Буйный (СИ) - Стар Дана - Страница 2

И я попробовал. А сам в болотных кустах спрятался и раза три чуть было не провалился на это смердячее дно и не пошёл в расход на корм жабам.

— Ну что скажете?! За*бался я уже гоняться за этой мразью. Может, он и вправду подох? Утопился? Глянь! Лорд что-то нашёл.

Укрывшись в кустах, я видел, как ментовский пёс вытащил мой сапог из трясины. Чтобы псина не учуяла запах, я измазался в медвежьем дерьме.

— Сапог. Всё ясно.

— Ладно, сваливаем. Видать, и вправду захлебнулся, сукин сын!

— Вот теперь понятно, почему целая бригада вторые сутки подряд рыскает под каждой кочкой, да никак не сыщет гниду.

— Тут самое место падали.

— Ага. В своей стихии.

— Я бы, честно, не прочь был из него всю говноту выбить. Затрахал меня. Мразота та ещё. Пристрелил бы. В башку. Чтобы мозги по земле размазались. Бесит, тварь.

— Говорят, бывший чемпион подпольных боёв.

— Ага, пизд*т тот, кто говорит. Мы ему каждый день с парнями хлебало чистили, воспитывали, так сказать. Ни хера он не чемпион. А дерьмо собачье.

Выродки заржали, а их смех начал стремительно отдаляться.

Помянув беглеца «добрым словом», хуи в погонах закрыли дело о побеге и отправились обратно в застенок. Я сжал кулаки, сцепил зубы до хруста, чтобы не сорваться и не проломить им черепа за словесную грязь и ложь, в которой они меня топили. А за издевательства в карцере — яйца бы каждому оторвал и в глотку затолкал, чтобы жрали и давились.

Никогда! И никто из них, включая других заключённых, за четыре с половиной года каторги так и не поставил меня на колени.

Слишком опасен. Крайне беспощаден. До пены на зубах агрессивен.

Часто срывался и месил в тюряге своих ненавистников до кровавого поноса и рваных ран по всему телу.

Говорил же себе!

Буйный. Не буянь! Придержи внутреннего быка.

Но нет же. Слишком горд и слишком взвинчен.

Горячая кровь, трудное детство, четыре года строгача сделали своё дело.

И я такой, какой есть сейчас.

То бишь… Конченый психопат.

***

День в пути. Как же жрать охота! Ещё и рана, сцука, жжёт неимоверно.

Воспаление, не иначе. Пару дней — и мне кранты.

Но, слава обстоятельствам, пережив двое суток изнурительного похода в никуда, в конце концов я вышел на некую проселочную дорогу, что привела меня в неизвестное, богом забытое село.

Кругом нищета, грязь, смердит коровьим дерьмом… Атас, одним словом.

Но грех жаловаться. От меня, между прочим, смердит не лучше. И на этом спасибо, что отыскал хоть какую-никакую, но цивилизацию.

Время близилось к вечеру. Подкравшись к окраине деревни, я присмотрел одну-одинёхонькую и кривёхонькую избёнку, что зазывно расположилась у самой границы лесополосы.

Отличное решение! Может, хоть пожрать да освежиться получится, ибо моя нынешняя одежда насквозь пропитана вонючей тиной, а ноги сверкают голыми пятками.

Потрахаться, кстати, тоже бы не помешало.

Этого я, кстати, желал не меньше, чем корочку свежего хлеба.

Затаившись в кустах, я решил устроить предварительную слежку, заодно и оценить обстановку в доме. Не прошло и часа, как оттуда высунулась симпатичная мордашка светловолосой девчушки.

Вот те на.

Ну, привет, красотка!

Вот, значит, кто в теремочке живёт? Молоденькая такая, худышка. Лет двадцати, не больше. В стареньком халате, с косынкой на голове. Тащит грабли, которые раза в три больше её самой.

И от этой увлекательной картинки я вдруг почувствовал, как член в штанах требовательно дёрнулся и за долю секунды налился свинцом.

Ещё бы!

Голодный, зараза.

За четыре года воздержания разве что собственный кулак имел и жирноватую медсестричку с огромной дыркой, в которой можно было пропасть без вести, затеряться или провалиться в другое измерение.

Красивая. Молоденькая. Незнакомая. Сама невинность.

Яйца в труселях настолько дико зазудели, требуя немедленной разрядки, что на некоторый миг я даже забыл о жуткой рези в боку от огнестрела.

