Высокое небо - Грин Борис Давыдович - Страница 33

Швецов рассмеялся:

— Ай да Нурий Нуриевич!

Это была похвала находчивости.

А рабочий, взяв эту шайбочку, под взглядом главного бросил ее в ящик со стружкой. То, что прозвучало похвалой одному, было упреком другому.

Прожекторные лучи, скрестившись, высвечивают бок транспортного самолета. Грохоча цепью, лебедка подхватывает большой деревянный ящик и заводит его в широкий люк. Грузчики натужно наваливаются на тяжеленную поклажу, разворачивают ее и оттуда, из самолета, кричат: «Майна!» Ящик опускается на днище машины.

Идет погрузка двигателей, совсем недавно снятых с конвейера.

Время не ждет, прямо отсюда транспортные самолеты улетают на авиационные заводы и дальше, на фронт. Моторы Швецова поведут в воздушные бои новые эскадрильи истребителей и бомбардировщиков. Их ждут.

Давно уже изменилась обстановка на фронте — шел сорок четвертый год. Во фронтовой почте, которая приходила в конструкторское бюро, теперь уже упоминались знакомые и незнакомые места, расположенные за нашими довоенными границами.

«…В июле 1944 года эскадрилья самолетов, оснащенных мотором конструкции Аркадия Дмитриевича Швецова, получила задание патрулировать переправу через реку Неман, подвергавшуюся беспрерывным атакам немецких самолетов.

Наши самолеты ежедневно делали по 6–8 боевых вылетов. Несмотря на такую огромную нагрузку, моторы работали безотказно! За 7 дней боев над Неманом эскадрилья сбила 56 немецких самолетов».

Отложив письмо, Аркадий Дмитриевич распахнул окно, расстегнул ворот гимнастерки. Душный день клонился к закату, и высокое безоблачное небо наливалось густой синевою, струило прохладу. В эти часы таяли случайные дневные шумы, слышен был только привычный голос завода, и потому казалось, что наступила тишина. Было легко и покойно, радовала возможность остаться наедине со своими мыслями.

Аркадий Дмитриевич придвинул к себе настольный календарь, бегло просмотрел записи и облегченно откинулся в кресле. День прошел в адском напряжении сил, впереди еще долгие часы ночного бдения, но исчезает эта тяжесть, когда подумаешь, сколько удалось сделать. Велик ли возраст КБ? Кажется, совсем недавно он слышал, как один доморощенный остряк, глянув на синюю табличку с этими двумя буквами, расшифровал их: «Как бедно!» Да, было очень бедно. На первых порах даже как-то не верилось, что все это настоящее.

Потом пришли новые времена, а с ними свои трудности. Любой экзамен не прост, а тут — война. Теперь и спрос другой, и ответственность как никогда. Фронт требует все новых моторов. То, что было приемлемо вчера, сегодня должно быть коренным образом улучшено, а завтра доведено до совершенства. Да и война, видно, скоро кончится и уже пора бы подумать о том, что потребуется в мирной жизни.

Аркадий Дмитриевич включил радио и с полуслова стал слушать передачу. Диктор с подъемом читал сообщение о разгроме немецкой группы армий «Центр» в Белорусской операции, затем было передано сообщение об операции наших войск на польской земле, назывались головокружительные цифры вражеских потерь. И вдруг дикторский голос как бы утратил присущий ему металл и сообщил коротенькую новость, от которой томительно радостно повеяло близким миром:

«28 июля авиамоделист Николай Трунченков установил международный рекорд. Фюзеляжная модель самолета с механическим двигателем продержалась в воздухе…»

Эта мирная новость изменила ход мысли, напомнила о том, что через несколько дней он будет далеко от дома, в подмосковных Подлипках. Это Гусаров и нарком Шахурин уговорили его отдохнуть, первый раз за время войны. Чертовски некогда, но надо, они правы. Ведь «моторесурс» сердца далеко не беспределен.

Эта мысль явилась вторично через два дня, когда пришло известие о кончине Николая Николаевича Поликарпова. Невозможно было поверить в то, что больше нет этого талантливого, обаятельно тонкого человека, с которым Швецова так много связывало. Казалось, он унес с собою частицу и его жизни.

Не забыть мудрых слов Поликарпова: «Каждый из нас, конструкторов, стремится к тому, чтобы его машина как можно дольше оставалась морально молодой. Но это случается лишь с теми конструкциями, которые можно все время путем модификации держать на уровне современной мировой техники.

