Темные игры – 3 (сборник) - Точинов Виктор Павлович - Страница 11

Стрелявшему немногим легче, чем мне. «Иж» падает на паркет, его владелец вцепляется двумя руками в ширинку.

Ныряю рыбкой, тянусь к пистолету.

Пальцы уже вцепляются в рукоять, когда высокий шнурованный ботинок бьет мне в лицо, это вмешался один из коллег пострадавшего…

Резкая боль в сломанной челюсти даже заставляет на миг забыть об огне, пылающем внутри, в простреленных внутренностях. Но о том, зачем я тянулся к оружию, не забываю: давлю на спуск, первые две пули – в обидчика, сломавшего мне челюсть, третья – во владельца «Ижа».

Четвертый раз выстрелить не успеваю. Яркая вспышка перед глазами, короткий полет в никуда, – и снова черное ничто и я в его центре.

Шлюшка лежит на полу, так и не выпустив из руки пистолет. Пуля попала в голову, агония не затянулась. Наконец-то я смотрю на нее со стороны, выбравшись из живой тюрьмы.

Правильные рефлексы оказались у кого-то из охранников: если уж по вам открыли пальбу, не миндальничайте и не разглядывайте голые сиськи, – стреляйте сразу наповал. Интересно, он еще здесь? Я даже не успел разглядеть, чья пуля поставила точку в предыдущей фазе моего существования.

В комнате трое живых, трое мертвых, ну и я, не знаю уж, по какому ведомству сейчас проходящий… Пока возвращался из темноты, г-на Трушина успели куда-то эвакуировать. Пакет со льдом и откушенной частью тела тоже унесли.

Двое из оставшихся в спальне наклонились над убитым сотоварищем, что-то с ним делают. Третий стоит за их спинами, в его опущенной руке пистолет. Не он ли застрелил девицу? Какая разница… Главное, что пистолет наготове, не надо тратить время, разбираясь, где у охранника кобура. Менты, хе-хе, свихнутся, распутывая это дело, пытаясь восстановить ход событий и мотивы действующих лиц… Вперед!

Бах! Бах! Два выстрела в упор, в затылки. Повезло ребятам, даже не успели понять, что умирают.

Баланс живых и мертвых в спальне изменился. Трупов теперь пять – и я, пока живой. Но что-то мне подсказывает – и это тело долго не протянет. Да и хрен-то с ним.

Внизу, на первом этаже, раздаются какие-то крики. Там услышали выстрелы и встревожились. Так легко, как здесь, прикончить остальных не получится… И я дополнительно вооружаюсь: забираю пистолеты у двух мертвецов, один затыкаю за пояс, второй беру в левую руку.

«Ну чем не Рембо?» – с такой мыслью я выхожу из спальни, и мгновенно выясняется, что супермен из меня хреновый. Тело в моем подчинении теперь молодое, мускулистое, натренированное, – но его умение прыгать под пулями и стрелять в ответ (если даже такое имелось) унес с собой прежний владелец. А мои навыки стрельбы, полученные в тире да на охоте, помогают мало.

Едва ли враги сумели понять, что происходит. Но дверь спальни держат под прицелом – и моя попытка начать стрельбу завершается быстро и плачевно. Успеваю сделать три шага и один выстрел, никого не зацепивший.

Первая пуля попадает ниже левой ключицы. Откидывает к стене. Больно, мать твою… Мог бы привыкнуть после стольких смертельных ранений, но все никак не привыкну.

Еще один болезненный удар – в бок. Камуфляж быстро намокает красным. Левая рука повисла плетью. Пытаюсь стрелять правой, но рука ватная, словно не своя: оружие в ней болтается, как маятник, спусковой крючок стал неимоверно тугим и не поддается усилиям пальца.

Пуля в плечо прекращает мои бесплодный попытки. Тотчас же еще одна, чуть выше колена. Качусь с лестницы живым сгустком боли, желая лишь одного: сломать шейные позвонки и освободиться побыстрее. Не получается, болезненная агония затягивается на несколько минут.

За эти минуты вспоминаю про испанского мастифа… Я ведь кое-что обещал этому мохнатому парню. Пора исполнить обещанное.

Позже я пойму, какой ошибкой стало решение влезть в собачье тело.

Дело даже не в том, что трудно управляться с мышцами, непривычно сгруппированными. И не в особенностях собачьего зрения, хотя по человеческим меркам я стал изрядно близоруким дальтоником, не способным отличить синий цвет от зеленого, и мир вокруг меня казался совсем иным, словно я угодил на похожую, но все же другую планету.

