Сердце Стужи - Сурикова Марьяна - Страница 23

Радуйся тому, что имеешь.

Я отвела взгляд от расслабленных мужских ладоней, повела головой, оглядываясь кругом и представляя, как это выглядит со стороны. Ясно, что точно так же, как и в момент, когда это увидела, но все же захотелось снова представить.

Конь молочной масти с роскошной, отливающей серебром гривой, всадник на нем в богатом плаще, отороченном густым светлым мехом. В таком меховом богатстве рука утонет по самое запястье и потеряется, а еще он, наверное, пахнет трескучим морозом. Иного запаха и быть не может, поскольку лежал плащ на плечах не простого человека, а снежного князя.

Я Сизара не сразу узнала. Статный незнакомец в белоснежных одеяниях на необыкновенном скакуне казался героем из тех историй, что я сочиняла для своей Снежинки. Могучий, уверенный, красивый. Платиновые волосы тугими кудрями падали на лоб, перехваченные поверх сверкающим венцом из белого золота. И этот сказочный герой вдруг приблизился ко мне и протянул руку:

— Поедем?

Я с трудом закрыла рот и огляделась по сторонам, напомнив себе, что не сплю. Однако стоявший неподалеку Севрен, который лишь покачал головой и промолвил: «Позер», — чуточку вселил в меня уверенность. Ведь я не знала, какими они бывают, эти правители снежных земель. И явно у второго мага конь не хуже и одежды не беднее. Взгляд против воли скользнул дальше, к крыльцу, где, прислонившись к резному столбику и сложив на груди руки, в простой рубашке и с притаившейся на губах усмешкой стоял владыка над северной стороной. Наверное, примерь он свой лордский наряд, я бы сейчас вовсе сознания лишилась.

Столкнулась со взглядом прозрачных глаз и покраснела, когда кивнул и сказал весело: «Езжай, чародейка. Ты не хуже выглядишь».

Вот же нашел слова! Едва раскрыла рот что-то ответить, как он добавил: «Но раз во сто красивее». И еще взглядом окинул с головы до ног, отчего я мигом к Сизару повернулась, быстро вдыхая, чтобы согнать с лица пунцовую краску.

Одного такого взгляда достало бы нерешительность отогнать. Поняла тогда, для чего Белонега нарядила меня в белое платье из столь богатого материала, которого страшно коснуться. Еще и волосы умело наверх убрала, закрепив их в форме блестящей короны. И так крепко заплела, что кудри мои, которые в отличие от севреновских крупной волной вились и были страшно непослушными, теперь, казалось, боялись из прически наружу показаться.

Я когда встала и со всех сторон себя в зеркале оглядела, легонько коснулась расшитого серебром ворота.

— Это ведь чье-то. Можно без спроса брать?

Белонега головой покачала.

— Дикарка ты. Точно детеныш лесного кота, недоверчивый и вечно взъерошенный. Боишься лишний раз ласку принять. Богатств в крепости на несколько княжеских дворцов хватит. Это платье мне войд отдал, когда я спросила, могу ли для тебя в сундуки заглянуть.

От таких слов к искусной вышивке прикасаться страшно стало.

— А если запачкаю, если порву ненароком?

Женщина улыбнулась.

— В крепости все войду принадлежит. А шлют сюда много добра. Платье совсем отдал, ему оно без надобности. Хотя, — задумалась, замолчала на миг, — прежде подарками редко кого баловал. На моей памяти только за службу награждал.

Я застыла, переводя взгляд с ледяной заколки в руках Белонеги на отражавшийся в зеркале наряд.

— Я отдам. Как только вернусь, тут же тебе принесу.

— Отказывайся не отказывайся, а все равно приручит, — мудро промолвила красавица, взглянув на меня с затаенной грустью.

— Кого приручит? — не поняла, что она хотела сказать.

— Войда нашего дикие звери слушаются, смиренно с руки еду принимают. Волки снежные, самые непокорные существа, и те, точно ручные, все команды его выполняют. Вот и тебя приручает постепенно, незаметно.

Я отшатнулась, недоверчиво расширив глаза.

