Сердце Стужи - Сурикова Марьяна - Страница 11

Я пока все гостям подносила, присматривалась, прислушивалась и угадала наконец усатого крепкого мужика, старше меня зим на пятнадцать. Удивилась в тот миг? Нет, конечно, но сердце кольнуло. Ведь среди приезжих были два парня помоложе. Очень я надеялась, что один из них жених. Понятное дело, муж опорой быть должен, а жену в дом богатый привезти все же лучше, чем в избу покосившуюся. В молодости много ли нажить успеешь? К зрелым летам в самый раз богатства скопить. Но все же надеялась я…

— Хороший муж, — мачеха, пока мы на кухню блюда грязные относили, все разговаривала, — надежный, зажиточный. Дочке хорошо за таким будет. Да еще привыкнет за несколько годков, привяжется, а он не допустит, конечно, чтобы к кому другому сердце привязалось. Станет для нее единственным и самым лучшим на свете.

И то ли себя, то ли меня убеждала, поди разберись.

А позже вечером Снежка перебралась ко мне на кровать, прижалась.

— Веснуша, недобрый он.

— Что ты говоришь, Снежинка?

— Я весь вечер за занавеской пряталась, смотрела. Ты мне как-то сказку рассказывала, помнишь, про двух женихов, которым на свадьбе испытание приготовили. Щеночка голодного под стол втолкнули, а когда стал еду выпрашивать, то один из женихов оттолкнул, а второй накормил. А мой вот жених нашу старую Кудряшу ногой пнул.

— Ты ее нарочно под стол заманила?

— Мяса кусочек положила, проверить хотела.

Вот когда я пожалела, что так много басен и сказок сестренке с детства сказывала. Сама думала, добрым и хорошим вещам учу, а не мыслила в то время, что ребенку в душу вкладываю. Мечты собственные о сильном, смелом, о таком, за чьей спиной всю жизнь в довольстве и счастье проживешь, кто никогда слова дурного не скажет, не обидит. Бедная Снежа моя всему поверила, еще и за руководство приняла, проверять мужа будущего надумала. А в жизни ведь совсем не так, как в сказке.

— А если он и меня обижать станет? — А глаза грустные и слезы в них. — Веснуша, я не стану его просить тебя к нам везти.

После этих слов заплакала и уснула лишь далеко за полночь. Так на моей лавке, крепко прижавшись ко мне, и заснула. А я до утра глаз сомкнуть не могла.

— Люди говорят, ты настоящая чародейка?

Я остановилась, прижавшись к стене, держа в руках вязанку хвороста, которую со двора несла печь растопить, и глядя во все глаза на крепкого усатого мужика. Он же с улыбкой меня разглядывал, а после ближе подошел, подцепил пальцами выбившийся из косы локон.

— А я и не знал, что у охотника Аларда еще одна дочка имеется. Хотя, говорят, не признана ты отцом. Правду ли молвят?

— Правду. — Я тряхнула головой, освободив из захвата медовую прядку. — Приблудилась со стороны да так и осталась.

— И про дар верно говорят?

Тут я отвечать не стала, просто кивнула.

— А я чародеев встречал, когда завело торговое дело в Южные земли. Повидать довелось, как их огонь слушается, ну точно ручной пес. А ты, слышал, ледяного духа таким вот огнем спалила. Не только себя, всех жителей деревни от напасти избавила.

Здесь я вовсе не стала кивать, молча стояла и смотрела на него.

— Порасспрашивал знающих людей, — он с ухмылкой пригладил усы, — убеждали, несладко тебе в семье живется. Да и что в этой деревне хорошего? То ли дело город! Там бы давно чародейку замуж позвали да со двора свели. Здесь же предрассудки одни.

Все еще молчу, жду продолжения. С чего-то завел он длинную речь, поджидал меня здесь, вдали от посторонних глаз.

— К сестре ты крепко привязана? Не хочешь ли с нами поехать? Я тебя в дом возьму.

На каких правах в дом возьмет, мне интересно, коли Снежка еще не подросла?

— О страсти чародейской тоже правду молвят?

