Бестселлер (СИ) - Калинин Алексей - Страница 3

— Добрый вечер, дорогие друзья! Мы сегодня собрались на презентацию книги Джулии Холахан и можем узнать больше, как о романе с названием "Сладкий ад", так и о самой писательнице. Разрешите вам представить несравненную и чувственную, гениальную и потрясающую, очаровательную и великолепную Джулию Холахан.

Писательница изобразила легкий поклон и едва не отшатнулась, когда своды торгового центра сотряслись от грома оваций и восторженных криков.

Люди радовались ей! Они любили её и готовы были сметать с полок любое произведение, если видели на обложке фамилию Холахан.

Бурю эмоций, которая накрыла женщину, можно сравнить с океанской волной. Она также подхватывала, крутила в пене улыбок и старалась растворить в себе, как щепку «Титаника». Да-а, это подобно оргазму, только без последующей опустошенности и апатии. Несмотря на всё напускное недовольство и бурчание, Джулия была рада зарядиться от поклонников позитивом и хорошим настроением. После таких встреч работалось особенно продуктивно.

— Здравствуйте! Я очень рада видеть вас, таких веселых и с горящими глазами. Начнем нашу встречу?

Снова раздались хлопки и выкрики.

Встреча проходила спокойно. Как Джулия и предполагала ранее, ей задавались вопросы о сюжетах, спрашивали о продолжении старых книг, восхищались и признавались в любви не только женщины. Она отшучивалась и поглядывала на мужа, который притулился с краю площадки на металлическом стуле. Френк показывал ей большой палец, значит, всё было хорошо.

— Здравствуйте, меня зовут Джим Джеферсон, репортер газеты «Time-News», — поднялся мужчина в мешковатом костюме. Кроме мятого костюма его из толпы поклонников выделяла обширная плешь, украшенная венчиком светло-русых волос. — Скажите, а чем для вас является ваше творчество?

— Это в первую очередь способ донести до читательниц мысль, что они тоже женщины и не обделены чувственностью. Я хочу показать, что все они желанны и могут нравиться мужчинам такими, какие есть, — произнесла Джулия стандартную фразу ответа на подобные каверзные вопросы.

— То есть это не игра на низменных чувствах? Это не способ заработка на литературном порно? — не унимался репортер.

Сколько их таких было? Сотня? Две сотни? Три?

Это обычные люди, которым нужно раздуть скандал на пустом месте и потом получить премию. Скандалы лучше всего продаются, и, по всей видимости, репортер зарабатывал на жизнь именно полосканием грязного белья.

Читатели притихли. Так затихают деревья перед ураганом в надежде, что корни удержат их от падения. Нужно оставаться спокойной и дружелюбной, тогда она будет на коне, а этому плешивому придется плестись в хвосте литературы.

— Вы ошибаетесь, — Джулия мягко улыбнулась, точно также, как для фотографий на обложку своих книг. — В книгах я изливаю душу, а читательницы и читатели находят в них созвучие и похожесть на свои жизни. Одна читательница признавалась, что когда читает мои произведения, то ей кажется, будто это она написала свою историю. И мои книги придают ей сил для дальнейших свершений. Ради таких людей я и пишу.

Она кинула взгляд на мужа, а тот показал поднятый большой палец.

Молодец!

Она снова улыбнулась и перевела взгляд с репортера на миловидную блондинку, которая только не подпрыгивала в надежде, что её заметят. Не тут-то было, репортер оказался тертым охотником за сенсацией, а по цепкости мог дать фору косяку рыб-прилипал.

— Но в любом ваше романе герой обязательно насилует героиню… Да, потом они женятся и живут долго и счастливо, но как объяснить факты насилия в произведениях? — Джим Джеферсон склонил голову набок и придал лицу самое невинное выражение.

С таким выражением крокодил может взирать на жертву, да к тому же ещё и слезы лить.

Джулия вздохнула. Опять поднимают один и тот же вопрос. Каждый раз находится либо поборник морали, либо подобный зануда-репортер. Ответ тоже будет прежним — не стоит давать повода для раздражения.

