Девиант (Полёт ночного мотылька) (СИ) - "Kellerr" - Страница 34

Кай действовал не так, как я себе представлял. Вернее, он совсем не действовал. Даже теперь, когда мы снова сидели за одной партой и разговаривали, я не мог понять, что творится в его голове. Его мысли по-прежнему оставались запретными. Он ведь злился на Данилу. Так? Так. Но почему он ничего не делал, кроме той испорченной контрольной? Разве это война? Месть? Разве это жестоко?

— Когда ты нацелился на Иосифа Кирилловича, у тебя ведь был план? — не выдержал однажды я.

Кай на секунду оторвал взгляд от учебника.

— Был. И ты его знал.

— А что с Данилой? Тут есть план? — продолжал допытываться я.

— Плана нет. Есть финальная точка, — несколько туманно отозвался он.

— То есть ты ничего не собираешься делать?

Теперь уже Кай окончательно поднял голову, внимательно посмотрел на меня ясными глазами и сказал то, чего я почему-то не ожидал:

— Он всё сделает сам.

Сам. Сам?

После я погрузился в раздумья. А ведь и правда — если сравнивать поведения Кая и Данилы, то Данила вёл себя куда более резко. Нервничал, злился, открыто выражал агрессию. А Кай? Кай просто продолжал учиться и оставался сторонним наблюдателем. Вспомнить хотя бы недавнее нападение Данилы на меня. Что им двигало? Страх. Неизвестность. Он боялся, хоть Кай не тронул его и пальцем.

Он боялся.

Он сдал позиции.

Как и я. Ведь я так и не смог поговорить с бабушкой, уверяя себя, что я не боялся — мне просто было нужно время.

— Почему мама это сделала? — решился я на разговор в тот же вечер.

Бабушка оторвалась от вязания, сложив спицы крестом у себя на коленях.

— Что сделала?

— Ну… что-то. В тюрьму просто так не попадают, верно?

Конечно, верно. Я знал это, но никак не мог придумать достоверных причин, толкнувших маму на что-то противозаконное. Их просто не существовало.

Но я ошибался. Бабушка тяжело вздохнула, похлопала рукой по мягкой обивке дивана и сняла очки. Я послушно сел рядом, подозревая, что разговор всё равно будет коротким, но лучше всего провести его сидя.

— У твоей мамы на работе в нашем прежнем городе был навязчивый поклонник. Когда она всё бросила и уехала в неизвестном направлении, спустя какое-то время он всё же выследил её.

Продолжение истории нарисовалось настолько ярко, что не было нужды даже дослушивать рассказ бабушки. Одно только слово — поклонник — подразумевало под собой очередную влюблённость. Любовь. Дальше всё складывалось в ровный ряд, который в конце обламывался и заканчивался тем местом, куда попала мама.

— Он… хотел, чтобы она была с ним. После нескольких отказов твоя мама испугалась и собиралась снова уехать, но он поймал её по пути с временной работы домой. Не знаю подробностей, но какой-то случайный прохожий утверждал, что тот мужчина не сделал ничего плохого, а она набросилась на него, бив всем, что попадалось под руку, — бабушка надолго замолчала. Её пустой взгляд, теперь уже направленный не на меня, окрасился скопившимися в уголках глаз слезами. — Её признали полностью вменяемой…

… А её поклонник подтвердил, что всего лишь хотел поговорить. В результате ему пришлось провести в больнице почти целый месяц.

Интересно, что же это были за слова, так подействовавшие на маму? Я тебя люблю? Десять раз? Сотню раз повторявшихся? Меня передёрнуло. Ну конечно же. А что ещё? Те самые слова, действующие убийственно. Может быть, это наследственное, а может, я просто боюсь, что это наследственное.

«Я тебя люблю» — то, что переворачивает душу вверх тормашками. То, что пугает, заставляет бежать, но в то же время совершать немыслимые поступки, причин для которых может и не быть.

Я помнил, что такое влюблённость. Поначалу это светлое, тёплое чувство. Если с ним смириться и остаться в стороне, то вполне можно жить нормально. Но если захотеть приблизить к себе объект влюблённости, начинает происходить что-то немыслимое. Желание помочь, желание быть рядом, желание дотронуться… Спокойствие. Наблюдение. Быстро испаряющаяся злость.

Кай.

Кай…

Так это ты? Ты — моя причина? Ты — мой страх?

