Дочь Белого Меча - Бахшиев Юсуп - Страница 21

— Это было под камнем? — спросил Ний.

— Да. Похоже, что лежало давно. Там ещё какой-то пергамент, но я не смогла прочитать, что в нём написано.

— Покажи.

Ний взял небольшой листок и попытался рассмотреть бледно-ржавую вязь неведомого письма.

— Похоже на арабское, но не арабское, — сказал он.

— Да, — согласилась Ягмара. — Арабское письмо я немного понимаю.

— Но где-то когда-то я это видел… — продолжил Ний.

— Старайся не вспоминать, — сказала Ягмара.

— Угу… стараюсь… Ты знаешь, у меня иногда что-то возникает в голове… но неуловимое. И тут же забывается.

— Ты вспомнил, что был здесь.

— Да, и был на этом самом месте. Смотрел вниз, на деревню убырей. Но как я сюда попал и зачем — это на миг мелькнуло и пропало. Но мелькнуло… Кто-то ещё был со мной. И у меня было тогда… очень хорошее настроение. Злое и радостное. Будто я кому-то удачно отомстил… Хотя нет, не так. Будто с теми, кто мне хотел сделать зло, случилось ещё большее зло.

— И тебя это — радовало?

— Тоже неправильно слово, — сказал Ний задумчиво, — а вот правильное я никак найти не могу…

— Надо идти, — напомнила Ягмара.

— Да, — согласился Ний. — Куда-нибудь надо идти… Колобок, ты приведёшь нас к людям? Только побыстрее, пожалуйста.

Колобок прокрутился на месте, чирикнул.

— Это возьмём? — Ний кивнул на найдённую сумку.

— Ну… а вдруг пригодиться? Руки свободны…

— Руки свободны… да.

У них ничего не осталось: овтаев топорик да маленькое огниво Ния. Чудом уцелевший мех из-под вина. Пустой. И та одежда, что на себе.

И совершенно непонятно, сколько так идти. И есть ли впереди вода…

Ягмара знала по опыту, что без еды она, не особо теряя силы, протянет дней двенадцать. Но обязательно нужно пить. И ещё нужна соль. Довольно много соли, без соли усталость накатит быстро. Но откуда тут соль?..

Она осторожно подхватила Шеру на руки и свистнула Колобку: веди.

— Давай я понесу, — тут же сказал Ний.

— Ты охраняй, — сказала Ягмара. — Потом, может, и поменяемся…

Шеру вздохнул. Вроде бы все кости его были целы, но кот с трудом удерживался от жалоб. Шкура, конечно, пострадала, и раны некоторые ещё продолжали кровить… но, в общем-то, ничего особо страшного. Полежать где-нибудь в уголке, в тепле под печкой, пару дней…

Но у них не было этой пары дней.

Колобок повёл их по гребню холмистой гряды. Тут была выбитая тропа. Понятно, что раз был мост и дорога к нему, то и с этой стороны должно быть какое-то продолжение этого пути. Но куда он приведёт?..

Ягмара давно перестала понимать, где они находятся. Ещё дней пять назад. Впрочем, Овтай тоже не понимал. Так и сказал тогда: идём в нети.

Через час пути — полого вверх и полого вниз, и снова, и снова, — на склонах справа начали попадаться редкие рощицы тонких осинок. Ещё спустя какое-то время Колобок остановился, покрутился вокруг себя, прошёлся по кругу, замер — а потом покатился туда, прямо в рощицу, и вскоре потерялся в зарослях папоротника.

Ний поменялся ношей с Ягмарой — кот не стал возражать, — и они последовали за Колобком. Колобок время от времени высоко подскакивал вверх, показывая, где он есть.

Вскоре они оказались у родника.

Здесь устроили короткий привал: напились сами, напоили кота, залили воды в мех. Немного посидели, дав отдых ногам, и пошли дальше.

Ночевать устроились в похожей рощице, но уже на равнине. Ягмара поискала под деревьями, но для грибов было, пожалуй, рановато — всё же лето выдалось нежарким. Ний тем временем соорудил долгий костёр: три довольно толстых брёвнышка, наклонно прислонённые к подпоркам, должны были постепенно по мере сгорания соскальзывать в ямку с угольями. По замыслу, такой костёр мог гореть всю ночь без пригляду.

