Охотничьи были (Рассказы об охотниках и рыбаках) - Толстиков А. - Страница 5

Это все похоже на шутку, в которой есть известная доля правды.

Что же такое охотник? Думается, что назвать себя им может только тот, кто любит природу, тонко подмечает происходящие в ней перемены, понимает повадки зверей. И охотится он не потому, что ему нужно непременно убить птицу или зверя, а прежде всего из спортивного интереса.

Лес, он, как магнит, тянет к себе. Когда войдешь на опушку, вздохнешь полной грудью свежий аромат трав — так и кажется: помолодел лет на десять. Во все тело влилась новая чудодейственная сила, в ногах появилось ощущение неожиданной бодрости. Не приходится удивляться, что охотник, как говорят в народе, «глотает километры», расстояния ему нипочем.

…А как хорошо бывает в лесу, когда настанет ранняя уральская осень, когда желтые листья шуршат под ногами и ковром покрывают землю, когда наступают первые утренние заморозки… Красив Урал в эту пору! Посмотришь, бывало, на темные хребты гор, из-за которых выплывает солнце, на необъятные лесные массивы и не можешь не сказать себе: «Какая красота, какой простор!»

Это восторженное отношение к природе никогда не погасить у настоящих охотников. Не зря, находясь в лесу, они часто сетуют, что нет фотоаппарата, что известный живописец Шишкин не может уже все это видеть.

Красоту уральской природы можно заметить и прочувствовать везде. Она глубоко своеобразна. Возьмем хотя бы Бассегские горы. Когда подходишь к ним, невольно начинает, сказываться на настроении их угрюмый вид, нависшие камни.

Карабкаясь наверх, то и дело думаешь: вот-вот сорвешься, упадешь. Здесь не в диковинку глубокая щель. Породы, образующие горы, за миллионы лет перетерпели немало изменений, тепло и холод, вода и ветер сделали свое дело. Камни так сильно выветрились, что поверхность их стала белой, зернистой. Вот почему кажется: вершины Бассега покрыты снегом.

Восхождение на гору вознаграждается сторицей, когда достигнешь вершины. Ничего, что там нет растительности, неважно, что устал: стоит посмотреть вниз — и это состояние проходит. Точно гигантский зеленый ковер, расстилается уральская тайга, пересеченная балками. И тогда появляется мысль, что ты, охотник, — хозяин этих зеленых пространств, где бродит безобидный и быстроногий лось, где высматривает себе добычу косолапый медведь, где забился, спрятавшись под выступивший на поверхность огромный узловатый корень, косоглазый заяц.

Охотник, идя сюда, на Бассегские горы, видит многое. Зорким, внимательным взглядом заметит он белку с ее лакомством — еловыми шишками, птичку кедровку, деловито летающую от дерева к дереву. Он поймет каждый птичий голос и не спутает тоненький голосок рябчика с писком других пернатых лесных жителей.

Любитель природы не оставит без внимания то обстоятельство, что по мере подъема на гору вид деревьев постепенно меняется: они становятся все ниже и ниже, стволы изгибаются, делаются все причудливее. Порой так и кажется, что кто-то взял и исковеркал деревья.

Словом, не опишешь всего, что можно наблюдать по пути к Бассегу. И наконец все это вместе открывается внизу, у подножья гор.

Есть люди, которым не нравится Урал. Они его, не скупясь на эпитеты, называют «горбатым», «суровым», «скупым», «седым». Эти слова ничуть не характеризуют уральской природы, которая и не скупа и не неприглядна. Нужно только уметь смотреть и понимать то, что видишь.

Возьмем незаметную речку Усьву. Разве не красивы ее воды, с неуловимой быстротой срывающиеся с порогов и перекатов? Ее замечательные зеленые поймы, острова, заостровки, возле которых любит отсиживаться щука?

А разве скалы, обросшие мхом и ягодниками, нависшие над водой, — не красивы? Разве они хуже, чем в Швейцарии, о природе которой так любят говорить?

