Н -3 (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов" - Страница 52

Как раз трое таких стояли в верхней части широкого пластикового пандуса упирающегося в вибрирующую от прорывающегося наружу потока воздуха пластиковой же стены разрезанной частично зашнурованной щелью входа. Пандус спускался почти до густого месива нечистот, где переходил в длинный основательный мостик пересекающий весь коридор и упирающийся в еще одну пластиковую стену. Гадать о том что скрывалось за второй стеной не приходилось – на стенах и пластике были нарисованы веселые и грустные лица с пятачками вместо носа и свинячьими ушами. Под потолком давно не обновлявшаяся желтая надпись «Паму-Пока».

Чуть оглядевшись, убедившись, что трое болотников ничем путным не заняты, просто входная стража в замок великого и ужасного Понта Сердцееда, я принялся разглядывать стены внимательней. Похоже, тут каждый хоть раз да оставил свою метку – сотни разноцветных номеров обведенных кружочками и овалами, большая часть номеров жирно перечеркнуто, некоторые частично залиты красной краской. Имена – их тоже немало, и они тоже перечеркнуты и залиты. Это настенная хроника болотников. Причем перечисляющая не только имена и номера – еще она повествует о рангах и взаимоотношениях. Над некоторыми именами рисунки ножей и дубин, часть номеров разбито на пары и обведены милыми сердечками. Прямо за душу взяло…

Но все это обычная мазня.

А вот картина слева от входа на свиноферму Паму-Пока…

Стоило зацепиться за нее глазами – и сразу вспомнился бордель нимфы Копулы. На стене у входа на свиноферму имелась большая картина. И она очень походила на те, что были изображены на стенах дома удовольствия и боли нимфы Копулы.

Но тут тематика немного другая…

В левой части картины обрамленная лужей кровью громадная куча оружия, одежды, доспехов и отрубленных-оторванных рук и ног. От этого зловещего холма медленно отползают тощие и несчастные черви-ампутанты. Их не меньше двух десятков. И чем дальше они от холма с собственными конечностями и вещами, тем они упитанней и улыбчивей. В правой части картины изображено несколько веселых, если не сказать добродушных болотников, к чьим ногам доверчиво прижимаются столь же добродушные жирные свинки. Ладони склонившихся в любимой животине болотников ласково оглаживают доверчиво подставленные спинки и шейки закативших от блаженства глаза свинок.

Нарисовано мастерски. Нарисовано с чувством. С вдохновением. Это столь же эмоциональная работа, как и те, что в борделе. И тут тоже присутствуют дети без лиц – хотя и замаскированы они под фигуры далеких безликих болотников держащихся за руки и наблюдающих за происходящим издалека.

Нет ни малейшего сомнения – тут поработал тот же художник. Тот самый что давным-давно умер и похоронен на кладбище Шартрез.

Глядя на картину, ощутил как во мне растет и становится все сильнее желание немедленно положить под язык хотя бы четвертушечку серой таблетки. Подождать, когда она чуть размочится слюной и только тогда мягко надавить языком, превращая наркотическое лакомство в быстро растворяющуюся кашицу…

Дерьмо!

Я с силой прикусил щеку с внутренней стороны, как следует сжав челюсти. Сильная боль обладает многими свойствами. Одно из них – быстрая прочистка мозгов от ненужных мыслей и желаний.

Меня тихо толкнул Рэк. И я тихо пробормотал пару приказов бойцам. Приказы понятные и короткие. Замаскироваться. Йорка и Баск контролируют наши тылы во все имеющиеся глаза и уши. А мы с Рэком наблюдаем за двумя входами и мостом.

Должно же что-то случится?

Любое происшествие – пусть даже рутинное и мелкое – может сыграть нам на руку. Главное не упустить момент и тут же воспользоваться шансом…

***

Шанс представился не сразу, пришлось немного подождать. Но оно стоило того – лениво жуя, дыша воздухом через свежие фильтры, неподвижно полежать, давая отдых телу. Хотя еще большой вопрос что дается тяжелее – долгое монотонное движение или же недолгое, но абсолютно неподвижное лежание. Судя по бойцам – Баск замер как камень и ему это нравилось. Голова опущена на ладони, капюшон не закрывает уши – неподвижный зомби внимает каждому звуку. А вот Йорка и Рэк уже изнемогали. Пришлось пару раз шикнуть, заставляя их замереть.

