Когда решает сердце (СИ) - Жаклин Николь - Страница 38

— Нет, они просто появились, — прервал меня Трев, проводя рукой по галстуку, свисавшему с его шеи.

— Генри бы это понравилось, — заметила я, оглядывая мужчин, стоявших рядом со своими мотоциклами. — О, черт, — выдохнула я, опираясь на руку Брама за моей спиной, когда подъехал катафалк.

Мотоциклисты, словно это было отрепетировано, стянули с голов банданы, военные бейсболки и шапки с их голов и прижали к груди.

— Мы готовы, — объявил Алекс, подходя к нам в парадной форме. Его спина была прямой, словно он аршин проглотил. Они с Шейном были в полной военной экипировке, и я никогда еще не видела их более красивыми.

— Ты в порядке? — спросил Брам, пока вел меня к тому месту, где стояли Лиз и Элли с детьми, держа их за руки.

— Да, иди к нему, — приказала я, смотря на катафалк.

Наша семья последовала за парнями, которые несли гроб Генри в переполненную церковь, а затем молча заняли места на передних двух рядах. Даже дети притихли, когда пастор начал говорить.

Рядом с алтарем и по бокам гроба стояли фотографии.

Генри в восемнадцать лет в парадной форме. Я вспомнила, как он рассказывал мне, что его заставили надеть для фотографии не всю форму, а лишь китель и фуражку.

Генри, когда ему было лет семь-восемь, сидящий на плечах Тревора, его лицо было вымазано чем-то, напоминающим ежевику.

Генри в четыре года, обнимающий за шею Элли, когда готовился к съемкам. Ее рот был широко раскрыт, словно она смеялась.

Генри в полном камуфляже, в шлеме на голове, его лицо было раскрашено, голубые глаза ярко сияли, и он широко улыбался на камеру.

Генри и Майк, сидящие в креслах-качалках на заднем крыльце дома Майка и Элли — явно не подозревая, что кто-то их сфотографировал.

Генри со мной, висящей на его спине, а остальные дети столпились вокруг нас во время кемпинга прямо перед тем, как Алекс отправился в армию.

Последняя была моей любимой. Она была снята, когда Генри в последний раз был дома. И дети Кэти и Шейна висели на нем, как обезьянки. Айрис и Ганнер сидели у него на плечах, словно он хвастался перед камерой, Гэвин и Келлер сидели у него в ногах, а Сейдж стояла, обняв его за талию. Она смотрела на него и широко улыбалась.

Это была жизнь Генри в кадрах, и мне было ненавистно, что мы не могли поставить больше фотографий. Он был больше этого. Он любил водку, особенно с добавками, хотя и заставил меня поклясться, что я сохраню это в тайне. Он не носил нижнего белья, но покупал носки раз в месяц, потому что, по его словам, любил мягкие. Он носил с собой одну фотографию — Элли, которую он стянул из старого фотоальбома Элли и Майка, когда ему было двенадцать.

Он ненавидел мексиканскую кухню, но любил тайскую. Он говорил, что пить молоко, все равно, что пить чужую мокроту, и поэтому отказался иметь с ним дела. Ему нравился синий цвет, поэтому носил одежду этого цвета, и она смотрелась на нем хорошо. Он использовал больше средств для укладки волос, чем я. У него была татуировка на ребрах, которую он отказывался обсуждать с кем-либо, и еще одна на плече, скрывающая шрам.

Он любил свою семью. Он был необыкновенно хорош в пинг-понге… и пив-понге.

Я посмотрела вниз на Ариэль. Слушая, как пастор читает историю жизни Генри, написанную Тревором. Она была полна фактов. Дата его рождения, день, когда он приехал к Элли и Майку, когда он окончил среднюю школу, его военные достижения.

Мое лицо онемело.

Ариэль проснулась и сучила ножками, когда Тревор и Шейн встали в конце прохода, направляясь к подиуму в передней части церкви.

— Ш-ш-ш, — прошептала я, разворачивая Ари, когда она откинула одеяльце. — Тише, дядя Трев и дядя Шейн говорят.

— Спасибо, что пришли, — глубокий голос Тревора зазвучал через церковную аудио-систему. — Моему младшему братишке очень хотелось бы, что его панихида проходила, когда все стоят.

Переполненная церковь наполнилась тихим смехом.

