Егорка-пастух (Повесть) - Успенский Николай Васильевич - Страница 4

— Мне имения не надо! — объявила Параша, — с голоду не помру!.. Я вам сказываю: не быть этому делу!.. Я готова душеньку отдать за того, кто мне люб-то… пускай я с голоду помру, буду Таскаться по чужим углам… а то вы что же делаете? только опиваете? а мне невесть за кого идти…

— Постой! Кого ж тебе надо? — спросил отец.

— Вон, — указывая на Ефима, сказала девушка, — запивали за Егора, за него иду!.. а то силком хочут отдать…

— Дура несуразная! там нет ни кола ни двора, куда ты пойдешь-то?

— Это не наше дело!

— Как? — воскликнул Краюхин, глядя на хозяина, — ты, сватенек, что же? за другого запивал? Ты что, почтенный, — обратился Краюхин к Ефиму, — с запоем пришел сюда?

— С запоем, — отвечал Ефим, — моих два цалковых тут запито…

— Что ты, что ты, милый человек, — сказала Ефиму хозяйка, — у нас больше году длится дело… к чему ж тебе? Грех тебе, право слово…

— Вот тебе два цалковых, — доставая деньги, закричал Краюхин, — девка моя!

— Ан не твоя! — перебила Параша.

— Погоди, красавица! у тебя отец, мать есть.

— Отец с матерью в этом деле мне не указ…

— Угодники святые! Что ж это такое делается?

— Оказия, милый! — говорил народ.

— Что ж? наше дело сторона…

— Иди, Паранька! я тебе сказываю, иди! — кричал хозяин.

— Не пойду! что хотите со мной делайте… сказала — не пойду!

— Что ж это, православные, будет? — кричал Краюхин, — будьте свидетели: я завтра в суд…

— За что ж в суд? Сам видишь, мы уговариваем ее…

— Угомонитесь, братцы! мало что девка сказала…

— Завтра же еду в суд! Ноне расчет с вами короток…

— Ну, в суд так в суд! ты проси на девку, а не на меня! Что ты с девкой сотворишь?

— Пойдем, малый, тут, я вижу, дело не приходится…

Вдруг отворилась дверь, и в избу вошел пастух.

— Здравствуйте, добрые люди, — сказал он, — что это у вас такое производится? Батя! — обратился он к отцу, — ты что ж? дело делать, так делал бы… а не делать, так и ходить незачем сюда…

— Ты чей такой — в чужое дело встрявать? — возразил Краюхин.

— Нет, не в чужое! — объявил парень, — а в свое собственное! ты девку-то запил, может, год назад; а мне она раньше твоего запою по сердцу пришла… Стало быть, и оставайся с своим вином… Вот бы ты как действовал! — обратился парень к отцу, — а ты забился в угол…

— Послухай, брат! — сказал Краюхин, — какую ты имеешь праву встрявать? ведь я тебя притяну в суд…

— А ты какую праву имеешь насильно девку брать?

— Послухай, молодец; насчет запою девки в законе писано… испокон веку деды-прадеды наши делали так…

— Вот что, православные! — объявил парень, — шумите, не шумите, весь навек заложусь, а девки не дам! вот она… спросите ее!..

— Я переж тебя говорила им, — утирая слезы, сказала девушка.

— Да что с ним толковать? Гоните его! — крикнул один.

— Слышите, ребята, — сказал парень, — лучше добром сойдемся… А то берегитеся: я не пожалею красного петуха…

— Послухайте, добрые люди, что он говорит… вить это значит разбой!

— А это не разбой, — кричал парень, — девку навек погубить? За кого это вы вздумали ее отдавать, за шалая? Ему не жениться, ему только фуры подмазывать…

— А ты знаешь, за эти слова вашего брата в острог сажают? — объявил Краюхин.

— Сажай! За правду и в острог сяду!

— Вижу, братцы, толку никакого не будет… А надо его вязать!

— Ну-ко, парень, иди подобру-поздорову, — сказал хозяин, — откелева пришел…

— Вяжите его! он не может такие слова говорить…

— Ну-ко попробуй! Эко испугался! Сами собрались хуже разбойников, а меня вязать? Ишь пьяные рожи! Пойдем, батя! ты, я вижу, пить вино только любишь…

— Ребята! надо за старостой сходить!

