Эльфийская сага. Изгнанник (СИ) - Марлин Юлия - Страница 56

— Этот омерзительный лес безграничен, — жалобно простонал Лоррано.

Левеандил вытер пот широким рукавом прежде богатого полукафтанья цвета золотых звезд и покосился на озеро. Оно влекло царственной, неестественной красотой. Половина его вод лежала в тени, вторую пронизывали солнечные лучи, проникая в озерную ткань вплоть до черных камней, усеивающих неровное дно. На линии, где сталкивались ночной сумрак и зарево утра, дрожали силуэты голых стволов. Юный солнечный эльф обернулся и заметил, что отраженные в воде осины росли на крутом холмистом гребне, простиравшемся вдоль восточного берега на пятьдесят ярдов к северу. Их высокие мощные бревна заслоняли рассветное солнце колоннами черного непрозрачного хрусталя. А меж ними копошилось большое и блестящее нечто.

Слева беседовали Рамендил и молодой, поседевший лекарь.

— Как он, лорд Эстрадир? — Спрашивал звонкий голосок брата.

Вздох.

— Плохо. Он теряет много крови. Ребра сломаны. Левая рука тоже. Сам бы он не освободился от меча. Так и умер на той поляне.

Вздох.

— Как печально, — грустил трелью Рамендил.

Справа Эллион шарил рукой по каменистому берегу. Камни журчали под ладонью мужчины песнью весенней реки. Левеандил хотел было кинуть на сородича взгляд, но копошащееся среди мертвых стволов пятно обретало очертания и насыщенные краски и не отпускало взор.

— А, нашел.

Послышался шелест клинка, укладываемого на колени. Сверху на лезвие лег округлый покатый камень. Посыпался легкий стальной звон.

Чирк… чирк… чирк…

— Лорд Эллион, — рыжий Андреа мягко рассмеялся, шурша по траве босыми, сбитыми в кровь ногами, — меч и без этого остр, как зуб дракона.

Эллион не ответил.

Чирк… чирк… чирк…

Левеандил насторожился. Залитое рассветными огнями пятно выскочило на край холмистого гребня, и парнишка чуть не лишился чувств. Ужас Мертвого леса настиг их даже на его западной окраине! Сверкнули сабли-клыки и страшилище разразилось душераздирающим ревом.

— Мантикора! — Вскричал Левеандил.

Эльфы встрепенулись, но свирепое чудище покрыло далекое расстояние в сотни и сотни ярдов в несколько широких прыжков, сотрясших землю.

Источая тленно-приторный смрад, тварь взмахнула тонким жилистым хвостом с ядовитым жалом на конце. Сияющие голубым светом глаза воззрились на неподвижное тело Габриэла. Она жаждала крови, шла по следу, как натасканная гончая и не спешила отказываться от добычи.

Левеандил застыл обломком скалы, не в силах пошевелиться. Позади него замерли брат и седой лекарь. Слева и справа оцепенели весельчак Андреа и немногословный Лоррано.

Ближе остальных к мантикоре сидел Эллион. Светлое сердце эльфа заполнил тягучий, холодящий кровь страх; онемевшие конечности дрожали, на лбу заблестели жемчужные бусинки. А он-то думал, что хуже падения родного Эбертрейла и тяжкого плена в тюрьмах Эр-Морвэна уже не будет.

Меж тем чудище из мира потустороннего света, где в черных небесах вместо солнца пылал пурпур, по руслам рек тек металл, а земную твердь усеивали обглоданные кости, мотнуло головой в рыжей гриве и ступило на границу рассвета. Косматая шерсть замигала рубинами, в серебряных чешуйках отразились тысячи солнц.

Взгляд Эллиона невольно пал на бледного, неподвижного Габриэла.

Поганое исчадие, — выругался он про себя, — не хватало еще погибнуть из-за тебя!

Злость придала ему сил. В Эбертрейле он служил в Белой Гвардии и по праву носил звание самого меткого лучника королевства. За верную службу и бесстрашное сердце получал дары из рук Аннориена Золотое Солнце, слыл первым храбрецом при дворе, был почитаем и любим сородичами. Так, что же изменилось?

Рука Эллиона потянулась к рукояти клинка. Пусть Эбертрейл погиб, но он все еще жив и все еще лучший лучник равнины Трион. Будь у него лук и двадцать стрел, он бы размазал тварь по берегу, но лука нет, как нет королевского знамени и самого королевства. Но он все еще жив! И он не сломлен.

Отбросив оселок, Эллион вскочил. Клинок из подгорной стали — тоже хорошо. Эльфийское жало блеснуло в свете белых лучей и уперлось в разинутую тварью пасть.