— Может ли быть, что это так… — вслух прошептал я, задумчиво обняв подушку и смотря в щель между шторами, через которую в комнату заглядывала полная луна.

***

Говорят, со страхом можно справиться лишь столкнувшись с ним лицом к лицу. Посмотреть в глаза, не убежать, принять его таким, какой он есть. Произойдёт переосмысление. Страх не исчезнет, но изменится отношение к нему. Так ли это на самом деле, проверять совершенно не хотелось. Навязчивая мысль прочно засела в голове, и избавиться от неё оказалось не так-то просто.

Если оставить человека наедине со своими мыслями, в конечном итоге он придёт к совершенно неожиданным выводам. Повторить логическую цепочку после будет практически невозможно. Связь оборвётся, а вот вывод породит новые вопросы и сомнения.

Я имел возможность задать интересующие меня вопросы, а не опираться лишь на собственные выводы. У Данилы такой возможности не было. Кай его враг. Спрашивать у врага о его намерениях ведь неправильно?

В тот день Кай появился гораздо раньше звонка. Я было обрадовался тому, что не придётся сидеть одному оставшиеся десять минут, но Кай почти сразу вышел из кабинета, попросив у меня жевательную резинку. Особой любовью к жвачкам я никогда не проникался, но упаковка мятного Орбита практически всегда имелась во внешнем кармане рюкзака.

Кай ушёл, ничего не пояснив. Наверное, зря я рассчитывал, что моя просьба о честности хоть что-то изменит. Не изменила.

Правда, после двух уроков причина стала вполне ясна. При переходе в другой кабинет нам навстречу вылетел Данила. Он выглядел так, словно был готов убить Кая здесь и сейчас, не заботясь о свидетелях.

— Это ты… это всё ты! — прокричал Данила.

Его трясло. Лицо покраснело, глаза пылали ненавистью. Плечи напряжены, голова опущена слишком низко, взгляд исподлобья. Он не контролировал себя.

Школьники сразу остановились, образовав вокруг нас неровное кольцо. Две школьные знаменитости — Данила и Кай. Как же тут не остановиться? Спокойный, расслабленный Кай и агрессивно настроенный Данила, потерявший всякую осторожность.

«Он всё сделает сам».

Он сорвался. Он прогнулся под свой страх.

— Это ты что-то сделал с моей контрольной! И ты же прилепил жвачку на мой стул! Тварь! Сука!

Я не сдержал смешка. Так вот зачем нужна была та жвачка.

Данила сразу перевёл озлобленный взгляд на меня.

— Ты всё знаешь. Знаешь ведь, что происходит? — угрожающе прошипел он, подходя ко мне и тыча пальцем.

— Хватит, Данила! — из толпы к нему подбежал Тимофей (если правильно запомнил его имя) и схватил Данилу за руки, пытаясь оттащить назад. — Здесь слишком много людей, что ты делаешь? Разберёшься с ним потом! — последние слова были сказаны уже шёпотом.

В толпе наметилось ещё какое-то движение. Присмотревшись, я узнал девушку Данилы — Нину, кажется. Растолкав зевак, она тоже бросилась к нему и, обняв его со спины, вместе с Тимофеем удержала на месте. Данила хоть и оказался обездвижен, но рот-то ему никто не затыкал.

— Ты ведь знаешь, — продолжал он. — Ты ведь всё знаешь, но молчишь!

Я бросил многозначительный взгляд на Кая. Тот пожал плечами, сделав вид, что ему совершенно всё равно. И ему на самом деле было всё равно, потому что попытка Данилы вывести всё на чистую воду была глупой и непродуманной.

— Ничего я не знаю. С тобой всё в порядке? Какой-то ты…

— Всё отлично! — окрысился Данила.

Я тем временем повернулся к Каю и шёпотом спросил:

— Почему именно жвачка?

И Кай довольно охотно ответил:

— В шестом классе Данила проделал то же самое с моим стулом.

Надо же, какой он злопамятный. Может быть, у него есть тайный блокнот, в котором записаны все прегрешения Данилы? Если это так, то месть будет долгой и нудной. Получается, и контрольная была таким же пунктом? Только вряд ли отличнику трудно написать ещё одну.

Глядя в раскрасневшееся лицо Данилы, я решил, что его бесил сам факт мелких отплат, совершенно незначительных на первый взгляд. Наверняка он помнил, что делал то же самое, только вот интересно, сообразил ли, в чём вся соль?