Повесть о Ферме-На-Холме - Алберт Сюзан Уиттиг - Страница 8

Поднимаясь по Рыночной улице к Зеленой Красавице, Беатрикс подумала, что радость ее в значительной степени может объясняться и тем, что здесь ее никто не знает. Да, конечно, она приезжала сюда, и не раз, делала зарисовки домов и свела знакомство кое с кем из местных обитателей — но за исключением того, что она писала и иллюстрировала книги для детей, им почти ничего не было о ней известно. После всего пережитого — смерти Нормана, углубляющегося разлада с родителями — мысль начать все заново влекла ее все сильнее. Начать новую жизнь — вот что ей нужно, и еще место, где можно укрыться от матери и отца, от большого города, от крушения прежних планов, от несбывшихся грез. Пусть она утратила любовь, с которой были связаны прежние надежды, но осталась ее работа, у нее есть Ферма-На-Холме, есть Сорей. «Этого достаточно, — думала Беатрикс, не отрывая глаз от колдовского пейзажа, расстилавшегося вокруг. — С этим можно жить дальше».

Вскоре Беатрикс уже была в Зеленой Красавице. Комната на втором этаже, предоставленная ей хозяйкой, оказалась чистой и вполне удобной, а еще приятней ее новое пристанище делал красивый вид из окон на сад, куда еще до наступления полной темноты Беатрикс вывела на короткую прогулку миссис Тигги-Уинкль и обеих крольчих. Затем она распаковала свой сундук и чемодан, разместила коробки и корзинку со зверюшками на невысокой полке и с удовлетворением оглядела белоснежные занавеси, кровать, покрытую стеганым одеялом, старинный дубовый комод и слегка потускневшие эстампы с пейзажами, развешанные по стенам. Она предполагала остановиться у мисс Толливер в Доме-Наковальне, но Зеленая Красавица оказалась достойной заменой.

Совсем другое дело — семейство Круков. Матильда Крук, недалекая женщина средних лет с пронзительным взглядом и лицом, похожим на хорька, довольно беззастенчиво интересовалась планами Беатрикс. Что касается Джорджа Крука, то он, как выяснила Беатрикс, когда они все сидели в просторной удобной кухне за ужином, был к ней весьма не расположен, хотя она не могла понять, в чем тут причина. Он бросал на Беатрикс сердитые взгляды и недовольно бормотал что-то в черные усы. Чарльз Хочкис, помогавший мистеру Круку в кузнице, был так же нелюбезен, как его работодатель, а второй гость Зеленой Красавицы, Эдвард Хорсли, оказался куда приятнее — когда их представляли друг другу, он робко улыбнулся и обменялся с мисс Поттер рукопожатием.

На ужин миссис Крук подала тейти-пот — большую сковороду с запеченными в духовке бараниной, черным пудингом и картофелем, а к этому блюду — маринованную капусту, пюре из репы и свежий хлеб. Несмотря на усталость, Беатрикс ела с куда большим аппетитом, чем в Лондоне, где еда превращалась в тяжелое испытание, особенно в те минуты, когда мать была чем-то раздражена, а отец погружен в свои мысли. В этот вечер застольная беседа состояла в основном из различных предположений касательно завещания бедной мисс Толливер (каковое еще не было найдено). Кроме того, прозвучал рассказ о корове, сбежавшей с фермы Зеленые Ворота, и подверглось обсуждению известие, что паром завтра работать не будет из-за ремонта парового котла, а потому если кому надо попасть в Уиндермир, то ехать придется окружным путем через Эмблсайд. Мысль о том, что между ней и Лондоном лежит озеро, подействовала на Беатрикс успокоительно. Если родители потребуют ее возвращения, она сможет сослаться на неудобства, связанные с неисправностью парома.

Кроме того, миссис Крук удалось задать Беатрикс несколько вопросов — как неуклюже завуалированных, так и совершенно откровенных. Что навело ее на мысль купить Ферму-На-Холме? Что она собирается с ней делать? Предполагает ли она там жить? Что теперь будет с Дженнингсами? Останутся они на ферме или нет? Беатрикс не хотела показаться грубой, но и отвечать на эти вопросы у нее не было желания. Когда ужин наконец завершился, она была рада подняться к себе.

Оказавшись в своей комнате, Беатрикс первым делом принялась устраивать зверюшек на ночлег. Она погладила миссис Тигги-Уинкль, почесала за ухом крольчих и чмокнула Мальчика-с-пальчик в дрожащий носик.

