Рождённая пеной морской (СИ) - Мондлихт Натали - Страница 39

— Что касается ситуации с Советом, — продолжил он, стараясь заполнить образовавшуюся паузу, — То любые манипуляции одного из пары могут проводиться лишь с разрешения официального партнёра. Если ты дашь согласие, мы объявим о нашей помолвке уже через неделю в торжественный момент на празднике Избавления перед всем Аквитасом. Пускай тогда попробуют что-то предпринять. А до этого, к сожалению, тебе придётся ненадолго уйти из лаборатории и посидеть дома.

— Подожди, Дин, — мягко прервала его, — я понимаю, что тебе кажется этот вариант наиболее логичным. Но… наверное я всё же не соглашусь.

Дин застыл, словно каменный.

— Нет, ты не правильно понял, — поспешила исправить свои слова, — я не отказываюсь от помолвки, но считаю, что такие решения нужно принимать с лёгкой душой без маячащих на горизонте угроз, которые всё-таки подталкивают к нужному варианту. И я не хочу прятаться от того, что и так неизбежно. Чем раньше будет определённость, тем спокойнее на душе мне будет. Ты понимаешь, для меня это очень важно, давай поступим так, как я предлагала, — умоляюще заглянула в его глаза, пытаясь дать понять, что для меня значит его согласие. — А помолвку мы можем заключить, если будем оба готовы к этому через неделю, ровно в день Избавления. Это тот срок, который предлагаю дать одновременно нам обоим для принятия такого важного решения. И если твои мысли за это время не изменятся, то ты повторишь своё предложение, но уже без лишнего груза тревог.

— Хорошо, — вдруг ласково сказал он, пряча мою непослушную прядь за ушко, — Я твёрд в своём решении и не передумаю за это время, что бы ты не думала по этому поводу, но если это сделает тебя счастливой, то пусть будет так, как ты хочешь…

Он обнял меня и неожиданно поцеловал глаза, нос, подбородок, каждую клеточку моего лица. И я растаяла, впитывая его безграничную нежность.

Похоже, этот момент будет запечатлён в нашей с ним вечности, как один из самых счастливых, навсегда…

Утро следующего дня было достаточно напряженным и нервным. Сегодня мы должны были провернуть наш план с Советом. Ещё вчера Дин сам обзвонил нескольких журналистов и намекнул им, конечно же в порядке услуги и особого расположения, что на сегодняшнем Совете будет много интересного.

Тщательно собираясь, я жутко нервничала, переживая, чтобы всё вышло так, как задумано. Но присутствие Дина рядом будто наполняло меня внутренней силой, а его спокойствие и поддержка внушали оптимизм.

— А вдруг журналисты не успеют приехать? — встревоженно спросила Дина, пока мы плыли к величественному зданию, где обычно организовывались заседания Совета.

— Маша, — остановил меня Дин, повернул к себе и заставил приподнять голову, чтобы посмотрела в его глаза, — я не буду говорить, что ещё не поздно передумать. Мы с тобой приняли это решение и вместе войдём в зал, а потом вместе примем победу или поражение, как бы то ни было. Но хочу чтобы ты знала, что я никогда и никому не дам тебя в обиду. И если потребуется, то мир переверну, чтобы ты была в безопасности.

Да уж, не хотелось бы оказаться в итоге в худшем из положений.

— Но, знаешь, — словно подслушал мои мысли он, — я почему-то верю, что всё у нас будет хорошо. С твоим упрямством и силой духа ты заставишь их считаться с собой одним лишь появлением в зале заседаний. К тому же, у нас замечательная поддержка, не забывай. Рос и Сул отличные друзья и всё сделают идеально, поверь! Даже если кто-то не успеет или решит не идти, они за шкирку притянут этих лентяев, — улыбнулся он и нежно поцеловал. — Всё, а теперь пора.

И почему только у него так легко выходит вдохнуть в меня уверенность в себе и волю к победе?

Возле входа в здание нас уже поджидали друзья и несколько репортёров — самых ранних пташек. Я вздохнула с облегчением и нас с Дином снова, как при приезде в Аквитас, начали ослеплять вспышки камер. Наверное, кто-то подумал, что так оригинально мы решили объявить всему миру о том, что вместе.

Мы лишь загадочно улыбались, не спеша ни подтверждать, ни опровергать эти догадки, с целью подогреть их любопытство.