Баск первым услышал какие-то звуки и ткнул меня ногой, извернувшись, голову наклонил в сторону входа на свиноферму. Мы тоже обратились в слух, но прошло еще секунд двадцать прежде, чем я что-то вроде бы расслышал, а потом еще секунды три чтобы убедиться в этом.

Пластиковые полотнища распахнулись, оставляя на них красные отпечатки, наружу вывалился залитый кровью болотник, схватившись за живот, с трудом стоя на истерзанных ногах, он захрипел:

- Сюда-а-а-а! Плуксы! Сучьи плуксы! Жрут свиней!

Не стоило и гадать что у стражников в приоритете – двое тотчас рванули к сфиноферме, а третий юркнул в Понтохарт, донесся его призывающий подмогу крик. Два стража миновали ковыляющего навстречу раненого. Тот, шагая достаточно уверено, торопился в родную болотную кляксу – ему требовалась срочная перевязка. Вот он достиг мостика, неспешно побрел по краю вдоль невысоких перилл – чуть выше колена. И едва он спазматично дернулся от пронзившей его боли, наклонившись в нашу сторону, я выстрелил. Мимо. Еще раз. На этот раз игла вошла в его бок. Беззвучно разинув рот, он схватился за новую рану и завалился, рухнув в неслабый здесь поток нечистот, уйдя в него без всплеска. Дерьмо просто расступилось и приняло его как родного.

Минус один.

- Лежим – скомандовал я и Рэк мягко опустился на место.

Куда торопиться?

Раз уж сюда прибыли плуксы – дадим болотникам время с ними разобраться, получая при этом раны и усталость.

Минуты через три – слишком медленно – гулко бухая ботинками и сапогами по трапу сбежало пятеро болотников, помчавшихся к свиноферме. Мужики крепкие, у каждого дубина и нож, снаряжение нацеплено наспех. Последний отставал не в силах совладать с упрямым узковатым сапогом, прыгая на одной ноге и держа дубину подмышкой. Какая комичная ситуация… едва первые четверо скрылись за шторкой, а отстающий опасно приблизился к краю моста, я выстрелил, всадив иглу ему в ляжку. Подпрыгнув как ужаленный, болотник ожидаемо рухнул в реку нечистот. Перезарядка. Едва новый картридж встал на место, ублюдок вынырнул из дерьма и разинул рот для крика. Течение поднесло его ближе к нам, и я не промахнулся. Успел вовремя – выбежавшая еще одна троица болотников что-то услышали, даже увидели несомую рекой бурую кочку, но не осознали, что это погружающаяся голова их сдохшего другана.

- Изобрази плукса – прошипел я Рэку, намереваясь задержать этих упырей.

Их нельзя пускать на свиноферму. Нельзя. Чем меньше там подкрепления – тем легче вторгшимся туда плуксам. Не знаю сколько там голодных чешуйчатых тварей, но так хочется верить в светлое и доброе – что их там не меньше десятка.

Рэк швырнул подобранную бутылку, качнул полузаваленную палатку, Йорка заскребла дубиной по стальному полу, сдирая с него закостеневшую корку грязи. Звуки получились в меру тихие и непонятные. Не рычать же – плуксы безмолвны.

Поднятого шума хватило – троица замерла ненадолго, вся обратившись в слух и пытаясь разглядеть хоть что-то. В руке одного зажегся довольно мощный фонарь, и мы сжались под мусорными накидками. Быть обнаруженным я не боялся – пока тащились сюда по грязи накидки набрали в себя влаги и грязи, потяжелев втрое и превратившись в идеальное средство маскировки для здешних условий. Рэк громыхнул еще раз. Баск дробно и мелко постучал шилом по стали – и звук до жути напоминал щелчки плуксовых когтей. Это решило дело – веселое и грозное трио болотников бодро направилось к нам. Двигались умело – дубины подняты над головами, фонарь уставлен в пол метрах в пяти перед ними. Они готовы пригвоздить к полу плукса. Но это провальная тактика против затаившейся группы диверсантов. Я не стал тратить иглы. Мы просто спокойно ждали – бедро прижимающейся ко мне Йорки закаменело, настолько напряглась глупая гоблинша. Однажды словит судорогу в самый неподходящий момент…