По закону сломанных ногтей (СИ) - Лабрус Елена - Страница 4

"Почему ты уехал?!" — хотелось ей крикнуть ему сейчас. И хоть Анфиса узнала, что этому поспособствовали его родители, Арине, пять лет промучившийся на ненавистной ей "Экономике" от этого было не легче.

В приёмном покое ожидаемо многолюдно. Им предложили подождать в очереди. Но Сове видимо, претило любое промедление. Сидение на месте, молчание и любое ожидание — это не для него. Он усадил Арину, ещё в машине предусмотрительно стянувшую с себя испорченные колготки и надевшую плащ, чтобы прикрыть рваную одежду, а сам куда-то убежал. Видимо, с кем-то договаривался. И хоть очередь их почти подошла, всё равно с гордым видом он привёл мускулистого врача, который, минуя пару коридоров, привёл их в свой кабинет.

Врач поливал перекисью её кровоточащие царапины. И жидкость пузырилась и больно щипала. Потом он обрабатывал повреждения другой жидкостью, холодной и жёлтой, мазал мазью и крепко бинтовал. И все это время Сова стоял рядом, отвечал на бесконечные звонки, и Арина видела, как задерживался его цепкий взгляд на её обнажённых ногах. Врач даже не просил его выйти, видимо, считая их парой. А Сова и не собирался выходить.

Честно говоря, царапины оказались пустяковыми. Случалось Арине в детстве сбивать колени и посильнее. Но врач честно отработал свой гонорар. И бинтов не пожалел — ноги едва сгибались. Арина с трудом шла и чувствовала себя на собственных ногах как на ходулях.

— Ты не обязан со мной и дальше нянчится, — сказала она в вестибюле. — Просто вызови мне такси.

— О, нет, нет! Ещё как обязан! Родная мать не должна о тебе так заботиться, как я.

И он приобнял её за талию.

— Андрей, это всего лишь царапины!

Она мягко отстранилась. Знал бы он, какими шрамами покрыто её сердце из-за него!

— Ты же, наверно, даже поесть не успела. Я обязан тебя накормить.

— Я успела. И я не голодна. А ещё мне пора на работу.

— Вот я идиот! — Он протянул ей свой телефон. — Предупреди на работе, что задерживаешься по уважительной причине. Наверно, справку надо выписать?

Он оглянулся, намереваясь, видимо, вернуться за справкой.

— Не надо справку! — Арина проигнорировала телефон, схватила его за руку, и он внимательно посмотрел на неё.

Как много она бы отдала за этот взгляд восемь лет назад. Чтобы он вот так вглядывался в её лицо. Тогда он случайно налетел на неё возле детской площадки.

— Что-то я слишком часто вижу этот рюкзак. Сделай милость, не крутись под ногами, — сказал он недовольно.

Анфиса, в конце концов посвящённая в её тайну, попыталась возразить.

— Я сказал, чтобы я вас обеих больше здесь не видел, — и смерил презрительным взглядом Анфису.

С того дня Арина именно так и делала. Скрывалась от него, пряталась. Меняла рюкзаки, цвет волос, одежду. Она превратилась в невидимку. Но перестать его преследовать было выше её сил.

— Ну, как хочешь. — Сейчас он не убрал её руку, а наоборот, даже положил на неё сверху свою горячую ладонь. — Давай, я отвезу тебя домой!

Тогда, в школе, она знала о нем всё. Наклон его почерка, размер его обуви, запах его шампуня. Он занимался лёгкой атлетикой и дома у него жил ручной хорёк. И однажды она целый час просидела с ним рядом в актовом зале на каком-то скучнейшем мероприятии. Она не помнила, чему посвящалось это сборище школьников, но точно помнила, как он нетерпеливо ёрзал, больно задел её локтем и в тот раз даже извинился.

Правда, ощущение, что он извинился перед деревянным креслом, на котором она сидела она тоже запомнила — он даже не посмотрел в её сторону. Его больше волновала девочка из параллельного класса, местная красавица. Арина видела, как часто он поворачивался в её сторону, и как резко стал поворачиваться в другую, когда она пересела, тогда-то Арине и достался удар его благословенным локтем.