— Какой вопрос сегодня будет поднят на Совете?

— Скоро всё узнаете, — уходил от прямого ответа Дин.

— Это имеет какое-то отношение к вашей спутнице?

— Определённое имеет, — подтвердил их догадки Дин. — Мы с Марией собираемся сделать некое заявление. Подробнее услышите уже на Совете, тем более, что нам пора.

Дин подхватил меня под руку и мы, миновав арочный коридор, на входе в который наши ладони отсканировали, отправились прямиком на Совет, который, к слову, уже начался.

Внутри зал заседаний представлял собой огромную круглую комнату с высокими потолками и множеством кресел, расставленных полукругом и в виде амфитеатра уходящих вверх.

Ввиду небольших размеров самого Аквитаса в молодом Совете состояло всего тридцать пять сиантов. В этом большом зале они выглядели даже немного странно. Но, видимо, традиции оставались традициями. Ведь на совещании мог в качестве наблюдателя присутствовать любой сиант. Правда на деле желающих оказывалось немного.

Мы заняли свободные места и слушали, как заканчивается полемика об образовательной системе и какие направления должны быть сейчас более приоритетными ввиду низкой заполняемости необходимыми кадрами.

Журналисты также успели занять наиболее выгодные для будущих удачных фотокадров места и привели свои записывающие устройства в боевую готовность, боясь упустить хоть слово.

— В курс следующего вопроса на повестке дня нас введёт главный магконструктор Аквитаса, — сделал объявление секретарь и мы вместе с Дином спустились вниз на круглую сцену, где наши фигуры отлично просматривались.

— Мы готовы вас выслушать, — сообщил председатель, — в недоумении рассматривая мою фигуру, каменным изваянием замершую возле Дина.

А я, похоже, онемела от накатившей моментальной паники. Кажется, я обнаружила в себе фобию публичных выступлений.

Дин посмотрел, как я боюсь, и собирался было уже сам сделать заявление за нас обоих.

— Уважаемый Совет, мы здесь, чтобы сообщить вам, что…

Но я, внезапно отмерев, огорошила всех словами, громко разлетевшимися по залу и вызвавшими небывалый переполох:

— Меня зовут Мария и я двадцать пять лет прожила на суше и причисляла себя к роду человеческому, пока главный магконструктор Аквитаса не помог стать мне сиантой…

Гробовая тишина взорвалась гулом голосов, наперебой задававших вопросы репортёров, а пространство заполнил яркий свет фотокамер.

Утро растянулось на долгие часы, в течении которых нас пытались корректно допросить о произошедшем и причинах того, почему мы всё скрывали. А мы снова и снова по кругу рассказывали одну и ту же историю.

Нет, мы не совсем понимаем, почему это произошло именно со мной. Да, мне помог Диниас, услышав исходивший ментальный призыв, который я, по-видимому, отправляла совершенно безотчётно. Нет, мы умолчали не потому, что хотели утаить что-то, а лишь по той причине, что мой энергетический потенциал был нестабилен и мне необходимо было ассимилироваться в этом мире.

Почему решили открыть правду сейчас? Очень просто. Мне удалось принять человеческую ипостась, а значит, энергетическая составляющая практически пришла в норму (немного покривили душой, ведь помогла мне в этом исключительно новая модель анализатора, зато выглядело вполне правдоподобно).

Да, я согласна стать гражданином Аквитаса. И да, я понимаю важность этого открытия. Но нет, разрешение на «нужные» опыты я не дам, пока не изучу их список и ответственным за их осуществление не станет главный магконструктор, благодаря которому я здесь нахожусь.

Ещё я напомнила Совету, старательно акцентируя на этом их внимание, а также внимание репортёров, что я тоже живое существо, поэтому очень важно, чтобы опыты не стали основной частью моей жизни, и не несли угрозу моему здоровью.

Отчего-то мне раньше казалось, что члены Совета более страшные, что ли. Но увидев их ближе, поняла, что они такие же обычные сианты, как и остальные, которых я видела до этого. Были среди них те, кто хоть сейчас готов был отправил меня на разогретую сковородку, если бы это помогло открыть тайну, каким образом я стала вот такой. Но находились в зале заседаний и совершенно другие сианты. Те, кому не чуждо сочувствие. Они смотрели на меня с неким сожалением и явно были согласны со всеми приведёнными доводами. Это не могло не радовать.