По сути дела модификация — продолжение конструирования, только в форме, более выгодной для промышленности».

Это не умствование почтенного мэтра и не просто отточенная фраза. Сам же Поликарпов доказал жизненность своего принципа. Взять его У-2. Наверное, и конструктор не смог бы точно назвать число модификаций этой машины. В какой только упряжке не довелось побывать славной «уточке»! Лучший в мире учебный самолет, лесной патруль, скорая помощь, удобритель и опылитель посевов, морской рыборазведчик, искатель обрывов высоковольтных линий, борец против саранчи и малярийного комара, даже воздушный «волкодав» А началась война — и стал У-2 связным и санитарным самолетом.

Но Поликарпову все было мало. Он нашел своей «уточке» еще одно, куда более сложное применение, обратив ее в легкий ночной бомбардировщик. Именно ночной, ибо при свете дня такая роль ей бы никак не подошла.

В темноте же, выключив двигатель и планируя что называется над головой противника, пилоты У-2 кидали бомбы с прицельной точностью. Им было видно все: и блеск карманного фонарика, и даже огонек папиросы. «Рус-фанер», «кофейная мельница», как называли поликарповскую машину немцы, наводила на них суеверный ужас. Они сами сочинили легенду о бесшумном советском самолете, который ночами зависает над их позициями, и, сбросив бомбовый груз, дает «полный назад». Превосходный штурмовичок получился из старого самолета Поликарпова с первым двигателем Швецова.

Это был беспримерный по долголетию опыт содружества двух конструкторов — самолетчика и моториста. Начавшись еще в их молодые годы, оно не прекращалось до последних дней. Что-то около года назад Николай Николаевич приспособил свой У-2 под ночной артиллерийский корректировщик, а Аркадий Дмитриевич по такому случаю поставил на двигателе выхлопной коллектор с глушителем. А совсем недавно, уже в сорок четвертом году, Николай Николаевич построил опытный экземпляр У-2ГН («Голос неба»), на котором оборудовал радиостанцию с мощным громкоговорителем. По мысли конструктора, его машина должна была стать воздушным парламентером.

Что и говорить, это Поликарпов сделал стойким солдатом дорогой сердцу Швецова М-11. Но только ли его? Двухрядная звезда тоже многим обязана этому удивительному человеку. Ведь она отрабатывалась и доводилась на так и не увидевшем крупной серии И-185 — последнем истребителе Поликарпова…

Прощай, дорогой друг и ровесник. Спи спокойно. Ты хорошо прожил свою жизнь.

Несколько недель, прожитых в Подлипках, пролетели почти незаметно. В доме отдыха работников авиапрома не докучали строгим распорядком, каждый мог принадлежать самому себе. Задумчивый, чуть грустный сосновый бор словно переносил в другую жизнь. Просто не верилось, что где-то гремит война, бессонно работают заводы и вообще существуют какие-то сложности.

Аркадий Дмитриевич, уже несколько лет вторично женатый, в Подлипки приехал не один, с женой. Она взяла на себя нелегкую обязанность упорядочить его режим, отвлечь от оставленной дома работы, которую он все порывался продолжать. Взамен этого ему были предоставлены книги и шахматы.

Двадцатого августа, выйдя к завтраку, чета Швецовых неожиданно оказалась в центре внимания. Только что радио сообщило, что Аркадий Дмитриевич награжден орденом Суворова и ему присвоено звание генерал-майора авиационно-технической службы, и все, кто был за столом, шумно его поздравляли. Он был смущен и растроган. Необходимое по такому случаю ответное слово у него не получилось, он лишь сердечно пожимал тянувшиеся к нему со всех сторон руки.

Если бы Аркадию Дмитриевичу, человеку никоим образом не военному, когда-нибудь сказали, что он станет генералом и будет награжден полководческим орденом, он счел бы это за неудачную шутку. Судьба не раз намеревалась облачить его в шинель, но все что-нибудь да мешало. Когда началась первая мировая война, двадцатидвухлетний Швецов работал на заводе «Динамо», который обслуживал армию, и это освобождало его от призыва. Не пришлось ему побывать и на гражданской войне — в тылу техник-конструктор был нужнее. Его с радостью бы зачислили в Военно-воздушную академию, где он руководил дипломным проектированием, но в нем восстал конструктор, опасавшийся потерять возможность творчества.