Сидели молча. Ягмара испытывала такое внутреннее опустошение, что не смогла бы разговаривать даже с магом. Даже с самим магашем Шакиром. Ний то ли чувствовал то же самое, то ли понимал её состояние и с разговорами не лез. Костёр, какое-то время покапризничав, горел теперь ровным тихим пламенем, и только когда одно из бревешек подгорало на вершок и сползало, вылетал сноп искр. Одно и оставалось — смотреть в огонь…

Слава Ахура Мазде. Да сгинет Ангра Маинью. Да свершится по воле мудрости воистину великое преображение, славлю благие мысли, благие слова, благие деяния, мыслимые, изрекаемые, совершаемые. Принимаю совершение всяких благих мыслей, благих слов, благих деяний. Отвергаю злые мысли, злые слова, злые деяния. Вам подношу, о Бессмертные Святые, почитание и гимн, помыслом, словом, деянием; бытием и тела своего дыханием…

Вдруг пустыми оказались эти слова. Зло коснулось её, и ничего не смогла она сделать против.

Ний натаскал тонких веток и сделал для неё ложе. Ягмара молча легла, подгребла к себе кота, грелась об него и грела его. Временами проваливаясь в забытье, просыпалась. Ний то был тут, то не был. Исчезновение не тревожило её. Почему-то она понимала, что здесь безопасно. Давно не было так безопасно вокруг…

Окончательно она проснулась на рассвете. Ний спал по ту сторону костра. Ягмара долго смотрела на его лицо. Детские, совсем детские черты проступали в нём.

Следующие два дня Колобок вёл их по нетронутым лугам, то отходя, то вновь приближаясь к ручью, который постепенно становился мелкой, но довольно широкой речкой с разноцветным галечным дном. Шеру уже пытался идти сам, но быстро уставал, ложился и, полежав недолго, позволял себя нести. Потом начинал снова проситься на землю…

Голод Ягмара не ощущала, сказывалась привычка. Ний, кажется, переносил его хуже, желудок требовал пищи; но, глядя на Ягмару, он не позволял себе упоминать об этом. Но вечером второго дня он принялся мастерить лук — очень кстати подвернулась поваленная и подсохшая рябина. Руки его работали аккуратно и чётко, и видно было, что такая работа для него привычна. Ягмара, чтобы не терять время, нашла подходящую сосну, вырубила длинное полено без сучков и стала делить его на толстые лучины. Для тетивы пришлось отрезать низ Ниевой куртки и распустить его на нити, а потом скрутить их в бечеву; её размочили в воде, растянули между ветвями дерева и оставили сохнуть. Конечно, такая тетива не продержится долго, но от неё этого и не требовалось.

Потом Ний выстрогал стрелы — толстые наконечники и тонкие ровные древка. Оперения сделали из кожаной бахромы — теперь пришлось отрезать полу от куртки Ягмары. Наконечники обожгли в костре, потом Ний заострил их ножом. Всего стрел получилось восемь…

В последнюю очередь сделали копьё. Ягмара хотела примотать к древку нож, но Ний воспротивился, просто обжёг, как у стрел, конец и примотал поперечину. На медведя, конечно, не то, но на степного волка — вполне. Впрочем, медведей и волков ждать особо не приходилось.

Не зима.

Козу бы… Эх.

Ночью Колобок и Шеру подняли тревогу, но неизвестный гость побродил вокруг ночёвки и ушёл, решив не связываться.

Следов поутру не нашли. Да особо и не искали.

Лук, конечно, был слабенький, бил шагов на пятьдесят — зато вполне точно. Для гусиной охоты сойдёт.

Ещё день прошли, не встретив никаких следов человека. Дичи не было тоже. Шеру уже почти оклемался, шёл рядом, лишь изредка припадая к земле и переводя дыхание. Вечером он поймал двух сусликов и принёс их к костру. Его заставили съесть их самому. Шеру помялся из вежливости, но съел.

Зато утром Ний подстрелил зайца. Ягмара старалась не смеяться, глядя, с какой жадностью он поглощает полусырые куски мяса. Сама она съела немного, остаток прожарила на углях, завернула в крапиву. Могло пригодиться…

К концу этого удачного дня им попался вытоптанный и выеденный луг в обширной излучине речки. Сюда приходил на водопой и отдых небольшой табун, голов на полсотни.

Ночью издалека доносилось ржание. Но ночь стояла туманная, и как далеко и в какой стороне находился табун, не понять было. Но, в общем, обжитые места находились уже неподалёку.

Зато к вечеру они вышли даже не к стойбищу, чего Ягмара ожидала и чего желала, а к большому свозному кочевническому торжищу.