Когда решает сердце (СИ) - Жаклин Николь - Страница 9

— Да, — ответила тихо, кивнув.

Как я могла объяснить, что фактически хотела ее назад? Он бы не понял в этом никакого смысла. Черт, не думаю, что кто-то вообще нашел бы в этом смысл.

— Иди сюда, — сказал Брам, взяв меня за руку и потянув, чтобы я перекатилась на бок, лицом к нему, а моя рука лежала у него на талии. — Все хорошо? Так не болит?

— Нет, — покачала головой, прежде чем легла ему на плечо. — У меня есть небольшие надрезы от лапароскопии на животе, но большая часть... — я замолчала, осознав, что Брам замер.

— Брам?

— Они... — его тело дрожало. — Они... вырезали тебе...?

— Я в порядке, — пыталась уверить Брама, но напряжение не покидало его тела. — Брам, серьезно, они все время делают подобное.

— Они не делали тебе это все время.

— Слава господу за это. Чертовски больно.

Брам снова задрожал и положил руку мне на спину, притягивая ближе.

— Давай просто спать, — сказал он хрипло, натягивая на нас одеяло.

По моей коже побежали мурашки.

— Чем ты опять недоволен? — сказала я резко, пристыженная его реакцией. —  Я не просила тебя остаться. Можешь уйти в любое время. Если не хочешь испытывать отвращение к операции, что я перенесла, к операции, что я даже не хотела, просто...

Он перебил меня поцелуем, который, вероятно, был неуместен, учитывая тот факт, что я не смогу заниматься сексом долгое время, пока восстанавливаюсь.

— Мне неприятна мысль о том, что кто-то пихал в тебя гребаный скальпель, ясно? — зашипел Брам мне в рот, запутавшись рукой в волосах, пока осторожно освобождал свое тело от моего веса. — Мы можем просто закрыть эту тему?

Он тяжело дышал, а ухом, прижатым к его груди, я слышала громыхание его сердца. Он и правда был взбешен, хоть я и не понимала причину. Но взгляд на его лице говорил, что он также не понимал глубину своей реакции.

— Хорошо, — наконец прошептала я, кивнув, и нежно поцеловала его в подбородок. — Мы можем закрыть эту тему.

Брам кивнул, сделав глубокий вдох, когда провел пальцами по моим волосам и убрал их с моего лба нежным жестом.

Все его тело расслабилось, когда он снова положил голову на подушку, в то время как его рука не покидала моей спины.

***

Когда я проснулась в следующий раз, Брама уже не было, чему я не удивилась. Он никогда не производил на меня впечатления парня, который просыпался на следующее утро и готовил завтрак. Нет, он удивил меня только тем, что остался на целую ночь.

Я застонала, потянувшись к прикроватной тумбочке, чтобы взять таблетки и стакан с водой. Это был один из стаканов, который я привезла из больницы, с крышкой и трубочкой, чтобы не могла пролить ничего, пока сильно страдала от боли первые дни. Немного наклонившись и обхватив губами трубочку, я замерла.

Стакан был холодный, как и вода в нем. Немного потряся его, услышала потрескивание льда. Я улыбнулась. Перед уходом Брам налил мне свежей воды.

Еще немного отпив, я убрала стакан (наверное, это все-таки стакан*), и снова откинулась на кровати. Боль была не такой сильной, как в первые дни после больницы, но все еще довольно неприятной. Мне хотелось дать себе пару минут, прежде чем я попробую передвигаться по дому.

Мои глаза начали снова тяжелеть, когда где-то рядом с подушкой из телефона донесся голос моего брата Алекса.

— Возьми чертову трубку, Ани. Возьми чертову трубку, Ани. Возьми чертову трубку, Ани.

Боже, мне нужно было удалить приложение, которое позволяло людям записывать их собственные рингтоны.

— Чего ты хочешь? — ответила я, когда, наконец, нашла телефон под подушкой.

— Стриптизершу. Светлые волосы, голубые глаза, огромные...

— Ты ошибся номером... снова, — ответила я сухо.

— Подожди, ты уверена?

— Зачем ты на самом деле звонишь мне в девять утра в субботу?

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Алекс.

— Как будто потеряла свои женские части, — ответила, вздохнув, когда снова расслабилась под одеялом.