— Ночь спросил, но, думаешь, заставлять станет? Сама согласишься, и с радостью. Вон, — она головой грустно качнула, — много таких побывало в крепости, кого он в итоге прочь отсылал. Привязывались, хотя с них ничего не спрашивал. Но не думай, Весса, будто войд наш плохой. Человеческими мерками его мерить нельзя, он иной совсем, ни на кого не похож. Любого мужчину понять можно, суть его разглядеть, с любым поладить нетрудно, надо лишь для себя разобраться как. А Бренна ни понять, ни осудить, ни даже пожалеть от души не выходит. Сочувствия не терпит, поступает всегда так, как сам решит, ни от чьего мнения не зависит, ни от чьего желания не отталкивается. Даже Стужа ему не указ, хоть сила богини единственное, что его сдержать может.

— Это ты к чему?

— К тому, чтобы ты сердце свое берегла. Ведь у войда оно хоть и есть, но в лед, точно в броню, заковано. Этого панциря не коснется тепло человеческих эмоций, не потревожит и не растопит. Пока Стужа не отпустит, так и будет. А она не отпустит, поверь. Хоть и богиня, а все же женщина.

— Она его любит?

— Как ледяной деве свойственно. Хоть для людей любовь такая хуже наказания. Потому и учеба твоя здесь лишь до поры, пока Стужа не прознала. Бери сколько можешь, а Бренн постарается больше дать.

— И что потом?

— Придет время уйти, эти навыки тебе пригодятся.

Я отвлеклась от воспоминаний, потому что в этот миг деревья зачарованного леса расступились, а дорога повернула, и мы выехали на небольшой пригорок, с которого широкий тракт убегал вниз, а сверху был виден крупный город. Все дома из светлого камня, чаще в два этажа, они напоминали собой привычные избы разве что искусной резьбой. В нашем селении строили из дерева и наверху не достраивали комнат, а сооружали чердак. Здесь же на вторых этажах тянулись балконы, а на крышах были разбиты удивительные сады. Когда выпал шанс рассмотреть их поближе, поняла, что сады цвели за толстыми прозрачными стенами из стекла, потому никакой мороз им был не страшен.

Может, это те самые теплицы, о которых когда-то рассказывал отец?

Дорога в городе была не одна, она делилась на множество улиц и улочек, а главная и самая широкая вела в гору, и вот там, на вершине, стоял настоящий дворец.

— Это мой дом, — склонившись к самому уху (хоть я его и так прекрасно слышала), проговорил Сизар.

Он выпустил из одной руки повод, а второй крепко обхватил меня за талию: «Ну, вперед».

Конь помчал с холма галопом и на полном скаку влетел в город. Не сбавляя скорости, несся он по улицам, а из домов, магазинов и харчевен выбегали люди и склонялись до самой земли, приметив всадника в белом. Я вцепилась ладонями в его крепко державшую меня руку и еще теснее прижалась спиной к груди, опасаясь соскользнуть наземь. Замечал ли кто при такой скорости девичью фигуру впереди снежного правителя, я не знаю, но, судя по провожающим нас долгими взглядами девицам, замечали. Женщины всех возрастов высыпали на балконы и махали вслед белому скакуну, пока он играючи покрывал немалое расстояние до следующего холма, а после так же легко взбирался в гору, пока мы не достигли стен замка.

Нарочно или случайно задумывалось так, или поблизости не было залежей иного материала, но красивый княжеский дом был слеплен из того же светлого камня, что и дома в городе. И оттого создавал он наряду с иными строениями гармоничный и удивительный вид, а прожилками белесого инея плелся по стенам красивый узор. Настоящий северный город, красивый, добротный и снежный.

— Ну как тебе мои владения? — Сизар неслышно подошел со спины и остановился рядом, не протягивая, впрочем, наглых рук, чтобы лишний раз обнять.

Я смотрела из окна круглой просторной комнаты на поля, рощи, скрытые льдом реки, на селения, раскиданные целыми пригоршнями со всех сторон света. Их хорошо было видать из главной башни замка, куда и привел меня князь.

— А где они кончаются?