С волками жить...(СИ) - Петров Марьян - Страница 5

Впервые за долгое время мы не проронили за завтраком ни слова. Пока Виктор пытался есть, а походило это больше на уничтожение яичницы, путем вдавливания её в тарелку, а я допивал его кофе, мой, оставленный на разделочном столе, был забыт по растерянности. Отвернувшись к окну (ибо уже реально стал болеть за яичницу), разглядывал белый пейзаж, от которого уже подташнивало, сфокусировав зрение наблюдал, как снежинки хороводом ложатся в сугробы, множа их до неприличия… кружка дрогнула в руке. Ослабив кисть, выронил её на стол, затопив Виков завтрак. Он не сильно расстроился, скорее почувствовал облегчение, готовлю я не очень…

Пары секунд хватило выскочить на улицу. Как только встал в сугроб, укрывшись в виковы руки, оба уставились перед собой, я даже на какое-то время забыл, что в одних носках в снегу, Вик только нервно передёрнул плечами, привыкая к морозу.

— Я допился до чертей? — спрашиваю в полголоса, стараясь не спугнуть видение, зависшее зелёным облаком в десяти метрах от нас. — Эй, вожак, — пихаю парня в бок, привлекая внимания, но он упрямо меня игнорирует, делая непонятные шмыганья носом, и по тому, как на его симпатичном лице удивление сменяется полным ахуем, выдвигаю предположение. — Нам — пиздец или ещё поборемся? — отступивший холод накрыл с головой, порывом ветра оттолкнуло на шаг назад, Вик крепче сжал руки, у меня захрустели рёбра, а из горла вырвался хрип.

Видение, не приминая снега, скользнуло к нам, и чем ближе становился силуэт, тем сильнее я ослабевал в руках Виктора и медленно сползал на ступени. Искажённые дымом черты лица заострились, стали видны пропорции худощавого, совсем юного тела, только взгляд прожжённого старца был прежним, и ухмылочка та же мерзейшая.

— Ну здравствуй, чудище. — заметьте, сказано это было мне. — Не подох ещё, что ли? — и это мне. — Рожа стала скорбная, поди несчастлив? — опять мне, от такого дружелюбия забыл как возмущаться. — Ух, ты какой! — а вот это уже не мне, и тут голос прорезался.

— Руки убрал! Занято! — Вик притих за моей спиной, разглядывая гостя во все глаза, на его лице был такой детский неподкупный интерес; умилительное зрелище, готов поспорить, даже проживая всю жизнь в лесу, он ни разу не видел настоящего лешего. И хорошо, что не видел…

Прикрывая оборотня, попятился назад, знаю я этого гада, со спины нападет и не то чтобы вырубит, скорее совершит эротическое преступление. В доме сразу стало иначе, изменился запах на более терпкий, и даже воздух стал разряженнее, по стенам мелкой рябью зазеленели неизвестно откуда взявшиеся среди зимы побеги травы, заскрипели половицы, по углам рядом с полом медленно стали тянутся молодые, ещё совсем тонкие корневища деревьев. Лешак обживался, правда будучи не местным, особого влияния не имел, но показать то себя во всей красе было надо.

Я пригвоздился к стулу, Вик отошёл к окну, он вообще решил пока понаблюдать, что происходит, устав ломать голову домыслами. Я слышал, как члены стаи постепенно окружают наш дом, и сейчас был даже рад такому соседству. Своих лешак не тронет, волки — часть леса, можно сказать, и его семья… блядь, отвлёкся.

Крутанувшись, палю в паре сантиметрах от головы Вика, пуля врезается в стену, и её поглощает древесина, втягивая внутрь и зарастая в месте дыры. Вик только закатывает глаза, привык уже. А вот пригнувшийся Леший с его плеч руки всё-таки убирает.

— Зачем пожаловал? — стараюсь быть вежливым, но выходит неприязненно резко. Ноги приходится подогнуть повыше, корни ползут прямо к щиколоткам, щекоча их своими колючими прикосновениями, оплетая.

— Дело есть, — отвечает лешак, закидывая выбившуюся из длинного хвоста зеленую прядь за аккуратное маленькое ухо. Я пока перезаряжаю обойму, Виктор ухмыляется, хотя старается держать себя в руках и сам подходит ко мне, прикрыв спину. Когда он встал рядом, звон в ушах прекратился, а дом снова стал прежним, каким и был, без посторонней нечисти, ну разве что вон той, зеленоватой.

— И? — нехорошее предчувствие делим на двоих.

