Дочь Белого Меча - Бахшиев Юсуп - Страница 26

Когда он спросил наставника, нужно ли ему учиться убивать, наставник сказал «нет», и больше Акболат к этому вопросу не возвращался.

Хотя и знал, что некоторые его друзья уже умеют незаметно для окружающих убивать людей в толпе длинными ломающимися иглами.

Также его не подпускали к женщинам, которых привозили для самых успешных старших воспитанников. Зато учили, как правильно пить вино и разбираться в вине.

В тот день дядька велел ему вместо занятий по травам пойти на конюшню, обратать своего коня и ехать к стечению рек. Возможно, сказал он, поездка займёт много дней.

Акболат понял, что уже не вернётся сюда.

Он взял немного еды — лепёшек и сушёного мяса, фиников, инжира, — лук и кинжал, две попоны — одну коню, другую себе. Собрал несколько нужных папирусов, сложил в лакированную трубу из цересской травы. Не говоря никому ни слова, пошёл к коню, потрепал его между ушами, накинул попону и узду. Акболат привык ездить по-скифски, обхватывая спину коня коленями и голенями, вытянутыми почти горизонтально; со стороны казалось, что всадник стоит на спине коня на коленях. Учили их ездить и по-киммерийски, стоя ногами в ременных петлях и только присаживаясь в седло из толстого войлока и кожи, натянутых на деревянный каркас. Говорили, что так всадник может рубить мечом, не слезая с коня. Акболат попробовал и понял, что да, может — но зато ему труднее обращаться с луком. А с луком он обращался много лучше, чем с мечом…

Дорога заняла часа два. Он ехал неторопливо, поглядывая по сторонам. Человека в сером охотничьем плаще он заметил раньше, чем его коня: человек стоял на камне, конь щипал траву внизу. Конь был редкого цвета тёмного золота.

Акболат узнал человека, потому что узнавать его их всех учили, — но, с одной стороны, не поверил, с другой — не сразу придумал, как себя вести. Поэтому он просто подъехал, спрыгнул с коня, прихватил его уздечкой за обломки древнего сухого дерева, наверное, абрикоса, — и взлетел на камень.

Вблизи царь Артабан выглядел странно — от молодого до старого. Солдатский ёжик на непокрытой голове мог быть седым, а мог — цвета спелой пшеницы. Морщины на лбу, вокруг глаз и на щеках выдавали человека, которому приходится много бывать в горах и смотреть на солнце. Такой же была кожа — тонкая, с многолетним загаром, прокопчённая дымом арчи и саксаула. Только сами глаза под светлыми бровями и прищуренными веками были молодыми, быстрыми, яркими — зелёными.

Акболат начал было склоняться в поясе, поднося руку к лицу, но царь махнул рукой в перчатке. Он никогда не снимал её, скрывая изуродованные, без ногтей, пальцы.

— Ни к чему, мой мальчик, — сказал он. — Давай просто посидим у огня.

Они сидели у огня, передавая друг другу медный кувшин с запаренными листьями смородины и цветами высохших трав. Медленно пили приправленный мёдом отвар из серебряных маленьких чаш, оправленных в слоновую кость.

— Ты уже понял, конечно, что этот этап твоего обучения закончен, — сказал царь.

Акболат кивнул. Солнце слепило его глаза, хотелось вытереть бегущую слезу, но он боялся испортить это мгновение.

— Мало кто в наши дни получает такое образование, — сказал царь, — поскольку царевичей следует учить военным наукам, дабы они могли удерживать власть и спокойствие в государстве, купцов — наукам денежным, а несчастные наши учёные и маги всё больше пытаются проникнуть в то, что предки знали задолго до нас… Я говорил со многими из них, но все они подобны городским слепцам, которые знают каждый камень родного города, но просто до судорог боятся оказаться за его стенами. Да ещё ночью в туман… Они сердятся на меня, представляешь? Маги гневаются… Сиявуш стучал на меня своим посохом, который я же ему и привёз…

Старый, слепой как сова и на сову похожий Сиявуш, много лет не покидавший храма, куда никогда не проникал ни один лучик света извне. Когда он нараспев читал Гаты, Акболат чувствовал, что сердце его плавится в груди и добротой своею готово охватить весь мир.