Ну трындец!

А в башке тем временем вспыхнули грязные мыслишки! Как я швыряю девчушку на сеновал и по самое «до упора» имею. В этой ее косыночке, в платьице как у настоящей деревенской простушки. Наматываю золотисто-пшеничные косы на кулак и засаживаю в миниатюрную попку до темноты в глазах, судорог в пятках и её голосистых девичьих охов.

Очуметь, я спятил. Идиот.

М-да уж. Вконец, видать, чокнулся от знатного спермотоксикоза.

Девочка потопала в сторону поля, а я напрягся, готовясь действовать.

Первым делом необходимо было пробраться в дом, найти что-нибудь пожрать и переодеться. А то мой помойный запах привлекает внимание. Даже пролетающие рядом мухи дохнут. Насекомые, по крайне мере, уж точно. Комары больше не кусали, когда я фекалиях вывалялся просто ради того, чтобы выжить.

Оглянувшись по сторонам и убедившись в том, что никого рядом нет, метнулся к избе. Думал, через окно карабкаться придётся или вскрывать замок. Но дверь оказалась не заперта. Неудивительно.

Когда я вошёл внутрь, сердце неприятно кольнуло. Внутри избёнка выглядела ещё ущербней, чем снаружи. Хозяева халупы, вероятно, мазохисты.

Как можно, спрашивается, существовать в подобной нищете? Интерьерчик хуже, чем в карцере строго режима.

Порылся в шкафчиках. Нашёл бочонок молока, полбуханки чёрствого хлеба. Весь есть не стал — совесть не позволила. Залпом умял половину белого, запил молоком.

Кайф!

Кажется, я только что получил ментальный оргазм!

На столе нашёл пару яблок.

Сладкие… Видать, домашние.

Голод полностью утолить не удалось, но желудок всё же сказал спасибо — перестал урчать и болеть.

***

В доме было несколько комнат. В том числе имелась некая комнатка с огромным ржавым тазом. Походу, ванная. А из покрывшегося плесенью потолка торчал кусок шланга.

Понятно. Там, на крыше, скапливалась дождевая вода и через якобы душ попадала внутрь.

Помимо кухни, в халабуде имелось ещё две комнаты. Типа спальни. В обеих — ржавые, полуживые кровати, застеленные пожелтевшими и залатанными простынями.

Врагу не пожелаешь жить в таких условиях.

Интересно, а та девчонка одна здесь всем заправляет?

Покопался в комоде, отыскал там кое-какие вещи. Хорошо, хоть мужские. Спортивные штаны и футболка.

Вот и ответ на вопрос! С мужиком златовласка живёт. Правда, сейчас в избёнке я находился совершенно один. По делам, видать, хозяева отлучились.

Одёжка оказалась маловатой. Пришлось чуток разорвать в плечах. С моими-то габаритами всегда было сложно шопиться. Обычно шмотьё шилось на заказ.

К счастью, на нарах я не сильно сдулся. Лизочка — медсестричка наша (та самая, что вытащила меня из тюрьмы) — раз в неделю вкалывала мне гормон роста под видом инсулина, благодаря чему я по-прежнему держал исключительную форму и с виду напоминал жилистого быка. Точь-в-точь такого же, как на татуировке, что набил себе на груди, ещё будучи подростком. Когда встретил своих… названных братьев. За что и получил кличку — Буйный.

***

Кое-как освежившись в якобы ванной, я наспех переоделся, а старое шмотье утрамбовал в ведро для мусора. Надо бы сжечь тельняшку-то тюремную или закопать от греха подальше. Не то спалиться — раз плюнуть.

Уже было собирался покинуть лачужку, как вдруг инстинктивно дёрнулся и напрягся, услышав торопливый топот и жалобные девичьи всхлипы снаружи сарая.

Руки в кулаки. Принял боевую стойку и, затаив дыхание, спрятался за облезлой дверью банной, готовясь всыпать люлей первому вошедшему недругу.

Зашибись, приплыли.

Этого ещё не хватало!

Гости у нас, кажется.

Твою ж мать!

***

Задыхаясь и рыдая навзрыд, она пулей влетела в дом, со всей мочи хлопнув дверью. Щелчок замка, её судорожный вздох, что набатом ударил по моим ушам, на короткий миг оживили окружающее пространство.

Всё было бы ничего, если бы подворье дома также не заполнили и другие голоса. Хриплые такие, зловещие, принадлежавшие двум мужчинам.