Не о бедности, а о богатстве, о великом изобилии свидетельствует это. Возле реки водится множество зверей, птиц. В нее впадают не один десяток мелких речушек, в которых водится хариус. А мало исследованные недра наверняка таят неисчислимые сокровища. Таят до поры до времени. Много видела на своем веку эта уральская река — и крепостных сплавщиков времен Демидовых и Строгановых, видела и концессионеров-французов. Немало барж и плотов разбилось о пороги. Их обломки истлели. Просеки заросли. А на местах, где был когда-то демидовский тракт, шумят советские трелевочные трактора.

На берегах Усьвы летом можно встретить самых различных людей: горняков, строителей, просто охотников, рыбаков-пенсионеров. Сколько историй можно услышать от них, завернув на огонек охотничьего костра!

И вот однажды, когда пылал костер и люди тесно сидели вокруг него, ожидая, когда же вскипит в ведре вода, зашел разговор об охоте.

«Охотиться — это призвание», — сказал кто-то.

И пусть иным эта мысль показалась спорной, никто не стал возражать, потому что большинство присутствовавших были охотники — по влечению сердца, по своему призванию.

И. Тепикин

НА МЕДВЕДЯ

В Гремячинске, да и на Баской, в поселке железнодорожной станции, что находится в семи километрах от города, многие знают старого охотника Александра Константиновича Азанова. На вид это как будто ни чем не примечательный человек — небольшого роста, сгорбленный, седой старичок. А вот поди ж ты, знаменитый охотник. Несмотря на свои восемьдесят пять лет, он и сейчас не прочь взяться за ружье. Надо видеть, как меняется Александр Константинович, выйдя в лес. Его сгорбленная спина распрямляется, глаза молодеют — и он идет вперед походкой неустающего человека.

А переходы в тайге надо делать большие.

Говорят, что о способностях мастера судят по его работе. С этой целью небезынтересно сообщить, что старик застрелил на своем веку 36 медведей.

Вообще вся семья Азановых — охотники-медвежатники. Евдокия Семеновна — жена Александра Константиновича — убила шесть медведей.

— Пошли мы со стариком в лес на рябчиков поохотиться, — рассказывает она. — Я в ту пору тяжела была, Евгением, значит, ходила… Были у нас два незавидных ружьишка и пульки самодельные.

Идем мы по лесу — присматриваемся и слушаем. Доходим до того места, где теперь мост стоит. В то время тут великое множество всякого зверья было… Мой старик стал к себе на манок рябчика подманивать, а тот оглядывается, но не подлетает. Хитрая пичужка.

Ну, не летишь — не надо, сами найдем! Идем это мы, значит, раздвигая кусты, к речке. Шагнули, а перед нами медведь. Стоит он на задних лапах, пригнул к себе рябину и объедает ягоды.

Мой старик, не раздумывая долго, вскинул ружье, выстрелил. Взвизгнула пуля и умчалась в чащу.

Ну, медведь бросился на старика…

— Было такое дело, — подтверждает Александр Константинович. — Зверь кинулся на меня. Еще один миг — и подмял бы. Очень метко супруга моя выстрелила, наповал лесного хозяина убила.

— Все это просто рассказывать, — продолжает Евдокия Семеновна. Она говорит не торопясь, напирая на «о». — А что пережито было тогда! Немудрено, что сын появился раньше времени и медвежатником стал.

— По наследству перешел! — смеется Азанов.

Да, Евгений Азанов, шофер по специальности, многому научился у отца. Потому так хорошо ходить с ним на охоту. Взглянув на сырую тропинку, где отпечатались лапы зверя, он сразу может определить: кто пробежал. Никто лучше его не знает, где находится токовище.

Знакомы ему и повадки самого «лесного хозяина».

Вот, например, что он рассказывает.

— Не думайте, что медведь выбирает себе зимовнюю лежку где попало и как попало, — объяснял он мне. — Нет, он готовится к ней очень тщательно.

Он выбирает удаленные от всяческих тропинок и дорог возвышенные места. И неспроста. Зверь заботится о том, чтобы его не беспокоили, чтобы не было сырости. Он строит себе хижину как настоящий мастер.

Медведь не сбрасывает ветки пихты как попало. Каждая пихточка укладывается одна к другой, вершинка к вершинке, и все вершинки в одном направлении.