным не получается, учитывая происходящее.

— Костя, — удивляется, словно ожидала увидеть кого угодно, только не меня. — Что за спешка? Случилось что?

Нагло заходит.

— Нет, — отмахиваюсь. — Точнее, да. Мне уйти надо. За маман присмотрите. Потом вам телик починю.

Лыбу давит. Довольна. Конешн, без первого канала сидеть две недели, потому что у чьего-то мужа руки из жопы растут. Все уши соседям прожужжала на счёт своего несчастного ящика.

— Не волнуйся, я за ней присмотрю, — оживляется.

Из-за улыбки её пухлые щёки раздуваются сильнее, а глаза превращаются в щели. Противная родинка на носу неприветливо подрагивает, лицо блестит от пота. Тётя люба будто марафон пробежала, а на деле спустилась с этажа выше. Всё её сраный лишний весь и громадные сиськи в половину меня. В любому случае, она — единственный адекватный вариант, с кем я могу оставить маму.

— Пошёл, — обуваюсь.

Тётя Люба что-то говорит, но я уже не слушаю. Мысли вертятся вокруг матери, шприца и грёбанного Чика. Я готов разорвать его на куски, вонзиться в плоть и разодрать в клочья. Я так взбешён, что меня сейчас лучше не трогать. Один неверный взгляд, слово, прикосновение, и я вгрызусь в глотку первого попавшегося придурка.

Сейчас нужно сделать две вещи: отвезти Паше — корешу Макса — шприц, чтобы тот проверил содержимое, а потом поехать на встречу с ребятами и решить, что делать дальше. Не могу сосредоточиться: не помню, как спускаюсь на первый этаж, не чувствую дьявольского мороза, не слышу телефонный звонок.

Всё внутри меня кипит, бурлит и готовится к взрыву. Я как бомба замедленного действия: одно неверное движение, и всем в радиусе сто метров кранты.

Тачка припаркована напротив подъезда: руки не слушаются, и открыть её получается не сразу. В холодном салоне отвратительно тихо. Пикап стонет из-за сильного хлопка дверью, двигатель заводится не сразу. Даже не прогреваю: резкий рывок, сдаю назад. Выезжаю на дорогу и несусь в сторону районной больницы, забив на все правила дорожного движения.

Не помню, как добираюсь до неё. Оставляю машину открытой, поспешно иду в сторону здания. Паша сказал, чтобы я зашёл с заднего входа: он оставит дверь незапертой. Я так и делаю. Внутри мерцают тусклые засаленные лампы, освещая узкий пустой коридор. Я иду до первого поворота, а после захожу во вторую дверь слева. Через служебное помещение вплоть до лаборатории.

Ненавижу больницы. Здесь всегда воняет лекарствами и старостью. Вычищенной хлоркой смертью. Её запах ничто не спрячет.

В лаборатории не лучше, чем в коридорах. Склянки, пробирки и тошнотворный аромат смешанного с лекарствами ссанья. Я представлял Пашу тощим задротом-наркоманом в белом халате с самокруткой, но парень в углу совсем не оправдал мои ожидания.

Невысокий в спортивном костюме и редкой щетиной больше смахивает на решалу, чем на работника больница. Белый халат небрежно висит на спинке стула, на столе ноутбук. Кружка с разводами от кофе, пара банок энергетиков.