— Ох, дерьмо. У тебя еще и смена пола? Лучше бы твоему члену не быть длиннее моего, иначе мы больше не сможем быть друзьями.

— Разве они еще делают такие маленькие члены, как у тебя? — я улыбнулась, когда Алекс начал ржать.

— Ты бы хотела иметь такой же большой член, как у меня, — сказал он с хохотом.

— Неа, мои яйца больше.

— Да, так и есть, — сказал Алекс, на сей раз полностью серьезным тоном. — Как ты на самом деле? Все в порядке?

— Да, со мной все хорошо, — заверила его. — Сегодня меньше болит, чем вчера.

— Что насчет... сама знаешь... эмоционального состояния? — спросил с неловкостью.

— Ты смеешься? — фыркнула я.

— Ох, закрой рот, — ответил братец.

Мы проговорили еще двадцать минут обо всем и ни о чем, прежде чем положили трубки. Я любила этого парня.

Когда решилась сделать операцию, Алекс был первым человеком, кому я позвонила. Уверена, для большинства людей выбор показался бы странным, но для меня имел смысл. Мне нужен был друг, который мог бы оценить ситуацию безэмоционально, а я знала, что на Кейт и Лиз не положиться в этом вопросе. Они бы смотрели на это с женской точки зрения. Они бы поняли, как сложно мне отказаться от шанса выносить собственного ребенка, потерять эту часть себя.

Мне нужен был друг, который сказал бы, что все хорошо, при этом не расплакавшись и не забросав меня вопросами. Алекс был именно такой друг.

Я вылезла из кровати и заковыляла на кухню, чтобы приготовить кофе, как вдруг замерла, заметив знакомую картонную коробку в центре стола. Подойдя ближе, увидела, что сверху сделана надпись, чем-то похожим на черный маркер.

«Не знал, какие именно ты любишь».

Я открыла крышку и обнаружила дюжину разных пончиков внутри. Глазированные, шоколадные, с кленовым сиропом и многие другие, что продают в магазинах выпечки.

Мне было двадцать девять лет, а коробка пончиков — это самая милая приятность, что для меня делали.

Оглядев кухню, чтобы проверить, если что-то еще не на своих местах, я вытащила пончик с кленовым сиропом и откусила. Боже, как вкусно. Простонав от удовольствия, снова откусила и начала делать себе кофе.

Была суббота, и у меня не было особых дел, но желание чем-то заняться бурлило в моем организме. Проведя почти неделю в кровати, сама мысль снова забраться туда и смотреть какой-нибудь фильм, вызывала отвращение. Я привыкла к занятости, либо работе в офисе, либо по дому. Мне всегда нравилось, что у меня нет простоев, а вынужденное безделье начало утомлять.

Доев пончик и взяв кофе, направилась из своей недоделанной кухни в недоделанную гостиную. После шести месяцев ремонта квартиры, казалось, что я даже не приблизилась к завершению. Да, уродливого ворсяного покрытия больше не было, а в кухне появились холодильник и плита, но работа со старыми деревянными полами еще не была закончена, а мой стол был будто из семидесятых.

Я любила свой дом. Мне было комфортно здесь, и нравился факт того, что он был построен очень давно. У него была своя история. Из-за скитаний по приемным родителям, у меня мало что сохранилось с детства. Частые переезды и проживания с детьми с различными проблемами, приводили к тому, что многие вещи терялись. Их крали. Они ломались. Забывались.

Мне удалось сохранить две вещи. Рюкзак, который я брала с собой из дома в дом, и наволочку, с которой я спала, когда была совсем маленькой. Вот и все. Вот и все семейные реликвии.

Я оглядела гостиную, пока попивала кофе. Стены были выкрашены в светло-серый цвет, я докрасила их за две недели до операции. Камин — один из немногих предметов декора, который не нужно было переделывать, но я разрисовала облицовку. На старом полу не было ничего, кроме капель краски и банки с краской, которой я рисовала облицовку. Ее хватило бы на то, чтобы сделать отделку окон и плинтусов.

Склонив голову, я рассматривала свои совершенные новые окна, которые стоили кучу денег из-за странного размера прежних, но была счастлива их заменить. Им просто нужно было сделать хорошую отделку.