Ключи от рая - Борисова Виктория Александровна - Страница 14

Хотелось спать, Леша зевал так, что скулы сводило, глаза слипались, но он усердно читал. Экзамен-то все равно сдавать придется… Лишь когда Леша дошел до раздела «Буддизм», он почувствовал, что его осенило, и чуть не подпрыгнул на месте от радости. Вот это действительно интересно! Если верить в переселение душ, то, пожалуй, ни жить, ни умирать не страшно… Как пел Высоцкий:

Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Иисуса,

Кто ни во что не верит, даже в черта, назло всем.

Хорошую религию придумали индусы:

Что мы, отдав концы, не умираем насовсем!

Ерничество, конечно, но по сути — правильно. Оказывается, это так просто… Смерть — это не конец, а всего лишь начало, переход к новому рождению. Каким оно будет — неизвестно, но ведь это новый шанс! Так зачем же тянуть?

С тех пор он стал просто одержим мыслью о смерти. Леша многократно представлял себе ее как долгожданную утешительницу, как самую желанную невесту… Осталось только выбрать, как это сделать, чтобы наверняка. Что лучше? Шагнуть в пустоту с крыши, чтобы за мгновение до того, как тело коснется земли, ощутить волшебное чувство полета? Или, осторожно и крепко зажав пальцами острое стальное лезвие, полоснуть по руке, там, где синеватые вены выступают под тонкой бледной кожей, чтобы потом видеть, как вытекает ненавистная отравленная кровь? Или просто проглотить одним махом десяток маленьких белых таблеток, таких безобидных и нестрашных на вид, и, одурманенным, погрузиться в темноту?

Но оказалось, что умереть — это совсем не так просто, как кажется непосвященным. Леша бесконечно раздумывал, прикидывал так и эдак, но никак не мог решиться сделать последний шаг. Страшнее всего было — а вдруг не получится?

И снова отправят в больницу, которая представлялась ему филиалом ада на земле… Этого нельзя было допустить ни в коем случае! Он проклинал свою слабость, свое бессилие и с ужасом ждал приближения нового приступа.

Между тем дела его шли все хуже и хуже. В университете Леша завалил сессию и оказался в числе отчисленных. Это стало для него еще одним ударом. Конечно, на том свете диплом не спросят и в следующей жизни он точно ни к чему, но как сказать маме? Она звонила почти каждую неделю, спрашивала, как дела, а Леша бесконечно врал, выкручивался и с ужасом думал о том, что рано или поздно все тайное станет явным.

Он почти перестал выходить из дома — теперь ему казалось, что за ним следят, и в каждом взгляде случайного прохожего мерещилась угроза — сейчас позвонит куда надо, вызовет психиатров, дюжие санитары скрутят, увезут, и прости-прощай, мечта о свободе! К тому же под ногами все время шныряли какие-то тени, напоминающие не то кошек, не то огромных отъевшихся крыс.

Значит, существа из Зазеркалья как-то научились просачиваться в реальный мир и вот-вот доберутся до него!

Под защитой привычных обшарпанных стен было как-то надежнее. По крайней мере, там его никто не увидит.

Леша совсем было впал в отчаяние, если бы не Глеб. Вот уж кем он искренне восхищался, считал его чуть ли не сверхчеловеком! В универе он учился на два курса старше, потом бросил. Нет, не выгнали — сам ушел после того, как не сошелся во мнениях с преподавателем марксистско-ленинской философии. После событий девяносто первого года этот предмет, конечно, выглядел как реликт, пережиток прошлого, но из программы-то его никто не исключал! И препод — старый замшелый сталинист с говорящей фамилией Нехватайло — упорно требовал конспектировать работы классиков и рассказывать на экзамене о преимуществах социалистического строя перед загнивающим капитализмом.

Ребята, конечно, зубоскалили за спиной над его ретивостью, отпускали ехидные шуточки, но до открытого конфликта дело не доходило. Кому охота в бутылку лезть и ставить под угрозу свое будущее всего за год до диплома!

