Попытка искупления (ЛП) - Джеймс Моника - Страница 58

Я пожимаю плечами, внезапно из-за мыслей о ней у меня возникает приступ клаустрофобии. Находясь в бегах, пытаясь скрыться от отца, Фила и полиции и вдобавок ко всему пытаясь выяснить род деятельности Джастина, и тут в этот момент моя мама попадает в список приоритетных дел. Теперь, когда у меня появилась реальная возможность увидеть ее, я понимаю, что нет, я не буду в порядке.

Я, стараясь сохранить невозмутимое лицо, неубедительно киваю. Куинн видит сквозь мою маску абсолютно все, и чувствую, что он хочет сказать что-то, что мне не понравится.

– Рэд, – он делает паузу, и прежде чем продолжить, проводит рукой по уставшему лицу. – Твой отец догадается об этом?

Я вопросительно вскидываю бровь, не понимаю, о чем он говорит.

– Что если твой отец разгадал наш план, что мы собираемся в Канаду, и он... поедет туда за твоей мамой? – прямо спрашивает он. Мне не хватает воздуха.

Одна эта мысль вызывает сильную тошноту. Я прикрываю рот ладонью, с одной стороны от шока, с другой стороны, чтобы удержать рвотные позывы. Раньше об этом и не задумывалась. А после инцидента с Лаки очень даже вероятно, что мой отец пойдет за мамой.

Он хочет уничтожить все, что я люблю, и хотя не знаю, что именно чувствую к маме, понимаю, что если он причинит ей боль, то никогда не прощу себя за это.

Да, я злюсь на свою маму. И не жду, что она вернется в мою жизнь с распростертыми объятиями, особенно учитывая нынешние обстоятельства. Но, если он доберется до нее первый, тогда я никогда не узнаю наверняка. Абсолютно с уверенностью могу сказать, что он сделает ей больно, чтобы это почувствовала я.

Но как мне ее предупредить?

Мне нужно время подумать.

Я еще не готова говорить с ней, не сейчас.

– Мы предупредим ее, Рэд, – тихо произносит Куинн. Он явно понимает мою внутреннюю борьбу.

– Что? – шепчу я, качаю головой. – Нет, я не могу.

Куинн смотрит на меня все понимающим взглядом. Не могу сидеть спокойно и отталкиваюсь от красной стены нашей будки, вдруг стены закусочной начинают надвигаться на меня.

– Я отправлю ей письмо, – утверждаю я. Мне хочется закрыться от всех, так как этот страх разговора с мамой вновь просыпается во мне.

– Это займет слишком много времени, – говорит Куинн со страдальческим выражением лица. Он наблюдает за тем, как мои дрожащие пальцы тянутся к стакану с водой.

Он вздыхает, наклоняется вперед, чтобы протянуть ко мне руку, но я отстраняюсь. Мне не нужно его сочувствие.

– Если ты права, и твой отец предугадывает каждое твое действие, то он догадается и о том, что мы направляемся в Канаду для встречи с твоей мамой.

– Но ведь мы едем туда не для того, чтобы увидеть ее, – рявкаю я, внезапно мне становится жарко.

– Я знаю. Но, когда мы пересечем границу, ты понимаешь, что она будет первой, кого тебе захочется увидеть.

– Я не думаю о семейном воссоединении, Куинн! – огрызаюсь я, чувствую себя ужасно от того, что нападаю на него, но вдруг мысль о том, что я увижу свою маму, поглощает меня и меня начинает тошнить.

– Я знаю, что это тяжело для тебя, Рэд, но мы должны сообщить ей, что происходит. Знаю, ты не готова общаться с ней, но... – тихо произносит Куинн, в его взгляде читается истинное беспокойство. Я не смогу это вынести.

Я чувствую себя жертвой... снова.

– Откуда ты можешь знать? – возражаю я, резко вылетаю из кабинки, готовая сию секунду бежать прямо к безопасному выходу.

– Рэд, бояться это нормально, – говорит Куинн, встает. И этот сочувствующий взгляд, которым он меня одаривает, делает все еще хуже.

Сделав шаг назад, я рычу. – Я не боюсь.

И это правда. Я не боюсь; я злюсь, потому что Куинн прав. Я должна предупредить мою мать об отце, но часть меня не хочет, этого делать. И эта часть меня очень злая, которая кричит «Почему я должна?»

Почему я должна предупредить ее, что к ней идет монстр? Она мне о нем ничего такого не говорила. Она оставила меня с ним.