Но главная проблема в размерах и возможностях невеликого собачьего мозга… Запихнуть в него личность человека – все равно, что поставить современную программу на старенький компьютер. Даже если встанет и заработает, быстродействие станет удручающим, а многие опции окажутся недоступными. А может и вообще не заработать… Я сильно рисковал. Вполне мог задержаться в собачьем теле лет на десять-пятнадцать в статусе «не активизированной программы», не способной принять управление на себя…

Но все эти мысли придут позже. А сейчас я не знаю слов «программа» и «управление», не понимаю, что означают эти сочетания звуков.

Мыслить получается примерно так:

Горло. Мягкое. Рву клыками. Кровь. На морду. Вкусная. Выстрелы. Не боюсь. Мимо. Прыжок. Лапами в грудь. Горло. Выдираю. Одним укусом. Кровь. Запах пороха. Резкий, терзающий нос. Ненавижу. Рука. В ней пистолет. Откусываю. Запах крови. Приятный. Боль. Неважно. Прыжок… Не получается. Неважно, все равно вперед. Хоть как. Хоть ползком. К горлу. Кровь. Вкусная. Звуки исчезли. Ничего не слышу. Теперь исчезает картинка. Весь мир из запахов. Неважно. Вперед. К горлу. По запаху.

У-ф-ф-ф…

Отмучался пес. Но до чего же был живучий и до чего же имел высокий болевой порог… Но в собачье тело меня теперь не заманишь.

Обширная гостиная на первом этаже напоминает разделочный цех бойни. Красное, красное, всюду красное… И не нужно обладать чутким собачьим носом, чтобы ощутить сильный запах крови. Даже острый запах сгоревшего пороха не в силах его перебить.

Минус еще трое охранников… Одного я узнаю, коллеги его звали, не знаю уж почему, Дыркой, – и к нему у меня имелся отдельный счет. Получено по счету сполна: умер Дырка крайне мучительно. Теперь он вполне соответствует прозвищу: разворочанное брюхо – одна сплошная дыра. Лохмотья окровавленной ткани, лохмотья окровавленного мяса… Страшная штука – зубы испанского мастифа. Кишки из Дыркиной дыры тянутся на несколько метров, выпали, когда он до конца пытался уползти, спастись, спрятаться… А я не мешал попыткам, не подарил гаду легкой смерти. В маленьком собачьем мозгу нашлось-таки местечко для мстительности.

Трушин еще жив. Лежит на диване, задрапированный в халат. В недавней бойне он никак не участвовал, обессилел от потери крови. А я его не тронул, он должен умереть, зная, почему и зачем умирает.

Но как его прикончить? Чьим телом?

Я-то планировал оставить в живых кого-то из охранников, намеревался в конце схватки позволить последнему изрешетить собаку, – а уж затем с помощью его тела разобраться с Трушиным. Не сложилось. Собачий мозг оказался не способен запомнить и воплотить немудреный план. Пес прикончил всех, кто в него стрелял, – и сдох от множественных пулевых ранений.

Двое охранников, наверное, до сих пор в караулке у ворот. И где-то еще двое, их сменщики… Плюс те, что отдыхали в доме охраны.

Искать кого-то из них и приводить сюда – большая потеря времени. Наверняка «скорая» и полиция спешат сюда на всех парах, а ни медики, ни полицейские ничем передо мной не провинились.

Однако и дарить г-ну Трушину легкую смерть не хочется. Прикончить его не вопрос: скатится с дивана, отыщет в кровавом месиве пистолет и добавит свои мозги к натюрморту. Но он не заслужил легкой смерти.

Пока я терзаюсь сомнениями, сверху доносится стон. Вроде бы из спальни… Недоработка? Кто-то уцелел? Спешу туда.

Так и есть. Охранник, получивший от меня удар в пах, еще жив. По причиндалам ему прилетело от души, а вот пуля лишь скользнула по черепушке. Но что ни делается – все к лучшему.

Обосновавшись в новом теле, ищу взглядом оружие. И не нахожу… Сам же утащил вниз, когда решил поиграть не то в Рембо, но то в Терминатора… Все пистолеты сейчас лежат на первом этаже, среди трупов, кишок и крови.

Ковыляю по лестнице – голова кружится, пах болит нестерпимо. Потерпи, уговариваю я новое тело, скоро все закончится…