— Знаю, знаю, не все вы любите путешествовать, — ласково шептала она, — но я так рада, что вы рядом. А ферма эта, Ферма-На-Холме, мне очень-очень нужна, и вот, когда она, можно сказать, уже почти моя, я могу ее потерять — как уже потеряла… — С минуту она молча гладила мышиное тельце. — Ты-то понимаешь меня, правда? Каково это, терять любимое существо.

— Это она о Нормане, — сказала миссис Тигги. Неизлечимый романтик, ежиха всегда говорила очень искренно: — Она очень тоскует по Норману.

— Трудно не согласиться, миссис Тигги. — Мопси лизнула переднюю лапу и пригладила серые усики. — Ужасная трагедия, и так быстро после помолвки.

Мальчик-с-пальчик засопел.

— Она никого уже не сможет полюбить. Вот и мне никто не заменит мою милую, мою нежную Ханку-Манку, мою мышку, женушку мою любимую!.. — И он зарыдал в голос.

— Не болтайте вздор! — воскликнула Джози и пристукнула задней лапой. — Да найдет она себе другого, и будет он ее любить не меньше, чем Норман. — Она повернулась к Мальчику-с-пальчик и ободряюще сморщила нос: — Это и к тебе относится, надо только подождать, уж ты мне поверь.

— Никогда! — с жаром воскликнул Мальчик-с-пальчик. — Никогда, ни в коем случае! Мое сердце принадлежит Ханке-Манке!

— Что за беседу вы ведете меж собой! — с улыбкой сказала Беатрикс. — День был трудным, пора вам спать. Завтра нас ждет множество приключений.

И снова перецеловав зверей, она села за — дочерний долг! — письмо родителям. Не то чтобы ей так уж этого хотелось, но Беатрикс прекрасно знала: не получи родители от нее известия о благополучном прибытии на место, они засыплют ее телеграммами. Покончив с неприятной работой, она достала тетрадь, в которой вела свой дневник, подкрутила повыше фитиль в лампе и начала писать.

Беатрикс вела дневник с четырнадцати лет. Была она очень замкнутым подростком, и чтобы ни брат, ни воспитательницы не смогли прочесть ею написанное, придумала свой собственный секретный шифр, нечто вроде цифровой стенографии, и писала очень мелко. Будучи уверенной, что никто не прочтет эту тайнопись, она всегда вела дневник с предельной откровенностью, не скрывая своих чувств и переживаний. В этот вечер она писала о том, сколь утомительным оказалась поездка, о прискорбной кончине мисс Толливер, о неловкости, которую она ощутила за ужином, — но и о своих надеждах на будущее и волнующих планах на следующий день.

Закончив писать, Беатрикс отложила перо, убрала тетрадь и приготовилась лечь в постель. Но, повременив со сном, раздвинула занавески: лунный свет лег на деревянный подоконник и плетеный половичок. А потом она еще долго не спала, наблюдая игру теней и размышляя.

Завтра она пройдет по угодьям Фермы-На-Холме, внимательно осмотрит хозяйственные постройки и животных и попробует представить себе будущее фермы. Она уже давно мечтала о собственном небольшом имении и была убеждена, что эта ферма — как раз то, что ей надо. Конечно, ей предстоит распутать немало узелков, причем довольно хитрых — особенно для человека, не привыкшего принимать столь серьезные решения.

Во-первых, Беатрикс рассчитывала вступить во владение фермой, как только будут подписаны все бумаги, что должно произойти в следующем месяце, и приступить к обустройству дома в ожидании того момента, когда обязательства перед родителями уже не помешают ей самой выбирать себе место для жилья. Однако в настоящее время в доме жил арендатор Джон Дженнингс с женой и двумя детьми, да еще один ребенок должен был вот-вот появиться на свет. Еще прежде Беатрикс решила, что Дженнингсам придется съехать, но сама она ничего не понимала в фермерском деле да и не надеялась приезжать сюда достаточно часто и оставаться так долго, чтобы познать в этом толк, — по крайней мере, пока мать требует от нее столько внимания. Она думала предложить Дженнингсам работать на ферме и дальше, но при этом переехать, чтобы она могла получить дом в свое распоряжение. Беатрикс понимала, как нелегко им будет найти место поблизости по их достатку, и мысль о том, что ей приходится отбирать у них жилище, угнетала ее, а тут еще миссис Дженнингс ожидала малыша.