Сердце Стужи - Сурикова Марьяна - Страница 49

Жаром овевало лицо, выступали на глазах горячие слезы. Венок давно сгорел в пламени, а я все стояла рядышком, не отходила. Смотрела на горячие языки и словно видела в них прозрачный силуэт и светлые кудрявые волосы. Лицо красивое и совсем молодое, а еще улыбку, нежную и немного грустную.

Напрасно, наверное, я протянула руку. Не думала, что яркое пламя, почуяв родную стихию, вдруг качнется навстречу и лизнет ладонь. Перепугавшись насмерть, я отскочила, толкнув кого-то по соседству, но даже не извинилась, а пристально вгляделась в ладонь. По ней побежали яркие всполохи моей собственной силы, впервые отреагировавшей так на близость огня. Они взобрались выше, почти до самой шеи, и вот тут вдруг выстрелило болью в плече.

Я схватилась за него, не понимая, откуда ощущение, будто внутри, продираясь через плоть, ползет нечто тонкое и острое, словно живая игла. Прорубается сквозь кожу и стремится к позвоночнику. Огонь от боли и ярости шипел, плескался, и чем злее был его ответ, тем скорее двигалось это что-то внутри меня. Вот уже проползло от плеча почти до лопатки.

От слез и муки телесной я мало что видела и еще говорить не могла, а ведь самое верное было на помощь позвать. Но я не догадалась. За все это время так и не приучилась ни на кого, кроме себя, рассчитывать. А ведь где-то здесь, у костров, стояли все наши из крепости. Не так давно замечала Белонегу с мужем в толпе, Сизара видела со спины, когда он забавлял рассказом какую-то деву. Сейчас за белым маревом мало разглядеть выходило, разве что близко стоявших, но чем дальше от костров, тем меньше оказывалась видимость.

Мне не нужно было метаться, успокоиться следовало. От метаний только врезалась в людей вокруг, а они отшатывались, как от ненормальной или от хмельного питья перебравшей, но никто с ходу понять не мог, что мне помощь нужна. А я объяснить не пыталась. От неожиданной и напрочь перепугавшей боли сперва сообразить ничего не могла. Если бы не слова войда, укоренившиеся прочно в сознании, так бы и не совладала с собой.

«Силу свою контролируй, — он учил, — она не враг тебе. Помни всегда, что ты ей хозяйка».

— Тише, тише, — зашептала я подросшей кошке. Перед мысленным взором предстала дыбом стоявшая шерсть, сверкающие магией злые глаза. Она чувствовала что-то чуждое во мне и дико бесилась. — Тише, — преодолевая нашу с ней боль, словно прогладила мысленно ее ладонью по загривку, — успокойся.

Распушенный хвост, злобно хлещущий по впалым бокам, замедлил свое движение, острые когти, так больно ранившие меня там, в районе плеча, втянулись в мягкие лапы. Я смогла выдохнуть в эту минуту, разум немного прояснился, а огнем горевшая лопатка, к которой с силой прижимала ладонь, надеясь понять, отчего же там так больно, будто охладилась слегка. Полегчало ровно настолько, чтобы смогла сообразить, где нахожусь. А отошла я от костров уже на добрых двести шагов и очутилась вблизи лесной кромки. Здесь метель не бушевала, только касался ветер своим дуновением, приносил пригоршни снежинок.

Я опустилась на колени на землю, зачерпнула холодного крошева, стащила полушубок с плеча и приложила к лопатке мерзлого снега. То странное нечто внутри, напугавшее до ярости мою силу, замедлилось, и хотя я по-прежнему чувствовала его движение, но боль там, где оно прошло, притупила остальные чувства. Странная вещь, похожая на иглу, продолжала колоться и шевелиться. Откуда она взялась в плече? Почему движется тем быстрее, чем сильнее реагирует на нее огонь? Отчего остановить не могу?

Помню, как накатила тошнота, и мир перед глазами стал вращаться. Голова закружилась, а тело будто онемело. Рука соскользнула вниз, а сама я покачнулась, не удержалась на коленях и завалилась на бок.

Удивительно резко и неожиданно тело утратило способность осязать. Боль исчезла, но и пошевелиться не выходило. Снег, круживший рядом, касался меня, укрывал тонким покрывалом, но его холод окутал лишь лицо и шею.