Только Глеб мог высказать в глаза все, что думал, и уйти с гордо поднятой головой. Потом, конечно, он мог бы легко восстановиться, но не захотел. Нашла коса на камень…

Но даже исключение из университета Глеба, кажется, не сильно опечалило. Родную альма-матер он посещал в основном затем, чтобы блистать умом и эрудицией. Настоящее его призвание было в другом… Он писал стихи, а умение складывать самые обычные слова так, чтобы заставить слушателя плакать и смеяться, казалось Леше уделом небожителей. Глеб даже песни писал…

Леша бы никогда не осмелился подойти к нему и заговорить — сам себе он казался таким серым, неинтересным, к тому же был болезненно застенчив. Но однажды, серым и пасмурным днем, он зашел в деканат попросить о том, чтобы разрешили восстановиться, пересдать «хвосты»… Надежды на это не было почти никакой (ведь выгнали уже!), но, как говорится, попытка не пытка.

Так уж вышло, что в тот же день пришел и Глеб — забрать свои документы. Он пошутил с секретаршей, не глядя, сунул папку в потертый рюкзак и, беззаботно насвистывая, направился было восвояси, но вдруг остановился, заметив Лешу, уныло сгорбившегося на стуле в приемной.

В восстановлении ему отказали, к тому же секретарша как-то странно смотрела на него. Не иначе — догадалась и сейчас, стоит ему только отвернуться, вызовет «скорую» из психушки! Конечно, надо бы просто встать и уйти, да поскорее, но сил не было даже на то, чтобы подняться. Леша готов был заплакать от унижения…

— Все так плохо? — деловито спросил Глеб и присел рядом.

Леша только кивнул. Даже такое проявление сочувствия от постороннего вроде бы человека показалось ему чудом! От волнения горло перехватило так, что он не мог даже слова вымолвить…

Потом они сидели в какой-то забегаловке, и Леша неожиданно для себя самого разговорился. Он так устал держать внутри все, что наболело на душе, так хотелось поделиться хоть с кем-нибудь! Сбивчиво, горячо он рассказывал о своей болезни, о том, как тяжело и страшно жить на свете человеку, непонятно за что обреченному на страдания. Можно не пить, не курить, заниматься спортом — и все равно заболеть!

И Глеб слушал, не перебивал, смотрел сочувственно. Леша знал, что эта встреча просто случайность и Глебу не до него никакого дела, но был благодарен и за это. Он даже осмелился, наконец, произнести вслух самое главное — что мечтает о смерти как об освобождении…

Сказал и осекся. Вот сейчас Глеб начнет разубеждать, будет произносить правильные и скучные слова… Или просто уйдет, внезапно вспомнив про какое-нибудь важное и срочное дело. Но ничего подобного не произошло. Напротив, он лишь отхлебнул пива из высокого стакана, затянулся сигаретой и задумчиво сказал:

— М-да… Такие дела. Как там говорил Заратустра? «Умей умереть вовремя!»

Леша чуть улыбнулся. Даже сейчас он был очень благодарен Глебу за то, что он не оставил его пропадать в одиночестве. Теперь впереди его ждет освобождение от оков жизни, от унизительной ежедневной суеты, от дурацких, никому не нужных обязательств…

А еще — надежда. Ведь было бы так здорово родиться совсем другим, новым человеком! Может быть, в другой жизни не будет ни такой семьи, где люди становятся врагами, ни скуки маленького городка… А главное — болезни.

Так что теперь все будет хорошо.

Леша даже голод почувствовал! Он прошел на кухню, поставил чайник, соорудил себе бутерброд с полузасохшим сыром, что каким-то чудом завалялся в холодильнике. Давно уже еда не казалась ему такой вкусной. И чай из пакетика пах не мокрой бумагой, как обычно, а терпким и нежным ароматом далеких стран, «ресницами Будды», как в старинной легенде…

Дрогнула рука, чашка выскользнула из пальцев и разбилась об пол. Леша потянулся было за веником, но потом передумал. А смысл? Все равно пить из нее больше будет некому.

Только сейчас он понял окончательно, что уже завтра все кончится, больше не придется бороться и страдать, а главное — не будет больше страха. Эта мысль придала ему сил. Даже весело стало!