Стучал посохом на царя?..

— Ты будешь учится у бехдина Масани в городе Киш. Многое, если не всё, будет тебе казаться идущим против учения Заратуштра. Может быть даже, что тебе покажется, будто я бросил тебя в кожистые лапы самого Ангра Маинью. Но, видишь ли, сын мой… так надо. Чтобы не убояться зла, надо постичь зло.

Акболат поставил чашу на попону, что заменяла им скатерть. К его удивлению, рука не дрожала.

— Имей в виду — ты можешь отказаться. Сейчас. Ты можешь вернуться из Киша в любой момент, если поймёшь, что обучение слишком тяжело для тебя… — царь налил ему ещё немного медового настоя. — Я уже отправлял туда четверых… ты их должен помнить.

Акболат помнил всех воспитанников, и некоторые из них, старшие, вот так же внезапно и таинственно покидали лагерь. Он, конечно, не знал, кто из них и куда уезжает. Кто-то, получается, сюда. Поэтому он кивнул.

— Все они погибли, — сказал царь. — Что-то ломалось у них внутри.

Солнце продолжало слепить Акболата, и слезы текли теперь из обоих глаз.

Когда забирали кинжалы у железничего, — пришлось немного подождать сверх обещанного срока, но оно того стоило: кинжалы были великолепные, хоть и с рукоятями из дерева, но дерева не простого, а того, которое на востоке называется «железным»; отличными были и ножны из совсем лёгкого дерева, обтянутые тонкой кожей, — подбежал белолицый рыжеволосый мальчик. У него было странное неправильное лицо — будто тот, кто лепил его, сначала хотел изобразить старичка, а потом на половине работы передумал.

— Госпожа Ягмара? — спросил он странным скрипучим голосом.

— Да, — сказала Ягмара. — А кто ты?

— Я ученик волшебницы Бекторо. Она просит вас посетить её шатёр.

— Прямо сейчас?

— Как можно быстрее.

Ягмара переглянулась с Нием. Тот недоумённо пожал плечами.

— Пойдём, — сказала Ягмара. — А кто такая волшебница Бекторо? Почему она знает обо мне, а я о ней нет?

— О вас стало известно сегодня после суда. А как можно не знать о Бекторо? Она самая прославленная волшебница между Инелеем и Джаигом[15]…

— И что настолько прославленная волшебница хочет от меня?

— Я не знаю. Но, скорее, она полагает, что это вы чего-то захотите от неё…

Шатёр Бекторо, высокий, синий с золотом, находился поблизости от тех рядов, где Ягмара купила оберег для Шеру. Она тогда обратила на него внимание, но не зашла… хотя сейчас, приблизившись, поняла, что зайти ей хотелось. Что-то приманчивое было в узоре…

— Я подожду? — спросил Ний.

— Входите вместе, — послышалось из шатра.

В шатре, хоть полог и был поднят, стоял странный туманный полумрак — будто дымились несколько курилььниц; однако же дымом не пахло. Пахло сухими травами и свежими цветами. Бекторо, одетая в простой кожаный костюм кочевницы, сидела, скрестив ноги, на вышитом войлочном коврике. Она жестом пригласила гостей усаживаться на подушки, коих было немало.

— Будьте гостями, — сказала она глубоким красивым голосом. — Горо, принеси воды.

Рыжий мальчик метнулся куда-то за шатёр. Вернулся он с высоким серебряным кувшином, достал — Ягмаре показалось, прямо из воздуха — три чаши и налил воду. Вода была ледяная и сладкая, словно только что из ключа.

Бекторо поставила свою чашу рядом с собой, посмотрела на Ягмару и спросила:

— Ты из Тикра. Твоих отца и мать зовут Акболатом и Вальдой? Твою восприимницу зовут Колушкой?

— Да, — кивнула Ягмара.

— Тогда ты та, кого я сама собиралась искать…

— Зачем?

— Расскажу чуть позже. Что тебя привело в эти места и кто это с тобой?

— Это… это Ний. Я нашла его в лесу. Он потерял память. Но у него на руке оруч моего отца.

— Покажи, — сказала Бекторо.

Ний приподнялся и протянул левую руку.

Бекторо, прикрыв глаза, положила ладонь на его запястье. Какое-то время сидела молча.