— Не подходи, — прошипел воин короля Аннориена.

Не по-эльфийски жесткий голос вывел из оцепенения его золотоволосых сородичей. Левеандил встряхнулся и потянулся за камнем — желательно побольше и поострее. Эстрадир нащупал сухую толстую корягу — будет удобно бить. А Рамендил, поддавшись внезапно нахлынувшему порыву, преисполнился отваги и подполз к Габриэлу, прикрыв раненного своим телом. Расскажи ему еще три дня назад, что он ценой собственной жизни станет защищать одного из темных, молодой эльф в жизни б не поверил.

По лицу и телу Эллиона катился горячий пот, от тлетворного зловонья мантикоры слезились глаза. Но тварь бездействовала, только посверкивала голубыми глазищами, будто учуяла что-то такое, чего сама же и испугалась. А потом случилось нечто необъяснимое. Мантикора с жадностью втянула ледяной воздух, утробно зарычала и бросила ненавистнический взор на Габриэла. Светящиеся голубизной глаза налились неподдельным ужасом. Тварь попятилась, замотала сверхъестественной башкой, точно познав мучительную боль, заскулила, как побитый хозяином пес, а через мгновенье метнулась в осколки сумеречных теней Стих Оргула.

Эльфы еще долго не шевелились, радуясь рассвету и тишине, которые раньше казались им чужеродными и неживыми, а теперь наполнили их чистые души умиротворением. Смерть дышала им в спины, они уже слышали, как в звуках цветочных песен заскрипели створки Последних Врат, и только заступничество Властелина Над Облаками уберегло их от безвестной гибели в чужом, суровом краю.

Эллион опустил сверкающий меч и долго глядел на игру света по закаленной стали.

— Учуяв клинок, тварь отступила.

— Ее спугнул не клинок темных, — тихий, мудрый, но искренне испуганный голос Эстрадира возразил лучнику и поверг сородичей в самое большое удивление их величественных жизней. — Она учуяла его, — кивок на Габриэла, — потому ушла.

— Его? Разве мантикоры трепещут при виде раненных темных эльфов?

— Мантикоры вообще ни перед чем и ни перед кем не трепещут, Рамендил. Но его она испугалась. И испугалась знатно.

— Вы уверены?

— Уверен, Андреа. А вы сомневаетесь? Или правда верите, что бессмертный монстр бежал от эльфийского клинка, двух палок и десяти камней?

Братья дернули заостренными ушами от удивления. Андреа, потрясенный услышанным, впал в глубокую задумчивость, а Эллион медленно обернулся и, рассеянно скользнув взглядом по бледному бесчувственному парню, прошептал:

— Кто же вы, лорд главнокомандующий?

… Путь продолжили через полчаса.

Стих Оргул оплетал предгорья Мертвых гор с запада и тянулся устрашающим частоколом по голой изъеденной туманами земле более ста миль от Пустошей Фэр'айо до границы королевства желтых великанов — Шар-Рахри. На западе, в пограничье с Черноземьем — царством злобных ведьм, текла пенистая Этлена. Великая река брала начало на отрогах Драконовых гор и несла ледяные воды на юг — в дивные, овеянные легендами оазисы Ажинабада и Диких Степей.

Они торопились к реке. Холодало. К вечеру третьего дня низкое небо заволокло пуховым ковром; в редких разрывах снежных облаков тускло сияли месяц и звезды. К вечеру четвертого — яркой серебристой дугой Этлена открылась им с севера. До Горного приюта оставалось не меньше трехсот миль строго на север. А, как известно, с раненым на руках, любое расстояние увеличивается вдвое, а путь облекается красками особой ответственности и значительности.

* * *

В Зале Аудиенций стояла невыносимая духота. Гелеган второй час подряд рапортовал об усмирении восстаний на юге Эр-Морвэна, сообщал об очередном требовании Умбера Кривоносого выслать в Немер три отряда по триста воинов, и не без гордости отчитывался об успехах военной кампании против шар-рахрийцев и Родрэма Третьего, которая, по словам старого эльфа всецело была заслугой Его Величества.

Брегон глядел на родовое кольцо, и льстеца-главнокомандующего не слушал. Оно, вырезанное из цельного куска черного кристалла с алмазной печатью древнего эльфийского рода, было точь-в-точь как у Габриэла, сын Бриэлона. В переплетениях эбонита и лунного камня, текли капли хрустального света. Дракон хищно сверкал зубами, змея поблескивала большими мудрыми глазами.