В паутине чужих заклинаний - Вонсович Бронислава Антоновна - Страница 28

— Много есть вредно, — сообщила я. — Особенно после такой голодовки.

— С моей стороны чистый эгоизм соглашаться на ваше предложение партнерства, — вздохнул Дитрих. — Наверное, вам нужно соглашаться на одно из предложений по алхимии. Смотрю, в прихожей еще пачка писем.

— Я их даже не вскрывала, — ответила я. — Вдруг там, напротив, требование не приближаться к их предприятию на пушечный выстрел?

Дитрих хмыкнул, показывая, что оценил шутку.

— А если серьезно, — продолжила я, — я хочу узнать правду.

— Я вам ее непременно сообщу.

— Нет, я хочу сама, понимаете? Мне кажется, все, что сейчас происходит, как-то связано со смертью наставницы. Я не верю, что она практиковала что-то запретное. Она была довольно нелюдимым человеком, но с острым чувством справедливости. Не могла она тайком заниматься чем-то таким незаконным.

— И что, по-вашему, там случилось?

— Ее убили, а весь этот громкий взрыв был нужен, чтобы замести следы, — уверенно ответила я.

— Линда, вы перечитали детективов.

— Я их совсем не читаю.

— Никто никого не будет убивать просто так. Должна быть причина, и серьезная, чтобы не просто убить, а сделать так, чтобы не нашли ее тело. Да что там тело! Чтобы не нашли вообще ничего.

— Мы можем не знать этой причины, — возразила я.

Конечно, Дитриху с его опытом было видней, но он не знал инору Вернер так, как знала ее я. Даже если не принимать в расчет ее законопослушность, она всегда очень серьезно относилась к технике безопасности, никогда не начинала работу, пока не убедится, что все исправно и включены защитные артефакты, в том числе — личные.

— У иноры Вернер был очень хороший личный защитный артефакт, который она не снимала, — вспомнила я. — Так вот, одной из его функций был мгновенный телепорт при критической обстановке.

— Вот как?

— Вот так. А чтобы он не сработал, должен был быть отключен. Лично я ни разу наставницу с отключенными артефактами не видела.

— Дома она могла снимать.

Мне показалось, что он это говорит несерьезно, слишком странно блестели глаза и тон был такой… провоцирующий. Но я все равно возмутилась:

— Ага, снимать и заниматься запретной магией! Дитрих, инора Вернер на такую глупость была не способна!

— Некоторые практики при произнесении заклинаний требуют снимать с себя абсолютно все, в том числе и артефакты, — заявил он.

— Не думаю, что инора Вернер на такое бы пошла, — уже с меньшим пылом ответила я.

Представить столь серьезную даму, какой была моя наставница, в голом виде и без артефактов — в этом мое воображение отказывало напрочь. Она всегда была такой солидной, с аккуратной прической, из которой никогда не выбивалось ни единой прядки, такой затянутой в тугие корсеты, впрочем, не столь уж сглаживающие ее солидные объемы. Но двигалась она легко и точно. Я еще раз попыталась ее представить безо всего и в ужасе помотала головой. Дитрих рассмеялся.

— Дитрих, это же практикуется только в традиционной магии, — вспомнила я.

— Честно говоря, о запретной я мало чего знаю, — ответил он. — Только что она оставляет характерные следы, которые ни с чем другим не спутаешь. В доме Вернер сработало именно такое, это точно могу сказать. А все остальное — она, не она, да еще в каком виде — это только догадки.

— Но вы же подозреваете Штефана. — Я даже не спросила, настолько была уверена.

— Эггера? С чего вы взяли, Линда? Только с того, что пришел Кремер с намеками, что Эггер вовлекает его жену во что-то нехорошее?

— Но как же… — растерялась я. — Вы говорили, что они родственники и что он на меня влиял…

— Из этого не следует, что Эггер мог убить Вернер. Напротив, смерть вашей наставницы ввергла его в панику. Он испугался, что раскроются его неблаговидные дела и карьера окажется под угрозой.

— Но он мог случайно, — предположила я с азартом, удивившим меня саму. — Не собираясь этого делать. Прийти в ярость, как сегодня при разговоре с вами, а останавливать его было некому.

