Рожденный из Ада (СИ) - Беркут Кира - Страница 8

Но ведь не зря говорят: «Знал бы прикуп, жил бы в Сочи!» Вот так и он. Знал бы тогда, что произойдет с ним, точно не радовался тогда на сборном пункте месту своей службы!

Да, жизнь его закалила. Но какой ценой?

Ему дали Героя России, как и предсказывал друг. Но и он сам не ошибся в предсказании — присвоили ему звание посмертно. Пусть и привезли потом ему все его регалии в бархатной коробочке да с удостоверением. Но предупредили, что воспользоваться ими ему не дадут. И указали ненавязчиво так на надпись в удостоверении «Награжден посмертно».

Сейчас, когда дождь уже начал просачиваться сквозь ткань куртки, пропитав ее влагой, в душе возникло желание поехать к тому самому своему другу. Ведь он был единственный, кому можно было еще доверять. Но как ему сказать о чем-то, если он умер для всех? И для этого друга в первую очередь? Ведь Володьке сказали тогда, что он умер в Бурденко уже от ранений, которые все-таки оказались несовместимы с жизнью. Умер на операционном столе во время очередной операции. В тот момент даже врачи не сразу поняли, что с ним произошло, когда он впал в кому прямо во время каких-то очередных манипуляций над его внутренними органами.

А он выжил. Назло всем. Правда, почти полгода провалялся потом в госпитале, пока его продолжали латать. На свою медицинскую карту, настоящую медицинскую карту, ему было даже страшно смотреть — настолько она представляла собой ужасающее зрелище, в котором описывалось, когда и сколько операций ему было проведено, какие осложнения. И самое главное, сколько клинических смертей он пережил.

Да, он выжил. Физически. Но на самом деле продолжал ходить по земле несуществующим человеком. Ни документов, ни имени, ни дома. Ничего. И когда хоть что-то начнет меняться — неизвестно.

Из задумчивости его вывел настойчивый телефонный звонок. Это мог звонить только один человек. Тот, кто его обрабатывал, когда нужно было давать согласие на обучение в спеццентре, потрясая перед его лицом делом, которое можно было спокойно отправить в военную прокуратуру.

Телефонная трель звучала все настойчивее и настойчивее из кармана куртки.

Мужчина достал аппарат и на всякий случай сверился с номером, высветившимся на дисплее телефона. Ну разумеется! А кто же еще мог позвонить на этот номер?

На языке тут же появилась гадость, но он подавил в себе желание ее высказать. Не пришло еще то время, когда он сможет так говорить с этим человеком. И спокойно ответил на звонок, стараясь говорить как можно сдержаннее.

— Ты должен отвечать тут же, как только тебе позвонили! — человек в трубке говорил на повышенных тонах, словно он сам только что от кого-то получил по шее, а теперь искал того, на ком можно было бы отыграться.

— Простите, выуживал телефон из реки, куда он у меня через дырку из кармана выпал, когда я нужду малую справить решил, — колкость все-таки вылезла наружу. Ну что поделать он мог, когда с ним так разговаривали?

— Ты сможешь быть на нашем месте через полчаса? — говоривший в трубке, чуть было не задохнувшийся от наглости собеседника, понял, наконец, что стоит сбавить обороты, и начал выполнять эту программу, хотя все еще продолжал кипятиться от гнева — как только этот молодой, сопливый юнец посмел ему дерзить?

Только он забыл про то, что у этого «сопливого юнца», как он называл его не только мысленно, но и в разговорах с начальством, за плечами срочка и сверхсрочная в Чечне в роте десантного спецназа, и ему теперь уже не двадцать лет, как было тогда, когда он только подавал заявление на контракт, а приближается стремительно к тридцати. Поэтому считать его юнцом было бы как-то нелогично и опасно для жизни. Да и опыта жизни у него ощутимо побольше будет, чем у этого «кабинетного генерала», только и отдававшего всю жизнь приказы и ни разу не понюхавшего пороха в настоящем бою.

— Постараюсь, — мужчина отключился, поднял воротник и быстро зашагал прочь от реки.

