Невеста смерти (СИ) - Скрипник Людмила - Страница 2

Старший центурион и не удивился, когда увидел, что воины сами стали учить крепкую и выносливую девочку обращаться с мечом и копьем — у нее должна была быть возможность защитить себя при внезапной стычке с врагами.

Гайя оказалась на редкость талантлива в воинском искусстве — и, когда дело все же дошло до крупных стычек, доказала это на деле с мечом в руке.

И он приказал выдать ей доспехи из обозных запасов — благо, и переделывать не пришлось, только в талии ремни подтянули.

Но все тайное становится явью, и однажды он стал свидетелем неприятного разговора. Несимпатичный ему, хотя и красивый, рослый, умеющий подать себя юноша, выходец из хорошей семьи, но так и не усвоивший представлений о чести и достоинстве римского воина, старающийся ловко обойти все трудности, поберечь себя и больше озабоченный тем, как он выглядит в первой линии строя на торжественных построениях, даже на учениях норовил оказаться в задних рядах, кого-то отчитывал за палаткой.

Старшего центуриона его слова заставили остановиться и прислушаться:

— И что ты все время за мной ходишь? Думаешь, я сразу тебя не узнал, когда ты начала тут везде мелькать, откуда ни возьмись? Но на что ты мне сдалась, такая убогая? Да и приведи тебя домой, стыда перед родней и всем Римом не оберешься. Надо же, девушка, прошедшая с маршевым легионом! Могу догадаться, как тебе удалось прятаться. Да и сейчас… Вот как ты греешься холодными ночами в продуваемой ветром палатке? Вот, то-то и оно.

Старший центурион незаметно выглянул, чтобы удостовериться в том, что ему не показалось. Но нет… Не показалось, и плечи девушки были опущены, они вздрагивали, что было заметно не смотря на доспехи и прикрывающую их сверху грубо выделанную волчью шкуру — они все стремились добыть себе такую, отняв у водившихся в окрестных лесах в изобилии этих серых хищников. Или медвежью, как сделал он сам, принимая в расчет свои размеры.

Валерий, как видно, еще не добыл, и зябко кутался в два обычных зимних плаща, мало спасавших в этом пронизывающем климате. И, видимо, поэтому обратил внимание на мех, закрывающий девушку:

— И эта твоя вонючая шкура… Просто верх изящества для дочери патриция…

— Зато добыла я ее сама, — голос Гайи был совершенно ровным, и ее командир в очередной раз подумал, что не зря оставил ее, еще и дав звание легионера.

Ему хотелось вмешаться, надавать кулаком по надменному лицу молодого патриция, отправленного родителями в этот поход только потому, что надоели его кутежи с гетерами, бессмысленные скачки на колесницах и проигрыши в кости. Но как его смогла полюбить Гайя, причем настолько, что последовала за ним? Ответ нашелся быстро — в мирной жизни в Риме Валерий производил неизгладимое впечатление своей выправкой, щегольской манерой носить форму, умением поддержать разговор на любую тему — от выборов Сената до комедий Плавта.

Как бы то ни было, но спустя полгода он лично отдал приказ обезглавить Валерия перед строем — из-за его трусости попал в засаду и погиб передовой разъезд.

А Гайя в двадцать два года стала командиром разведывательной декурии. В двадцать пять — центурионом.

И, когда ему предложили должность префекта преторианской гвардии, то он, не раздумывая, пригласил ее с собой.

— Итак, девочка, сегодня вечером прием у Октавиана. Но тебе будет отведена другая роль. Стоять с копьем и мечом наготове у его трона тебе сегодня не придется. Будешь его племянницей, внезапно приехавшей из Путеол.

Гайя внимательно слушала и думала, что, наверное, так и надо, что она одна оказалась в родном городе. Когда легион вернулся из похода, выяснилось, что ее родители уже умерли, что не удивительно — она была младшим ребенком в семье. В просторном родительском доме обитали дальние родственники, оказавшиеся владельцами по завещанию — братья разъехались служить во все уголки империи, а старший брат и вовсе был комендантом форта в Лондинуме, на далеком Британском континенте. Сестры нашли свое мирное счастье в домах мужей, и тоже проследовали за ними — кто в Парфию, кто в Испанию. А троюродные тетка с дядей посмотрели на нее совсем не так, как смотрели на триумфально проходивший только что по улицам Рима легион горожане. И целомудренные весталки, и вольноотпущенники, и пестрые дети, и знатные матроны — все приветствовали неспешно шагающих воинов, несущих захваченные у врагов знамена и ведущих в цепях знатных пленников.

