По дороге на Оюту (СИ) - Лунёва Мария - Страница 19

— Я тебе не нравлюсь, девочка? Отчего же, чем же я не вышел? Лицом или, может быть, тюремная одежка не по нраву пришлась?

— Нет, – хлюпнула я носом, по щекам сбегали крупные слезинки, – нравитесь, но я не ... Я не…

Комок застрял в моем горле и мешал нормально говорить, меня трясло от ужаса. Кто помешает ему надругаться надо мной, если приспичит? Кто защитит, если он вдруг решит, что я могу скрашивать своим телом все ночи подряд во время перелета? Да никто, я полностью в его власти. Осознание этого факта причинило боль. Стюарды и остальные члены команды корабля плевать хотели на своих пассажиров. Деньги они уже получили, и никто не будет считать, сколько из нас долетят до места назначения, а сколько просто сгинут.

Меня резко повернули на спину и надо мной грозно навис марионер, подавляя своей аурой.

Представив на мгновение, что этот мужчина решит надо мной надругаться тут при всех, я громко всхлипнула. Все будут только смотреть с нездоровым любопытством, и никто не придет на помощь. Да лучше самой на себя руки наложить. Наверное, мои мысли отразились на лице, потому как взгляд мужчины смягчился.

— Раз нравлюсь, чего же тогда «нет»? – его необычные желтые глаза, словно в душу заглядывали, заставляя чувствовать себя никчемной и слабой.

— Я не гулящая девка, – тихо выдохнула я и закрыла глаза, чтобы не видеть его больше.

— А разве я хоть раз отнесся к тебе, как к гулящей или продажной женщине? – его большие пальцы мягко, даже нежно, стерли дорожки слез с моего лица. – Или я назвал тебя «девкой»? Что заставило тебя подумать так?

Я не ответила. Крепко сжимая веки, представила, что я дома, в своей постели, а все это – просто гадкий сон, который развеется, стоит только зазвучать будильнику. С кухни приятно запахнет блинчиками, и я снова услышу звонкий голос мамы, напевающей песенки из рекламы. Просто нужно сильнее сжать веки и убедить себя, что все нереально, что это глупый, но страшный сон.

И пусть этот сон длиною в жизнь, но я все равно буду верить, что проснусь.

— Прости, – прошептал мужчина.– Я был неправ и сейчас я неправ, – меня снова обняли и прижали к большой и горячей груди.

Я не хотела слушать его. Ничего не хотела, только бы проснуться дома в своей кровати. Но чем больше я пыталась себя в этом убедить, тем отчетливее понимала, что этот самообман ни к чему не приведет. Что нужно мириться с тем, что жизнь изменилась и как раньше не будет уже никогда. Не удержав эмоции, я позорно разрыдалась в голос.

Где–то там, на заднем плане, прекратилось рычание, более не раздавались звуки драки. Теперь я могла различить только размеренное биение сердца Демьяна и его шёпот: «Прости». Прижавшись к сильному телу, я выплескивала свой страх и боль. Свое разочарование в жизни и ужас от того, что мир рухнул, а я все никак не могу собрать хоть какие–то его обломки.

Ухватив обеими руками полы его расстегнутой рубашки, я уткнулась в обнаженную мужскую грудь. Рыдания переросли в тихие всхлипывания, меня било крупной дрожью. Неспособная успокоиться, я все теснее прижималась к теплому мужскому телу.

— Все, девочка, успокойся, я не обижу тебя, – легкий поцелуй обжёг мой висок, – слышишь, я не обижу.

Шмыгнув носом, я немного расслабилась и обхватила его руками за талию.

— Я не девка, – сиплым шёпотом зачем–то повторила я.

— Я знаю это, Анита, – он чуть приподнялся, нависая надо мной, – я не хотел тебя обидеть. Просто я совсем забыл, как себя следует вести с хорошими девочками. Ты простишь меня?

Я не могла заставить себя поднять на него взгляд. Просто не могла. Внутри все словно заледенело. Сжавшись, я просто повернула голову в сторону.

— Конечно, – шепнула, словно чужим голосом. Нужные слова никак не приходили на ум.

Демьян, обхватив меня за талию, повернулся на бок, увлекая за собой, а потом подтянул наверх и окончательно уложил меня так, что наши лица оказались на одном уровне.

— Может, поговорим, земляночка? – взгляд его странных лимонно–желтых очей сосредоточился на моих глазах. Он буквально заставлял меня смотреть на него. – Кое-что из нашего прошлого разговора я уяснил. Ты летела к отцу на пояс Юпитера, но тот по каким–то причинам решил, что тебя лучше упечь в лечебницу. И, вместо того, чтобы перебраться на какой-нибудь спутник и устроиться там, ты вздумала совершить путешествие и стать пионером–первопроходцем. Я пока все правильно говорю?