Странное чувство. Слишком неожиданное, оттого и удивительное. Я ведь на праздник шла и совсем недавно испытывала в душе веселье и светлую грусть, радовалась вместе со всеми, пробовала теплое пряное вино и вдруг оказалась одна. Ни с того ни сего очутилась вот здесь, где никто и увидеть не мог, если не надумает вдруг искать. Но ведь на праздник пошли не затем, чтобы раньше утра вернуться. Прежде зари собираться не начнут, а я до утра здесь продержусь? Даже понять не могла, греет меня теперь сила или нет.

Снежинки таяли на щеке, издали доносились звуки праздника, ярко горели костры, слышались завывания метели, так удачно вплетавшейся в общее веселье. И было невероятно странно лежать здесь одной. И хотя совсем недавно подобная мысль не пришла бы в голову, теперь я подумала, а найдет ли меня хоть кто-нибудь? Или совсем снегом заметет?

Кошечка моя вдруг встрепенулась. Ей почудился звук тихих шагов на грани слышимости. Будто проходил кто-то совсем рядом, шел вон туда, в лес, чтобы скоро затеряться среди деревьев, не заметив под тонким снежным покрывалом неподвижную фигуру. Жалобно и тоненько закричала моя кошка, зовя того, кто уходил, на помощь. Перед открытыми глазами было темно, и кружил снег, я ничего больше не могла разглядеть, а сила задрожала внутри от отчаяния, потом снова затихла и прислушалась. Тихие звуки именно она улавливала, мне же думалось, будто просто пригрезилось что-то. А может, я вовсе не на празднике даже, а в крепости? Устала после уроков с войдом и заснула.

Как будто негромкий рык прозвучал совсем близко. Неужто волки? Водятся ли в лесу хищники, ведь город рядом совсем? Странно окажется, если меня вдруг затащат под заснеженные кусты и съедят. Как люди потом скажут, вот и сходила на праздник чародейка. Сочинят новую легенду про костры.

Кто-то подошел и опустился рядом. Кошка встрепенулась радостно. Она потянулась к кому-то навстречу. Налетевший белым покрывалом снег послушно сполз с тела, я заморгала, чтобы сквозь обледенелые ресницы разглядеть, что за зверь выбрал меня своей жертвой. А сила уже ластилась к чьим-то рукам, поднимавшим меня с промерзлой земли.

— Так бы и ушел, — раздался знакомый голос, и теперь уже радость захлестнула меня. — Чем тебя лес привлек, чародейка, что ты здесь спать собралась? Праздник не понравился? Метель, костры — все как ожидалось.

— Плохо мне. — Голос, оказывается, повиновался еще. А ведь с перепуга почудилось, будто не только двигаться, но и говорить не могу.

Бренн на это не ответил, не стал спрашивать, где плохо и как, зато кошка вновь уловила едва слышное рычание.

Войд меня понес куда-то. Не в сторону костров, хотя мне казалось, что раз он рядом, то сейчас мигом все решит, а после вернет на праздник. Лорд же иначе рассудил. Для двоих переход нарисовать проще, чем для всей крепости, а потому времени на шагание по лесу мы не тратили. Сразу очутились в войдовском доме. На улице тишина, ведь ни души не было вокруг. Маленьких снежных магов и тех взяли к кострам, определив им двух наставников. Заколебались у изголовья лавки огоньки свечей, разогнали темноту, коснулись моего лица и оголенного плеча.

Войд склонился ниже, внимательно вглядываясь, после чего резко перевернул меня на живот и вытряхнул из мехового полушубка, точно куклу. Разворачивать обратно, чтобы одну за другой расстегнуть все пуговицы теплого платья, он не стал. Я представила, как маг взялся за ткань, а она разошлась послушно, открывая правую лопатку. Только треск было слышно.

— Что ощущаешь? — раздался вопрос.

— Ничего. Сейчас ничего, а прежде очень больно было.

— Как больно? — Наверное, он ощупывал кожу в том месте. Казалось, будто прикасался, но самих прикосновений я не чувствовала.

— Будто игла сквозь тело проходила.

— Руками, ногами пошевели.

Я честно попыталась, и вот тут пот прошиб холодный и липкий от испуга. Не вышло.

— Замерзла я, войд… кажется.

— С тропы, пока шли, соступала?