— Он никогда не дал бы нам дослушать до конца, — продолжил Трев с улыбкой, наклонившись к маленькому микрофону перед ним. Его голос немного надломился, и он поднял руку, чтобы потереть лицо, а Шейн подошел ближе к нему.

— Генри был раздражающим, — произнес он, вновь всех рассмешив. — Забавным, очаровательным… надоедливым. — Теперь все засмеялись чуточку громче.

Лиз положила ладонь на мое колено, а Тревор продолжал, и мы слушали, как он вспоминал своего младшего брата.

Оставшаяся часть прощания пролетела незаметно. Одноклассники и несколько друзей Генри из морской пехоты, которые прилетели на похороны, вышли и поделились небольшими историями о Генри. Большинство из них были смешными, некоторые были пикантными, но все они были радушными. Я не стала говорить. Не думала, что смогла бы сделать это, не выставив себя на посмешище.

Вскоре мы ехали на военное кладбище, расположенное в получасе езды от церкви. Когда Майк и Элли узнали о Генри, они сразу же нашли место для него, а поскольку Майк был ветераном морской пехоты, то купили участок рядом с ним.

Патриотический караул сопроводил нас туда. Это было мило с их стороны, хотя смерть Генри не была особо «значимой». Я не могла представить себе, чтобы кто-то доставил нам неприятности, от которых они бы могли нас охранить, но, по словам Брама, это было больше из уважения. В любом случае, это было невероятное зрелище.

Морские пехотинцы вроде как взяли на себя церемонию, как только мы приехали, и я знала, что это стало облегчением для Элли. Ей не нужно было ни о чем беспокоиться. Она могла сидеть в оцепенении, пока управляющий кладбищем и почетный караул обо всем заботились.

Зазвучала барабанная дробь, и парни из почетного караула быстрыми точными движениями сложили флаг, укрывающий гроб Генри. Затем один из морских пехотинцев подошел к Элли, опустился на одно колено и что-то прошептал ей, протягивая флаг обеими руками.

Брам взял Ариэль из моих рук, и я наблюдала в замешательстве, как он прижал ее головку к своей груди, накрыв ее ушко с другой стороны своей широкой ладонью.

Я подскочила от первого ружейного залпа.

Потом закрыла глаза, когда два других залпа взорвали полуденную тишину.

— Спасибо, — прошептала я, прислоняясь к плечу Брама.

— Не хотел, чтобы у нее заболели ушки, — объяснил он.

Я кивнула, а моя грудь сжалась.

Затем, внезапно, все закончилось, и мы должны были оставить его там одного.

***

— Я рада, что все закончилось, — тихо произнесла Кэти, падая на диван рядом со мной, где я кормила Ариэль. Последний человек, наконец-то, покинул дом Майка и Элли всего пятнадцать минут назад.

Похороны прошли хорошо, ну насколько хорошими они могут быть, но было больно. Очень. Оставлять Генри на кладбище ощущалось таким неправильным. Я пыталась убедить себя, что это больше не Генри. Что это всего лишь его бренная оболочка, а не мальчик, который вырос на моих глазах, но это не имело значения. Он лежал в холодной земле, и я боялась, что если бы думала об этом слишком долго, то закричала бы.

Никто из нас не смог уехать сразу, и, в конце концов, Дэн и Лиз загрузили детей в машину и увезли их домой, пока оставшиеся наблюдали за сотрудниками кладбища, которые с помощью небольшого трактора засыпали могилу Генри.

В конце концов, мы уехали, но Тревор сказал, что задержится еще на несколько минут.

И он все еще не вернулся.

— Когда Шейн должен уехать? — спросила я Кейт, вынимая бутылочку из ротика Ариэль.

— Он улетает с нами завтра, — ответила она, протягивая руки, чтобы забрать у меня малышку, а затем прижала мою девочку к груди и начала нежно похлопывать ее по спинке. — Потом на следующий день он уедет.

— Уверена, что не хочешь задержаться подольше? — спросила я, поворачиваясь к ней на диване. — Поскольку Шейн все равно уезжает, ты могла бы...

— Нет, — возразила Кейт, прерывая меня кивком головы. — Я бы с удовольствием осталась на какое-то время, но детям нужно быть дома, — она грустно улыбнулась мне. — Они должны быть в их собственном доме и выполнять свои обязанности. Малыши скоро забудут, а вот для Келлера, Гэвина и Сейдж это будет тяжелым временем.