Обращенная в пепел (ЛП) - Соренсен Джессика - Страница 8

— Касаемо того, что ты сказал прошлой ночью, ты действительно что-то знаешь о моем отце или это была еще одна из твоих игр?

«Я пока не могу сказать тебе об этом».

Я рылась в шкафу, пытаясь найти чистую рубашку и джинсы.

— Ну, пожалуйста, Кэмерон, это очень важно для меня. — Я ненавидела, что моя просьба была похожа на мольбу.

Пауза затянулась, и на это время я задержала дыхание, ожидая его ответа, на мгновение подумав о том, что он все-таки расскажет.

Но позже он ответил:

«Я расскажу тебе в свое время, но не сейчас. Тем более что сейчас ты просто не готова это услышать. Плюс я сначала хочу получить то, чего желаю, и ты мне должна дать это прежде, чем я открою тебе все свои секреты».

Во мне полыхнула ярость, я схватила рубашку, джинсы и пару перчаток без пальцев, чтобы скрыть линии на моих руках, после чего захлопнула шкаф и пошла в гардеробную. Пока проходила мимо, мне на глаза попался стих Кэмерона, который он написал на стене несколько недель назад. И это напомнило мне о том, какова же его миссия во всем этом.

Разными путями птицы две летают,

Разные обличья они принимают,

Разные расцветки, крылья и сердца…

Увы, суть едина и одна душа…

Разные тропинки, судьбы и пути,

Не связать их вместе и не перейти…

Хотя жертва может их объединить,

Задуть свечки пламя… тихо погасить…

Это стихотворение Кэмерона, которое раньше было написано на стене, но сейчас тут появилось еще несколько новых строчек.

Одна птица может свет чужой украсть,

Подтолкнуть немного, это не напасть…

Ты не жди, Принцесса… скоро, что уйду…

Знай, перетяну я на свою гряду…

Кэмерон

(Прим. перев.: Гряда в значении цепочки гор, по аналогии перетянуть на свою сторону).

— Знаешь, а я не собираюсь тебе это давать, — ответила я ему, задергивая занавеску гардеробной после того, как вошла внутрь. — Я все выясню сама, поэтому ты можешь валить прочь из моей головы.

«Ты думаешь, у тебя все получится?» — спросил он. — «Потому что сейчас ты стала еще более потерянной, чем была всего несколько дней назад. Я думаю, что с каждым днем ты становишься все слабее и слабее, теряя надежду, становишься все более одинокой и уязвимой. И сейчас ты стоишь и слушаешь, что же я говорю тебе в твоих мыслях, потому что я единственный, с кем ты можешь поговорить».

Он был прав, и это причиняло мне боль. Я ощущала себя потерянной и одинокой в последнее время. И я желала — нуждалась — в обладании некой связью, на подобие той, что была у меня с Ашером. Я хотела, чтобы ко мне кто — то прикасался, и чтобы я могла дотрагиваться до кого-то в ответ и не слышать при этом крики смерти, не дающие мне покоя, позволяя видеть вещи, которые видеть не хочу. И с каждым прошедшим днем я чувствовала, как все больше и больше соскальзываю в темноту и безумство, которые в конечном итоге приведут меня в мир Жнецов.

Я так скучала по Ашеру.

«Нет, это совсем не так», — огрызнулся Кэмерон. — «Тебе только кажется, что ты скучаешь».

— Нет, я, правда, скучаю.

Я свернула черную рубашку и джинсы, которые взяла из шкафа, и потянулась за красной майкой, висящей внутри гардеробной.

— И знаешь, что? — ответила я, заходя еще дальше в гардеробную, зная, что пытаться спрятаться бессмысленно, потому что казалось, что Кэмерон был просто повсюду, но поскольку тут было темно, я надеялась, что он не сможет увидеть, как я переодеваюсь. — Я ненавижу этот вкус.

Я услышала его смех в своей голове, его низкий и чуть вибрирующий звук вызвал мурашки на моей коже.

«Какой вкус, принцесса?»

— Твоей жизни.

«Это то, что ты должна сказать самой себе», — ответил он. — «Хотя я и позволю это тебе сделать, но в глубине души мы оба знаем, что ты лжешь».