— Я не буду ходить вокруг да около, Дантрес, если хочешь жить — пойдёшь со мной. И нечего так рычать, — это моему зверю. Прикусываю губу изнутри, чтобы скрыть ухмылку, парень за моей спиной накинул шкуру зверя, когти так знакомо впились в плечи, и эта боль, войдя в привычку, доставляет удовольствие. На секунду мне показалось, что могу всё это потерять. Неуверенность тряхнула сознание, переключиться удалось не сразу. Леший продолжал, довольный увиденным. — Волк не сможет тебя защитить. От тебя же. Ты же чувствуешь, что перемены уже начались. Только свои могут помочь.

— За всё есть плата. Боюсь представить, во что выльется мне моя.

— Не переживай, я присмотрю за твоим хвостатым, он не будет скуча… — обойму разряжаю прямо в голову, на его растворившемся лице успел заметить удивление и некую обиду. Мы никогда не были дружны. Что поделать, вкусы на мужиков одинаковые, а шансы на них же — разные.

— Ещё раз так сделаешь — и помощи не жди! — лешак взъелся не на шутку, взгляд похолодел, внешне он стал всё меньше походить на человека и всё больше — на зверя.

— Я привык полагаться на себя.

— Да? — зло усмехнулся, оскал стал совсем зловещим, метель взвыла дурниной, Вик напрягся. Стая занервничала. — Тогда отойди от оборотня.

Прямым в голову. Держа Вика за руку, как ребёнок мамку в сильнейшую грозу, но самое поганое, реально понял, что вся ответственность за меня лежит на плечах вожака. И как за партнёра. И как за убийцу…

Нехотя задрал голову, ожидая увидеть презрение, усталость или хотя бы злость, но вместо этого меня скотским образом лизнули во все лицо… это отвратительно!

— Хотя не старайся. И так вижу, что духу не хватит. Твои слабости так очевидны. Чувства сделали тебя беспомощным. Жалкое зрелище, — лешак перевёл дыхание. — Слушай, Дан, мне нет до тебя дела, правда, и зла я тебе не желаю, хотя ты мне и не нравишься, ты вообще не особо кому-то нравишься, особенно тем, кто, по идее, выше тебя по иерархии. Понимаешь же, что нельзя прятаться вечно.

— Я вечно жить и не собираюсь.

— Хорошо. Тогда зайдём с другой стороны. Вожак, — Леший взмахнул рукой, и перед ним материализовалась прямо из воздуха ткань. После более пристального рассмотрения оказавшаяся лоскутом от куртки, — интересует? — он махнул пальцами, пренебрежительным ленивым жестом и уже в следующую секунду Вик стоял передо мной, сжав до скрипа несчастную материю. Он притянул её к носу, жадно вдохнул, а потом я затрудняюсь сказать что произошло, он оторопел, замерев. Все мышцы парня напряглись, в то же время чувствовалось его волнение, почти боль, такую незнакомую и в то же время близкую.

— Чувствуешь свою кровь? — ухмылка лешака всё шире, у меня не осталось патрон, чтобы заткнуть его хоть ненадолго. — Родную кровь нельзя не чувствовать. Вдыхай глубже, — заливистый смех полоснул по нервам, как удар по струнам, лопнувшим от давления с характерным плачем. — Ты же слышишь стук его сердца? Чувствуешь ещё одну душу в стае, да? Родную, — и вот теперь пришло время в нерешительности остановиться мне.

— У тебя есть дети? — спрашиваю не своим голосом, Вик даже не оборачивается, я физически вижу, как его ломает, ломает морально: от непонимания и обиды, от тоски и беспомощности, словно часть его самого с корнями выдрали. Вожак слабеет, и мне не нравится эта его слабость, от нее не закроешь, она внутри.

Мотает головой, скидывает оцепенение и отвечает так же. Снова принюхивается, снова замирает в каком-то из миров сознания, вздрагивает, и это невыносимо.

— Что за игра?

— Очень простая, — Леший подходит ещё на шаг, и хотя оба слышим предупреждающее рычание, а дверь с той стороны царапают, предостерегая, когти, он идёт ближе, — называется: «Ты мне — я тебе». Пойдёшь со мной — верну оборотню то, за что он в ответе. То, что хочет сейчас получить даже больше тебя, — на этом моменте меня полоснуло изнутри затупившимся до предела скальпелем. Больно. — Останешься — его убьют… Ну?!

Секунда-вспышка, на принятие решения, а дальше крик. Резкий воздух из распахнутой двери и даже звон выбитого окна я слышал… Вика отбросил в сторону, приложив об стену со всей дури, чтобы оклемался не сразу, хотя и знал, это бесполезно. Его когти порвали мне рукав, запястье и оцарапали кость, вырвав кусок плоти, в попытке схватить, вытащить из бездны, разверзнувшейся под ногами, в которую мы с Лешим провалились.