Да уж, выглядел сегодня Штефан страшновато, пусть в руках его собиралось всего лишь что-то из погодной магии. Но такой «погодник» мог запросто прикончить соперника, даже не задумавшись, что делает. Он не выглядел вменяемым. Да и прошлый раз, в подъезде, его остановил только вопль соседки. А если при личном разговоре с инорой Вернер пошло что-то не так и останавливать было некому? Правда, он утверждает, что с ней не общался, но мог же нанести один-единственный визит?

— А запретную магию использовал, чтобы замести следы? — ехидно сказал Дитрих. — Линда, это несерьезно.

— Почему? — не согласилась я. — Никаких следов не нашли.

— Откуда вы знаете? О таких подробностях вас в известность никто ставить не будет.

— А вас? Достали же вы где-то копию заключения по моему сканированию, значит, и остальное можете. Нашли там что-то?

— Основная версия — смерть по неосторожности, — обтекаемо ответил он.

— А неосновная?

— Их несколько, — неохотно ответил Дитрих, — и, боюсь, рассказывать я права не имею. Но в виновности Эггера конкретно в этом эпизоде сильно сомневаюсь. И в знании им запрещенных магических практик — тоже.

— После смерти наставницы я его почти не видела, — напомнила я.

— Я объяснял же почему, — удивился Дитрих. — Он не хотел, чтобы ментальное вмешательство связали с ним. Отказываться от вас он не собирался, как не собирается этого делать сейчас — он так и караулит до сих пор возле вашего дома. Надеется поговорить, когда вы останетесь одна, или убедиться, что я уйду. Кто его знает?

Это было так неожиданно, так страшно, что я вздрогнула от испуга. Встречаться со Штефаном мне не хотелось даже в присутствии кого-нибудь, а уж наедине…

— Дитрих, вы же не уйдете?

— Намекаете, что коврик в вашей прихожей так и остался незанятым?

— Намекаю, что я его боюсь. Дитрих, я так боюсь, что сама согласна на коврик, хотя у меня в чуланчике хозяйский матрас, до коврика дело не дойдет. Я вам на кухне постелю, а?

— Не боитесь, что к утру продуктов не останется?

— Не боюсь, их и так уже нет, — фыркнула я. — Так вы согласны?

— Боюсь, Эггер это неправильно поймет, — задумчиво сказал Дитрих.

— Пусть понимает как хочет, — ответила я. — Меня с ним больше ничего не связывает.

Дитрих молчал, о чем-то сосредоточенно размышляя.

— У вас в офисе даже матраса нет, — напомнила я. — Вы в любом случае в выигрыше. Вы же на полу спали?

— Все-то вы знаете, — недовольно сказал Дитрих.

— Обязана. Я же ваш секретарь. А завтра прямо с утра займемся делами. Что у нас в планах?

— Нужно выяснить, из-за чего Вернер не поддерживала отношений с родственниками.

— Вы же уверены, что Штефан не виноват.

— Но вы уверены в обратном, — парировал он. — Я не исключаю, что причина — неправильное распределение, с точки зрения Эггеров, наследства, и тогда мы можем выяснить, что такого ценного могло быть у Вернер. Если было.

Дитриху идея заночевать на моей кухне ужасно не нравилась. Возможно, потому что из съедобного там ничего не осталось, а размышления, что такого могло быть ценного у иноры Вернер, так и остались размышлениями. Но я продолжала его уговаривать, в попытках убедить даже вытащила из чулана хозяйский матрас. Раньше я его не доставала, возможно, зря. Он оказался настолько старым и бугристым, что при взгляде на него я засомневалась, что его прилично предлагать гостю. И даже если отбросить приличия, Дитрих вряд ли сможет на таком уснуть. Наверное, засомневался и он, поскольку сказал:

— Линда, в эти горы можно заселять гномов. Наверняка там завелись залежи полезных ископаемых.

— Откуда бы этим ископаемым взяться? — смущенно сказала я.

Другого матраса у меня нет, а укладывать гостя, от которого ждешь охраны, на пол некрасиво. Но и некрасиво подсовывать такое, что и матрасом назвать язык не поворачивается.

— Предлагаете провести исследование? — поинтересовался Дитрих. — На тему возникновения различных месторождений в зависимости от пола, возраста и вредных привычек того, кто спал на матрасе? Боюсь, эту информацию восстановить не удастся.