И шагнул ну совсем близко, хворост из рук вытянул и в сторону откинул, а меня вплотную к стене прижал. И это он о предрассудках вещал? О том, что в деревне вот такое отношение, а в городе лучше? Совсем за глупую держал? Будто на слова и обещания поведусь, радостно кинусь постель с ним делить? Однако не шелохнулась, не стала отталкивать и на помощь звать. Потому что не для Снежки такой жених, слишком сестренка моя для него чуткая и мудрая не по годам. Не сможет с ним жизнь провести, увянет раньше времени.

Себя я хорошо согреть могла, еще Снежу мою. А ну как теперь взять и это сердце черствое, холодное быстрее биться заставить? Вдохнуть тепла, поглядеть, что из этого выйдет. Доводилось слышать, будто чародеи и любовь навеять могли, но прежде за выдумку считала. Сейчас же решила, была не была, стоит попробовать, а результат после оценю.

Положила ладонь на грудь купца прямо напротив сердца и представила, будто саму себя согреть хочу. Этим умением за долгие годы неплохо овладела, потому и трудностей никаких не возникло. Перетекло тепло в сердце, обволокло себялюбивое и черствое, растопило. Не был ведь купец ледяным магом, чтобы от удара самого сильного лишь покачнуться и против огня устоять, а потому он не пошатнулся, наземь осел. После голову обхватил ладонями, я же наблюдала спокойно, что выйдет. Отстранение, словно со стороны, смотрела и ждала. Слышала, таким вот образом жар сердечный всколыхнуть можно было, а насколько его хватит, не знала, зато сестру спасти я могла успеть.

— Как Весну замуж? А Снежа что же?

Мачеха, отец, братья — все собрались в комнате и смотрели на купца, не веря, будто и правда того просит, о чем они услышали. Не младшую дочь в законные жены взять желает, а старшую, безродную и бесприданницу.

— На Весне женюсь, и точка! А не отдадите по-хорошему, в город с собой увезу, и там уже свадьбу сыграем.

Тут, конечно, на меня посмотрели, может, слов каких ждали, только что им скажу? Не отдавайте Снежку за состоятельного, за уважаемого. Не будет ей счастья за таким, не будет знать радости, живя в довольстве, в богатом доме. А может, и вовсе недолго проживет. Хоть когда они меня слушали? Начну про приставания говорить, так точно посчитают, будто сама на чужие сокровища позарилась, от сестры жениха увести надумала.

Снежка моя тоже тут, в уголке, жалась, но не на купца, вдруг страстью необоримой воспылавшего, глядела, на меня. Не осуждала, нет, переживала она и все храбрилась вмешаться, что-то сказать. Однако гомон и изумленное неверие родных мешали ей слово произнести.

Тут до мачехи наконец дошло, что бесполезно с купцом разговоры вести, она с другого бока зайти надумала.

— Весса, ты разве согласна? Насчет тебя уговора не было, неволить не станем.

Тут и остальные сообразили замолчать и на меня уставились.

— Не пойдет за него Веснуша, он плохой, — получив шанс, выкрикнула Снежинка. Я только вздохнула, глядя на этого несмышленыша. Наивная, не понимает еще, что люди порой из-за выгоды на многое готовы. Как я, например. Правда, не о своей пеклась, о ее.

Потупила глаза в пол, изобразила из себя деву скромную и робкую и тихонько ответила:

— Да разве я откажу?

Собственно, все. Дальше сами судите, как хотите. Согласна замуж пойти, а почему, это вам решать. Мужа ли захотела богатого, а может, жизнь иная поманила вдали от деревни этой — без разницы. После моих слов снова шум поднялся, только мачеха, чуть прищурясь, на меня смотрела, но если и заподозрила в корысти, в дурном деянии, крыть было нечем.

Пир свадебный шумел, гости во хмельном угаре меры пенной браге не знали. Все поднимали и поднимали чарки за меня, за мужа, за семью новую. Детишек желали, дома богатого и надежного.

Я сидела спокойно рядом с крепким усатым мужиком, которого и про себя никак не могла назвать мужем. Купец да купец, нежеланный жених младшей сестренки.

Он улыбался, больше всех пил, но хмель его мало брал. Стойким купец оказался. А ближе к полуночи, ко времени, когда провожают молодых в опочивальню, начал нетерпеливо усы оглаживать, а другую ладонь на мое колено положил. Я ее жар сквозь платье богатое свадебное ощущала, не сбрасывала, терпела, давно приготовившись к тому, какой монетой за выбор придется расплатиться.