Вкус вишнёвой лжи. Книга 2 (СИ) - Angel-of-Death - Страница 34

— Ира здесь не причём, — тут же отрезает Антон Юрьевич. Затем вздыхает, видимо, понимая, что я не отстану. — Дело гибели твоего отца и сестры поступило к нам в участок, и я его рассматривал. Это было первое дело, которое я вёл в качестве следователя. Тогда половину участка подкупили, сфальсифицировали улики, всё переврали. Я ничего не мог поделать, как ни пытался. Затем был суд, дело закрыли. До сих пор не могу смириться с этим. Твоя фамилия показалась мне знакомой, я и начал копать. Узнал, кто ты. Что ты делал. Как повернулась твоя судьба после суда. Я всё о тебе знаю, Константин.

Я замираю. Не может быть. Что за сраные совпадения? Как же, мать его, тесен этот грёбанный мир. Подумать только, я втюрился в дочку следака, который вёл дело моей семьи. Безумие.

— То есть, и про вечеринку знаете?

Антон Юрьевич молчит. С каждой секундой тишины внутренности скручиваются всё сильнее и сильнее, в груди зарождается боль, тошное отчаяние и бессилие.

— Жизнь сложная штука, — отзывается мужчина. — Одна трагедия ломает нас, вторая склеивает заново. Ты уедешь, — холодно, без возражений. — Если любишь мою дочь, сделаешь то, что я тебе скажу. Утром тебя не должно быть в городе. Понял?

Уехать? Бросить всё, что у меня есть, и рвануть чёрт знает куда? На два хреновых года? Забыть о матери, о приятелях, о Стасе и об Ире? Это кажется каким-то безумием.

— А Вы разве не можете забрать пистолет и просто сделать вид, что я не при чём? Мне обязательно уезжать?

— А ты ещё не понял? — он поворачивается ко мне и пару секунд молчит, после отворачивается к дороге. — Ты на дне. Только что застрелил двоих преступников. Тебе как-минимум пятнадцать лет светит. А если ещё всплывёт кома сына депутата, то ты труп. Если хочешь идти вперёд, тебе нужно сделать шаг назад. Скажем, это твоё наказание за содеянное.

Наказание? Два года по контракту вместо тюрьмы? Это лучший вариант. Даже несмотря на то, что я сделал…

— Ладно, — сдаюсь. Проводу руками по волосам. — Ладно, — повторяю. — Я всё сделаю. Только… Присмотрите за моей матерью…

— Конечно, — кивает. — Я позабочусь о ней… Обещаю.

Я откидываюсь на спинку сидения и прикрываю глаза. Тело дрожит, к горлу подступает ком. В мыслях на повторе стоят два выстрела, две смерти. Кровь и хрипы. Это ужасно. Я никогда не смогу себя простить за это…

Меня подвозят до дома, оставляют адрес и контактный телефон. Я ещё долго стою на улице, всматриваясь в сторону, куда уехал Антон Юрьевич, а после достаю мобилу и набираю номер Стасяна. Сначала я собирался встретиться с ним лично, но теперь понимаю, что не смогу. Только не в таком состоянии.

— Да, Костян, — голос кажется далёким и нереальным.

Язык отказывает, в горле встаёт ком. Сложно.

— Я всё знаю, — холодно. — Позаботься об Ире. Прощай.

Сбрасываю. Вот и всё. Это конец. Я хотел покончить со всем дерьмом в моей жизни, и, кажется, это самый нормальный вариант из всех возможных. К утру меня в этом городе уже не будет. К утру я начну расплачиваться за ошибки. И, возможно, когда-нибудь смогу от них очиститься…

«Ложь — всегда есть ложь…» Красавица и чудовище (Beauty and the Beast)

Raz Ohara and The Odd Orchestra — Kisses

Ложь 21. Ира

Мне кажется, раньше я не понимала, что такое счастье. Истинное непоколебимое спокойствие рядом с человеком, который заполняет твою душу до краёв как недостающая часть пазла, как плед с чашкой горячего чая в разгар летней безудержной грозы. Возможно, как потерянная деталь заржавевшего механизма.

Такое чувство, что до этого момента моя жизнь была пустой и никчёмной, серой, жалкой и бессмысленной. Она начиналась рано утром, скованная стальными цепями, накидывала на плечи шаль обязанностей и окуналась в омут тяжёлых будней.