— Если вы читали ВСЕ мои произведения, — да, надо обезоружить репортера и выделить слово «все», ведь мужчины ни за что не признаются о прочтениях эротических романов. — Если вы их читали, то могли заметить, что в романах насилие подается в игровой форме. Героини и сами были не прочь оказаться рядом с мужчиной, но воспитание и скромность не позволяли этого сделать. А мужчины лишь чувствовали свою вторую половинку и не оставались бездеятельными.

— Героини сами желали раздвинуть ноги, но за них это делали властные герои? — насмешливо спросил репортер. — Это считается мазохизмом.

— Вы снова ошибаетесь. В наше время женщина ждет от мужчины действий, подвигов, свершений, ласки, черт побери! — Джулия пристукнула ладонью в такт словам. — А что получает взамен? Несколько минут пыхтения раз в месяц? Да если вы будете удовлетворять свою жену, то разве станет она обращаться к книгам? Разве станет включать фантазию в поисках того, чего недодаете ей вы, муж и опора? Да если вы придете после работы и не залезете на диван с банкой пива и куском пиццы, а наброситесь на неё и оттрахаете так, что она потом целый день ноги не сможет сдвинуть, то не нужны будут любовные романы. Вы сами замените ей любовный роман. Но для этого нужно действие, а не болтание языком… Хотя, если языком поболтать в нужном месте, то ваша женщина останется довольна гораздо сильнее.

Как-то Джулия готовила омаров. Они получились душистые, пахучие и с ярко-красным панцирем. Вот именно такого цвета стало лицо репортера, когда присутствующие женщины с насмешкой взглянули на него. Хохоток покатился по аудитории шаром для боулинга. Джим Джеферсон сел на место и уткнулся в блокнот, стараясь не поднимать головы, чтобы не наткнуться на улыбку Джулии.

— Какие ещё будут вопросы? — писательница слышала, как рядом давится смехом Мадлена.

Неожиданно краснолицый репортер встал во весь свой невысокий рост. Джулия сразу же постаралась вспомнить телефон первой помощи — вдруг у Джима начнется сердечный приступ?

— Последний вопрос! — по-женски тонко выкрикнул репортер. — Скажите, имеете ли вы какое-нибудь отношение к исчезновению вашего конкурента по любовным романам, Софии Кастор?

Кресло под писательницей скрипнуло и дернулось назад. Если бы плешивый мужчина в мешковатом костюме бросил подожженную петарду писательнице на стол, а та взорвалась, оставив на поверхности черную рваную кляксу, и то Джулия не вздрогнула бы с такой силой, как в этот миг. Теперь уже её щеки налились болезненным румянцем.

Она перевела взгляд на мужа, посмотрела на вздувающиеся желваки под гладко выбритой кожей. Тот с такой силой сцепил пальцы, что костяшки побелели, а ногти, наоборот, заалели не хуже панциря омара. Френк начал ерзать, как будто под ним был вовсе не металлический стул, а колония огненных муравьев.

Джулия помнила Софию, хрупкую и некрасивую женщину, которая действительно составляла ей конкуренцию чувственными произведениями с отличным слогом. Как бы Холахан не сердилась на неё за отвод массы читателей, но не могла не признать таланта этой одинокой женщины. Из её клавиатуры вырывались шедевры, которые тут же теснили книги Джулии на полке бестселлеров.

Джулия даже позволила себе несколько раз негативно высказаться про творчество Софии, та тоже бросила пару хлестких фраз в ответ, и желтая пресса тут же раздула злую историю про «войну порноавторов».

София пропала полгода назад при невыясненных обстоятельствах и целых три месяца её фотография смотрела с экранов телевизора и пакетов молока. Дурные люди заподозрили Джулию в причастности к исчезновению и женщине. Полицейские пытались выяснить достоверность этих слухов, зачастили в их дом, мешали трудиться. Френку даже пришлось провести одну ночь в участке и заплатить триста долларов штрафа, когда в сердцах высказал всё, что думает о беспардонности полицейских.

Потом всё вроде бы утихло, но до Джулии доносились слова злопыхателей, которые к месту и не к месту сравнивали её с пропавшей Софией Кастор.

— Нет, как я много раз говорила полицейским — я ничего не знаю о судьбе бедной Софии. Я искренне сожалею о её пропаже. Также, как и остальные читатели, я выискиваю крупицы информации и слежу за полицейскими сообщениями, — Джулия хотела бы услышать свой голос со стороны.