— Я до царя дойду! — кричал парень, — он, батюшка, всех ослобонил… Это в старину господа девок отдавали за кого хотели…

— Да ты кто такой? — подступая к парню, вопил Краюхин, — один кнут на плече!

— Сказано слово — не уступлю девку! Как вы ни гоните!

Пастух с отцом вышли из избы.

— Что ж ефто такое? — говорили мужики, — авось у нас хрящоная вера: когда девка супротив родителев шла?!.

— Это все ты! — кричал хозяин на жену, — это твоя дель… избаловала девку…

— Нет, ты! — подхватила хозяйка, — говорила, погоди пропивать девку; полштоф да калач принесут, а ты и рад.

— Ну, сват, помни! — грозил Краюхин, — страмоту завел, как бы самому не расхлебать… Я те навек в работники запру… православные! будьте свидетели: я сейчас еду в суд… меня же опили, меня же хотят и поджечь…

— Постой, сват! Надо говорить по-божьи: разве я тебя хотел поджечь?

— Вот грехи-то, — говорил народ, выходя из избы.

Кирпичная изба Краюхина, покрытая вприческу, стояла среди деревни, дворов через пять от дома невесты: раскрашенные ставни, узорчатое крыльцо с скворечницей, пустые ульи на завалинках, несколько тележных станков — все говорило о зажиточности хозяина. В сенях стояло исполинское корыто для свиней, выдолбленное из столетнего дуба; на стропилах и переметах висели мешки с салом, окорока ветчины, дубленые овчины и пр.

Пришедши в избу с женой, Краюхин бросил шапку на нары и сел подле стола. Жених спал на полатях.

— Нет, я этого дела не оставлю! — говорил хозяин, стуча кулаком по столу, — все имение просужу, а не поддамся… Ноне же поеду к мировому…

— Посудись, попытай, — возражала хозяйка, — благо у тебя скирдов много… Гляди, как бы чего хуже не было… вон пастух-то грозит красного петуха подпустить; ты думаешь, он своей головой подорожит! Беды — горе! У него всего имения — кнут, а у тебя, может, тысячи… Что ему острог? Он просидел свое время, и опять вот он! Ох! — заключила хозяйка, сложив руки на груди, — избави, царица небесная…

— По-твоему, стало быть, все дело бросить? — говорил Краюхин, — цалковых на двадцать огрели да срамоты наделали — тебе этого мало?

— Не проводи с этими судами поболе… — отыскивая кудельку, заметила хозяйка, — бывает, истратишься, а по-твоему ничего не сделается… В суд тоже — завяжи в узел, да и ступай туда…

— Стало быть, и Ваньку не надо женить. Кто ж будет работать-то? Баб вовсе нет!..

— Женить-то женить, — отвечала жена, — как бы греха не было: ты вишь, господь свое строит: никак третью невесту запиваем, а все нет толку: малый сам того не стоит, что пропили… Кто пойдет за него? Ты вишь, совсем дурак… какая на него польстится?

В ответ на все это с полатей раздавалось громкое, беззаботное храпенье хозяйского сына.

В задумчивости, побарабанив пальцами по столу, Краюхин подошел к полатям, дернул сына за волосы и сказал:

— Эй! тебе только спать?

— Чаво? — протирая глаза, буркнул парень.

— Слезай оттуда! — крикнул отец, — небойсь лошадям пора давать корму…

Иван, с красным длинным лицом, светло-русыми волосами, высунутым языком и белыми едва пробивающимися усами, неторопливо подошел к столу; глядя на отца мутными серыми глазами, он проговорил:

— Я давал…

— На вот платок от невесты, — сказал Краюхин.

— А! малый… Это я у кабаке на шасту видел… — с усмешкой разглядывая платок, сказал Иван. Затем он высморкался и сел на лавку.

— И господь таэ на нас навязал! — проговорила мать, качая головой, — покуля мы с тобой будем маяться?

— Бать! а что ж, колоду-то надо вытащить… — сказал Иван.

— Ах ты господи! — говорила хозяйка, глядя на сына, — и родимец его расшиби — еще спит!.. кабыдто не до него дело…

— Будет тебе ругаться-то, — возразил Краюхин жене, — сама небойсь родила его… Что ты чешешься, дурила! — обратился он к сыну, — угри слюни-то… На вас на обоих-то дрова возить. Слышь, Ванька! Ступай, запрягай бурого… Тут сколько ни сиди, ничего не будет.