Что я тогда за человек такой? Если не хочу предупредить собственную мать, что она находится в опасности.

Все это время, находясь в бегах, я могла отложить мысли о ней, как можно дальше. Но теперь больше нет такой роскоши, ведь Куинн прав. Как только я ступлю на канадскую землю, начну выслеживать ее, и совсем не готова к этой части мой жизни. Вот почему я никогда и не проявляла особого рвения в ее поисках.

Я не была готова.

Но сейчас, сейчас у меня нет выбора, но я по-прежнему не готова.

– Я не готова видеть ее, – шепчу я, чувствую, как дрожит моя нижняя губа, но я не позволяю сорваться ни одной слезинке.

– Я знаю, и не говорю, что мы должны пойти прямо к ней. Просто думаю, что нужно предупредить ее, – заявляет Куинн и нежно берет меня за руку.

Я освобождаюсь от его объятий, потому что не хочу его сострадания.

– Знаю! – кричу я, и вдруг воздух заканчивается в легких, потому что правда обрушивается на меня.

– Рэд, все хорошо, – успокаивает Куинн, он снова пытается обнять меня.

Отталкиваю его, эти непрошенные слезы скапливаются на глазах. – Откуда ты можешь знать, что все будет хорошо? – вскрикиваю я. – Откуда ты можешь знать, что я чувствую? – кричу я, совершенно не заботясь о том, что устраиваю сцену и привлекаю внимание всей закусочной.

Куинн крепко хватает меня, и своей грудью толкает к стенке. Он не позволяет мне уклониться и шепчет в ухо. – Потому что я знаю, каково это когда мать бросает тебя, понятно? – рычит он. – Я знаю, каково это когда с тобой обращаются, как с мусором. Как будто ты не имеешь никакого значения! Знаю, потому что моя мама сделала это со мной! – бурчит он, впиваясь пальцами мне в талию.

Его резкое признание постепенно доходит до меня, я чувствую, как пол исчезает у меня из-под ног. Быстро успокаиваюсь и кладу руку на его крепкий бицепс.

Как его родная мать могла с ним так поступить? Разве можно после такого назвать ее хорошим родителем?

Куинн прав. Мы слеплены из одного теста.

– Я не знала, – тихо произношу я. – Прости, – хочу обнять его, чтобы успокоить.

Куинн вздрагивает.

– Я не хочу слышать твои извинения, – резко бросает он, Куинн сильно пихает меня, из-за чего я едва не падаю обратно на сидение.

Ошеломленная его гневом я прошу его. – Куинн, поговори со мной.

Он отворачивается, смотрит через плечо, его грудь от частых вздохов резко поднимается и опускается.

Здесь не время и не место. Но разворачивающаяся сцена явно привлечет моего отца, если он, конечно, наблюдает за нами.

– Поговори со мной! – требую я, сжимая руками за его рубашку. – Расскажи мне, что случилось с тобой, – умоляю я. Когда он медленно поворачивается ко мне, смотрю, с какой силой разгорается огонь в его изумрудного цвета глазах.

Он сердито кусает губу и рычит. – И что, мы будем сравнивать по критериям, насколько испорчены наши мамочки? Я так не думаю. Я бы предпочел забыть, что у меня есть мать, потому что для меня она умерла.

Мой взгляд смягчается, и не могу не сопереживать Куинну, а это попахивает откровенным лицемерием. Ведь я сама ненавидела этот взгляд, отраженный в его глазах буквально пару минут назад.

Куинн внезапно шарахается от меня, и я знаю почему.

Ненавижу этот взгляд. Это взгляд говорящий «Хреново тебе наверно». Этот взгляд заставляет тебя чувствовать бессилие. Он побуждает тебя ощущать себя жертвой. И особенно он невыносим от того, кто знает, каково тебе приходится.

И теперь я смотрела на Куинна именно таким взглядом. Но тяжелее всего, что из-за меня он чувствует себя жертвой, несмотря на то, что он всеми силами отрицает это.

– Куинн, – произношу я. В тоне моего голоса слышится сочувствие, хоть я и не хотела этого показывать.

– Вот почему я не рассказывал тебе о моем прошлом. Не хочу и не заслужил твоей жалости, – усмехается он и дергает себя за волосы.

– Прости, я только...

– Ты что? – огрызается он, дерзко вскинув бровь. Он выжидающе смотрит на меня, но все мысли в голове исчезли.