Одиночество сопровождало меня подобно тени, бесконечные мысли о выживании сводили с ума. Я была одна. Мать меня бросила, отце ушёл в другую семью, бабуля сошла с ума. Мне до неё оставалось совсем немного. Балансируя на грани реальности, я выживала, а не жила. Я тонула во мраке и совершенно этого не понимала, пока мне не протянули руку и не вытянули на поверхность.

Эта горячая широкая ладонь разделила мою жизнь на до и после, а влажные губы показали, как нужно правильно жить.

Сам Стас не идеален. Нужно быть глупцом, чтобы верить в обратное. Но его сводящий с ума запах, жар, исходящий от тела, синие глубокие глаза и нелепые татуировки… Я люблю всё это до мелочей. И я восхищаюсь этим необузданным стремлением к жизни.

Любовь слепа, но какая разница, когда внутри тебя невероятное спокойствие, когда ты сидишь на его коленях, уткнувшись носом в шею, и медленно вдыхаешь аромат духов подобных наркотикам. Трепещущее сердце под ладонью, медленное ровное дыхание, крепкая рука на твоей талии. И ты почти засыпаешь, несмотря на незаконченный фильм. Уже и не важно, что там идёт, чем всё закончится и насколько симпатичный главный герой. Есть только ты и маленькое солнце, которое, возможно, когда-нибудь сожжёт тебя дотла.

— Спишь? — тихо спрашивает Стас.

Чуть трясу головой, что-то неразборчиво бурча.

Не хочется шевелиться, говорить, думать. Просто бы сидеть на коленях у Скворецкого и наслаждать его запахом. Раз я не в силах разодрать его грудь и забраться внутрь, остаётся только прикасаться. Чуть приподняв голову, я легко чмокаю его в скулу, краем глаза замечая улыбку на губах.

— Фильм, между прочим, сам себя не посмотрит, — издевается он.

Я тихо смеюсь.

— Мне так хорошо, что я ничего не хочу, — мурлычу из-за поглаживаний Стаса.

— Наглая.

— Совсем чуть-чуть.

Он шумно вздыхает, крепче обнимая меня, но продолжает смотреть в телевизор. Мы сидим на полу в квартире Стаса, прислонившись к дивану спиной, и наслаждаемся друг другом.

Сейчас около полуночи хорошо бы уже начать собираться домой, потому что с утра мне в школу, а после и на работу, да и бабушку надо покормить, но, чувствую, в очередной раз всё-таки придётся остаться здесь, ибо расставаться со Стасом чертовски трудно. Несмотря на то, что я ночую у Скворецкого не в первый раз, дальше поцелуев у нас ещё не заходило.

Одна часть меня дико хочет продолжения, вторая слишком боится лишиться всего. Поэтому ни я, ни Стас не затрагиваем эту тему.

— Я так понял, ты у меня остаёшься? — с нотками ехидства бормочет парень.

— А у меня есть выбор?

Он смеётся, чуть откидывая назад голову.

— Я тебя вообще-то здесь не держу. Сама пристала как банный лист, хрен выгонишь.

— Слышь!

Легко ущипнув Стаса в бок, я тут же жалею об этом. Парень изворачивается и начинает меня щекотать, заставляя изогнуться и завалиться на ковёр. Я громко смеюсь, пытаясь избавиться от проворных рук Скворецкого.

— Прекрати! — взвизгиваю, когда его пальцы достигают особо чувствительных мест. — А-ха-ха, перестань, Стас!

Пытаюсь оттолкнуть его ногами, но парень придавливает их, нависая надо мной. Он упирается предплечьем о пол, а ладонь второй руки нагло пробирается под мою футболку. Мурашки скользят по коже, заставляя сердце на мгновение замереть, а после пуститься в пляс. Свет от телевизора мелькает на идеальном лице Стаса, его взгляд скользит по моим губам, шее, обнажённым ключицам и вздымающейся груди. Меня бросает в жар из-за этого томного взгляда синих глаз и мыслей о том, что через пару мгновений что-то подорвётся. И я боюсь, что ничто уже не сможет остановить нас. Меня уж точно.

Стас нагибается и целует меня — я обвиваю его шею руками, притягивая ближе, приоткрываю рот, позволяя проворному языку пробраться внутрь. Запустив пальцы в волосы парня, я сжимаю их, и сразу наш медленный невинный поцелуй превращается в настоящий пожар. Мы задыхаемся, хватаем друг друга поцелуями, трогаем руками, пытаемся разодрать кожу и добраться до костей.

Я выгибаюсь навстречу его движениям, задыхаюсь от нехватки кислорода, подобно снегу таю на раскалённом теле желанного мужчины.