Дождь постепенно перешел в снег. Крупные мокрые хлопья, сыпавшиеся с неба, каким-то неведомым образом попадали за воротник. Но он не обращал внимания на этот снег. Все его мысли продолжали анализировать то, что он увидел на кладбище. Его душила злоба и обида на тех, кто так с ним обошелся. Может, сейчас и спросить своего постоянного куратора, как погибли его родители? Ведь он этого не знал и никогда не узнает, если не поинтересуется у того, кто в этом был замешан.

Да, он все потерял тогда, когда еще только в пал в кому во время очередной операции в госпитале в Моздоке. Как ему потом объяснили, он сначала впал в кому, а потом, в довесок, и умереть решил. Врачи сорок минут пытались его реанимировать. Но все было безрезультатно. А потом, когда его уже хотели отвозить в морг, и молодая медсестра зачем-то проверила его пульс, обнаружилось, что сердце опять начало биться.

После встречи, независимо от ее содержания, ему хотелось пристроиться куда-нибудь в теплое местечко. Да хоть на вокзал побомжевать. Но никак не идти в тот сарай, в котором он обитал последние месяцы. Место, где он жил, и которое так величественно именовалось его домом, представляло из себя полукирпичный, полудеревянный, продуваемый всеми ветрами на свете сарай, в котором помещались железная кровать с шишечками в изголовье, стол с компьютером, три тренажера для поддержания себя в хорошей форме и огромный телевизор, который работал только тогда, когда приносились важные диски или кассеты и просматривались через проигрыватель. Даже кухни в человеческом понимании там не было — просто электрическая плитка, на которой и еда готовилась, и вода для приведения себя в человеческий вид грелась. О газе тут не могло быть и речи — откуда ему взяться в маленькой сараюшке на окраине города? Летом в этом месте еще можно было как-то жить за счет его расположения на семи ветрах, когда в городе все умирали от жары, у него в его скромной обители всегда было прохладно и комфортно. А вот зимой, которая неумолимо приближалась, явно нет — об отоплении там можно было даже не вспоминать.

«Надо срочно будет менять место жительства! А то в первые же холода мои работодатели не смогут до меня дозвониться — замерзну и не проснусь!» — подумал мужчина, сворачивая во дворы, которые вели короткой дорогой к месту встречи на заброшенных рабочих окраинах. Потом остановился и усмехнулся той мысли, которая его посетила: «Так даже лучше будет, если не найдут! Хотя, они меня уже один раз с того света вытащили. И сейчас опять воскресят! Да и на что менять? Ни денег, ни имени, ни работы. Куда я такой приду? Может, хоть сейчас повезет?»

Размышляя так о своей жизни, мужчина подошел к дощатому забору, огляделся по сторонам, аккуратно отодвинул одну из досок и нырнул быстро в образовавшуюся дыру.

За забором высилась огромная железобетонная махина, давно уже превратившаяся в очередной долгострой, который скоро начнет разрушаться от собственной старости, давно уже никем не охранявшийся.

Мужчина еще раз огляделся по сторонам, внимательно прислушался к звукам, доносившимся со стороны улицы, и стал медленно двигаться в сторону строения. Ему предстояло подняться в одну из недостроенных квартир, где и должна произойти встреча. Но сначала надо убедиться в том, что здесь нет никого лишнего.

Звонивший еще пока не приехал. По крайней мере, его служебной "Волги" видно не было нигде. Хотя, отсутствие машины или каких-то следов его присутствия еще не говорило о том, что этого хитрого лиса тут нет. Он тот еще спец по маскировке!

Мужчина поднялся по лестнице и шагнул в ту квартиру, в которой они обычно встречались. Вошел в нее и поморщился — сколько раз уже можно говорить было о том, что фонарь, который напротив окна болтается, надо убрать. Так нет же! Пусть висит!

Мужчина огляделся вокруг и шагнул в тот угол комнаты, куда не достигал свет фонаря, но откуда просматривалась вся квартира и часть примыкающей лестничной клетки.

Внизу послышался шум подъезжающей машины, а через несколько минут и тяжелые шаги по лестнице. Звонившему давно уже стоило бы заняться своей физической формой, а то его шаги были слышны за километр! А то, как перехватывалось его дыхание, было слышно даже здесь.