Предмет его пристального внимания звали Вера, но вся школа называла её Верочка. Верочка Пряжкина. Её смерть стала страшным потрясением для всех. Она дружила с парнем старше неё. И сразу после выпускного разбилась с ним на мотоцикле. Она насмерть, а на парне всего несколько царапин. Все это Арина узнала, когда вернулась после летних каникул, конечно, от Анфисы.

Очень худенькая, до измождения, Верочка осталась такой и после смерти. Её силуэт в полный рост вырезали на блестящей чёрной мраморной плите. На кладбище Арина пришла, конечно, за Совой.

Он плакал на могиле, а Арина пряталась. В тот день она решила похудеть и отрастить длинные волосы как у Верочки. Она мечтала, что пусть и не сможет ему её заменить, но будет напоминать. Хотя бы немного, хотя бы внешне.

И хоть Сова быстро утешился и увлёкся рыжей одноклассницей, своё намерение Арина выполнила, и образ этот сохранила по сей день. Длинные темно-русые волосы и худоба.

— О чём задумалась? — спросил он, выворачивая с больничной парковки?

Но ответить ей не дал телефонный звонок.

— Не будешь возражать, если мы заедем ещё в одно место? — спросил он, откладывая телефон. — Дело не терпит отлагательств. Если ты, конечно, хорошо себя чувствуешь.

— Хорошо. Только тогда мне все же придётся позвонить.

Он протянул ей телефон, и она набрала номер своего офиса.

— Виолетта, меня не будет сегодня, — сказала она сухо, не представившись. Выслушала щебетания секретарши о том, что та никак не могла ей дозвониться, но перебила. Сказала, что не желает знать, кто и по какому поводу её искал и что со всем разберётся завтра. Сегодня она не на связи. И вернула телефон.

Он посмотрел на неё с восхищением.

— Жёстко ты.

— Приходится иногда. Иначе её не переслушать.

— И тон такой руководящий. Директорский.

— Командую потихоньку, — она не хотела говорить о своей работе. — А мы далеко едем?

— Нет, но тебя это тоже касается. — Он сказал это с гордостью. — Я переслал видео аварии, и ребята этого лихача уже нашли. Чтобы ты не считала меня виноватым, для информации: ГИБДД расценило его поведение на дороге неправильным и уже задержало. Вот туда и едем.

— Так мы же уехали с места аварии.

— Тебе требовалась экстренная помощь, — ответил он. — Камеры с кафе тоже просмотрели. И очевидцев опрашивать не пришлось.

Но по дороге что-то изменилось. Он даже припарковал машину, чтобы выслушать то, что ему говорили в трубку. Он отвечал односложно "Да. Нет. Понял. Хорошо." И выражение лица его менялось от озабоченного к хмурому и от хмурого к расстроенному. Но к концу разговора, как небосвод после грозы, оно неожиданно прояснилось, и он закончил разговор весьма оптимистично.

— Вот и отлично! — сказал он, нажал отбой и развернулся к ней. — Всё сложилось как нельзя лучше. С чистой совестью могу доставить тебя домой.

Она думала, он довезёт её до дома, и отправится по своим делам. Но он пошёл с ней. Придержал тяжёлую дверь в подъезд. Вместе с ней втиснулся в лифт.

Воняло мокрой псиной. Но запах его одеколона, свежего цитрусового незнакомого перебивал эту вонь. Он стоял слишком близко, недопустимо близко. Она боялась встретиться с ним глазами в этом тесном пространстве и смотрела на пуговицы его рубашки.

Маленькие плоские белые с четырьмя дырочками. На бежевой в коричневую полоску рубашке. Верхняя на воротнике расстёгнута — ямочка на шее, следом ещё одна — обнажённый кусочек груди, потом три закрыты наглухо, а шестая как раз перед пряжкой ремня. Потом рубашка уходит за ремень. Интересно, сколько на ней ещё пуговиц? Ремень, гульфик, большие пальцы его рук в карманах брюк. Кожаный браслет. Круглое тонкое кольцо на среднем пальце. Чёрный волос слона пропущен по ажурному серебру. На удачу. Лёгкий пушок волос по тыльной стороне ладоней. Как это всё ново, неузнаваемо, волнующе.

Лифт жёстко осел, останавливаясь на нужном этаже. Она качнулась, едва не уткнувшись лицом в его вздымающуюся в такт дыханию грудь. Его рука легла на её спину, провожая к выходу.