Признаться, из его уст все это звучало как-то глупо. Но я уверенно кивнула.

— Да, я всегда мечтала о путешествии. Мы откладывали с мамой деньги на круиз, но все никак не получалось. А после того как мама… – я запнулась – слова о том, что мама умерла буквально в горле застряли. – Я осталась одна, отца я видела только в детстве. Мною он никогда не интересовался. Я вообще не знаю, зачем с Земли улетела. Не соображала ничего. И зачем сюда билет купила – тоже не понимаю. Я адекватно не представляла куда лечу и зачем вообще лечу. На что жить буду и где жить буду? Охранник, он так обо всем подробно рассказал, с его слов все это выглядело так легко. Я просто отдала ему карту, и он оплатил перелет. А дальше я оказалась здесь с вами.

Демьян криво усмехнулся, все также, не сводя с меня глаз. Затем задумчиво потер коротенькую аккуратную бородку. Я отчетливо видела, как разгорается в его глазах злость.

— Дай мне свою карту, с которой он оплачивал билет, — требовательно попросил он.

Неуверенно поджав губы, я решила рассказать ему о моем тайничке:

– Она в подошве ботинка.

Демьян удивленно вскинул брови:

–Ну, значит, ты не совсем пропащая душа. Ну-ка, попробую найти твой схрон, — усмехнулся марионер.

Сев, он схватил мою ногу в ботинке и принялся разглядывать ее. Покачав головой, аккуратно положил ее обратно и взялся за второй ботинок. Я наивно полагала, что он не отыщет тайник, или хотя бы немного провозится. Но не тут-то было, он обнаружил его спустя пару секунд. Еще немного времени ушло на то, чтобы его вскрыть. С паспортами, которые я переложила в тайник после того, как мои карманы пытались обшарить, и картой со всеми сбережениями на ней Демьян снова улегся рядом и притянул меня за талию к себе.

— Это твоя мама? – вопрос не требовал ответа, и так было понятно, что он держит в руках ее паспорт.– Красивая. Ты на нее очень похожа.

Я смущенно улыбнулась. Да, мама была красавицей. Мало кто мне говорил, что мы с ней хоть чем–то похожи. Приятное тепло растеклось в душе. И пусть это было не совсем правдой, но приятно же.

— Анита Корф, – считал Демьян уже с моего документа, – какая ты тут милая девочка.

Я усмехнулась, я там и правда похожа на девочку, хотя и фотографировалась в день совершеннолетия. Ну, кто же виноват, что в свой двадцать один год я была похожа на пятнадцатилетнего подростка.

— Аниточка, а может у тебя жених есть? – Демьян прищурил глаза и зорко поглядывал на меня. Такого вопроса я не ожидала. И как-то растерялась.

— Нет, – пробормотала я.

— Это хорошо, что «нет», – большим пальцем мужчина осторожно очертил мою бровь. – А почему нет?

Снова смутившись, я просто пожала плечами:

— Не знаю почему – просто нет и все.

Откуда бы ему взяться? Я всю жизнь под маминым крылом просидела: дома да в салоне, где клиентки в основном женщины. На медицинских курсах тоже одни девчонки в группе были. Ну, а в своем районе меня с детства за дурочку держали. Какие там женихи, подруг-то не нашлось.

— А был? – палец Демьяна спустился по скуле и, нежно погладив щеку, обхватил мой подбородок, заставив вскинуть голову вверх. — Не было, – выдохнула я.

— А мужчина вообще был?

Меня прожигал его внимательный тяжелый взгляд; я хотела возмутиться таким вопросом, но вместо этого выдохнула тихое:

— Нет.

Лицо марионера исказил хищный оскал. Он словно радовался нечаянно подвернувшейся добыче. Обхватив мой затылок, он чуть сжал волосы, запрокидывая голову назад. Придвинувшись, медленно склонился к моим губам, не сводя с меня острого голодного взгляда. Первое прикосновение его губ я ощутила остро. Словно молния тело пронзила. Нежное легкое касание очень быстро переросло во властный, немного грубый, поцелуй. Он словно зверь поглощал каждый мой выдох, перекрывая воздух. Я задыхалась в сладкой истоме. Его дыхание, горячее и шумное, обжигало кожу. Чуть прикусив нижнюю губу с тихим рыком, он углубил поцелуй. В мой рот, скользя, вторгся его язык.