Я перестала с ним разговаривать и стала быстро переодеваться, стараясь не думать о том, что он может увидеть меня раздетой, хотя я не была уверена, как именно это работало, мог ли он видеть то же, что вижу я, или он следил за мной, как призрак.

После того, как я оделась, я обула пару чистых ботинок, заколола волосы наверх и покинула тишину своей комнаты, с целью проверить е-мейл. Там не было ничего, кроме всякого мусора, поэтому уныло поплелась на кухню, чтобы позавтракать.

Я почувствовала облегчение, когда не услышала от Кэмерона ни единого слова с тех пор как переступила порог гардеробной, хотя в тоже время и была немного разочарована, потому что я хотела услышать ответы на свои вопросы. Не только о моем отце, но и о том, как ему удалось проникнуть в мою голову.

Я пыталась поговорить с ним еще несколько раз, но он молчал. Поэтому сделала себе на завтрак тарелку с хлопьями, игнорируя жжение под перчатками, зная, что оно исходит от тех линий, и напоминает мне о том, что я сделала с Кэмероном. Уже была середина дня, но дом был тихим и пустым еще с прошлой ночи. Ян не возвращался домой, и я понятия не имела, где он может пропадать или с кем. Это причиняло мне боль, но все, что я могла делать, это звонить ему и оставлять голосовые сообщения.

Сегодня я немного опаздывала и не была подготовлена к занятиям (Прим. перев.: Вероятно, речь идет о не сделанном домашнем задании или чем-то подобном), поэтому меня посещали мысли прогулять, в основном из-за того, что мне не хотелось видеть Рейвен. Плюс у меня на руках были эти странные линии, а мне совсем не нужно было, чтобы все вокруг думали, что со мной что-то не так, опуская тот факт, что все и так считали меня убийцей.

Я доедала свои хлопья, читая заголовки местной газеты. Мое внимание привлекла одна статья, а именно фотография Маккензи, где у нее были светлые волосы, голубые глаза и широкая улыбка. А рядом с ней фотография ее матери и отца, которые держались друг за друга, и заголовок: «Избран новый мэр». Эдмунд Баркер победил на выборах, несмотря на исчезновение его дочери.

Я покачала головой — отлично, теперь отец Маккензи еще и мэр, хотя именно он был ответственным за смерть своей дочери.

В Холлоус Гроув всегда была высокая смертность, но за последние две недели все же было слишком много смертей, включая смерти трех девушек примерно моего возраста. И либо это было результатом деятельности Анамотти, либо это делал новый мэр.

Репортеры писали, что мы имеем дело с серийным убийцей, и мне даже было известно, кого именно подозревала полиция, учитывая тот факт, что они парковались около моего дома и следили за мной днем и ночью. И весь город будто стал бояться меня еще больше, многие соседи в панике бежали домой, когда я просто проходила мимо.

Боже, мне было так одиноко.

Когда болезненная правда снова потревожила мое сердце, я встала, затем сполоснула свою миску и оставила ее в раковине. Я убрала упаковку с хлопьями, затем повернулась и прислонилась к столешнице. Пока стояла и думала, что же делать дальше, я вдруг снова ощутила, будто за мной кто-то наблюдает, как в тот день, когда у меня украли книгу. Я осмотрела пустую кухню, в раковине были тарелки, которые нужно было помыть, также на кухне были пустые коробки из-под еды, просроченные счета и куча других вещей. Я дошла до дверного проема, заглянула в гостиную, затем осмотрела фойе, но в доме не оказалось никого, кроме меня.

Вздохнув и еще раз подумав о своем безумии, я вернулась на кухню и начала убираться.

— Ты говорил, что расскажешь мне что-то о моем отце, когда получишь то, что хочешь, — я снова попыталась разговорить Кэмерона, вытирая столешницу тряпкой для посуды. — Но что именно ты хочешь получить?

Я еще немного подождала ответа, но его молчание лишь дополняло тишину пустого дома. Решив, что хочу услышать голос живого человека, я прошла в другой конец кухни и взяла свой мобильник со стола. Затем подошла к записной книжке около раковины и посмотрела номер телефона клиники, в которой находилась моя мать. Я набрала номер, мне ответила секретарь.