Ночь они стояли у знаменитых горячих источников возле стен Рима, и теперь явили городу не пыль дорог и пот сражений, а блеск парадных доспехов и идеально выбритые лица.

Офицеры ехали впереди верхом, и Гайя, чьи доспехи за год до этого украсили фалеры центуриона, тоже. Под шлемом легионера, закрывающим лоб и щеки, не было видно ее золотистых длинных волос, а обветренное лицо с суровым взглядом немного усталых глаз резко отличалось от личик римлянок, подкрашенных, обрамленных завитыми щипцами умелых кипасисов локонами.

А вот встреча с родней — она не походила на триумф. Тетка поджала губы:

— Ну не знаю, тебя вообще-то уже оплакали. Столько лет без известий. Доходили слухи, что ты в армию подалась. Так мы надеялись, что лучше бы это были слухи. И где вот тебе теперь место тут найти? Конечно, можешь, пока пожить тут, или…

— Или, тетушка. Или. В лагере мне будет привычнее и спокойнее. Прощайте.

Она тогда прошагала размашисто через такой родной и знакомый атриум, борясь с детскими воспоминаниями, сбежала по ступенькам, взлетела на коня и больше не обернулась.

А через несколько дней вместе с командиром и лучшим другом, тоже центурионом, Марсиусом Гортензием, которого товарищи звали просто Марс, они перебрались из временного лагеря своего легиона в казармы лагеря преторианской гвардии, располагавшегося за пределами города, недалеко от Соляных ворот.

— Командир, я конечно, готова быть и племянницей, и двоюродной бабушкой императора, но как ты себе это представляешь?

— Легко. Не мне тебя учить. Деньги вот, казенные, — он протянул ей увесистый мешочек с сестерциями. — Купи, что найдешь нужным. Поярче, тебе надо привлекать к себе внимание. Но только…

Префект оглядел с ласковой усмешкой одного из своих лучших офицеров:

— Ты только паллий выбери такой, чтоб руки твои прикрывал.

— Руки?

— Гайя, ты сколько раз отжимаешься?

— Сколько положено, — пожала плечами девушка. — Сто влегкую.

— Вот и ответ. А красавицы, которых ты должна если не затмить, то уж быть не хуже, разве что чашу цекубского сами ко рту подносят. Им даже брови рабыни подводят. Все понятно?

— Так точно! — сдерживая смех, отчеканила Гайя, резко вскакивая на ноги. — Разрешите приступить к выполнению?

— Да иди уже, — махнул префект, пряча отеческую улыбку, потому что знал, что за дверями томится и вышагивает Марс, поджидая свою подругу. Впрочем, подругой Гайю он бы сам не назвал — скорее, товарищ. Хотя в глубине души Марс и не возражал бы, если бы Гайя обратила на него внимание не только как прошагавший бок о бок с боями старый друг, но и любимая девушка.

Что удивительного, внешне суровый, как и положено центуриону, Марс был без памяти влюблен в Гайю. Сказать, когда это произошло, он не мог — может, тогда, когда они несколько суток провели в укрытии из снега и еловых лап, лежа в засаде без костра и пищи, почти неподвижно, только ритмично напрягая мускулы, борясь с неподвижностью и холодом. Они тогда стали согревать друг друга своими телами, чтобы сберечь остатки теплоты, и он впервые почувствовал, какая у нее большая и упругая грудь, чаще всего затянутая доспехами.

Или тогда, когда он угодил с двумя товарищами в засаду, и друзья были сбиты наповал стрелами батавов, а по ним убили коня. Его самого ранили в плечо и уже готовились уволочь в свою лесную деревню, чтобы запытать насмерть, но вылетел из-за поваленных елок на лесную дорогу отряд Гайи, разложил батавов мертвыми на снегу. А после — она сама вытащила зазубренную стрелу, довершив начатое ею дело: обломила древко с оперением над самой раной и с силой пробила стрелу дальше.