Назначаешься принцем. Принцы на задании - Чиркова Вера - Страница 2

– Галлюцинация не поможет, – досадливо морщась, объяснил Хабер. – Ни один маг не в силах держать иллюзию столько времени. Да и бесплотна она, иллюзия! Ни из болота вытащить, ни… Ну, в общем, не пойдет.

– Тогда нужно решать, кого пошлем, – еще тяжелее вздохнул король. – У кого есть кандидатура?

– У меня – нет! – решительно отказался Хабер и нехотя пояснил: – Хороших жаль, а плохие со мной не водятся. Боятся.

– Похоже, у меня есть, – задумчиво сообщил принц, снова занявший наблюдательный пост у окна.

Чародей встал с кресла и, подойдя к нему, окинул любопытным взглядом вымощенный вытертыми плитами задний двор.

Однако мстительные служанки давно улизнули с места преступления, и, кроме прачки, складывающей в огромную корзину высохшее на жарком летнем солнце белье, во дворе никого не было.

Танио одернул полы черного кожаного жилета и еще раз крутнулся перед зеркалом. Хорош! Ничего не скажешь, хорош! Впрочем, он и всегда был очень ничего: высок, строен, смазлив. Но новая одежда, подчеркнувшая тонкость талии и ширину плеч, прямо-таки преобразила. Да и то сказать, мало кому не пойдут обтягивающие штаны черной кожи, такой же жилет, доходящий до середины бедра и туго перехваченный в талии широким кожаным ремнем, богато украшенным серебряными заклепками. И выглядывающая из-под него тонкая белоснежная рубашка с кружевным воротом и пышными длинными рукавами. Да высокие сапожки, серебром же отделанные, да широкополая шляпа с белым пером. И конечно же плащ. Тоже черный, тонкого сукна, на шелковой подкладке. Как крутнешься, так и летит вокруг бедер мягким крылом!

– Нагляделся? – беззлобно ухмыльнулся Хабер, заканчивая мудреные приготовления. – Садись сюда!

Танио повесил плащ и шляпу и послушно притулился в жутковатом кресле, напоминающем то ли зубоврачебное, то ли пыточное. Повинуясь приказу, откинул голову на подголовник, пытаясь подавить невольную дрожь. Но ведь не с чего трястись, незачем придворному чародею причинять бывшему ученику какую-нибудь пакость. Он же сам на это пошел, добровольно, да и как было не согласиться после такого позора? Весь дворец три дня в лежку лежал от смеха, потешаясь над бедным именинником!

И поделом, сам во всем виноват! Вначале оплошал, когда медовухи в кабаке перебрал, ну, над этим всегда смеются, но обычно недолго. Похихикали и над ним бы да вскоре перестали.

А вот когда его король на другой день к вечеру к себе вызвал, а он не смог свой парадный костюм надеть, то ж не его вина!

И какая только гадина такое сделала, отыскать и удавить! Но ученик выход из положения все же придумал, как тогда казалось, очень хитрый выход! С рукавами да штанинами Танио поступил просто – обрезал зашитые края, и все. А вот с ширинкой ничего сделать не сумел. Да и что там сделаешь? Обрезать нельзя, штаны-то модные, в обтяжку, не зашнуровать после, а пороть – времени нет. Вот и натянул, как было. Еле втиснулся. Но впихнулся. Курточкой швы прикрыл, если руки не поднимать, то и не заметно.

Почти.

Да разве мог он подумать, что королю в голову взбредет его штаны разглядывать! Так бы и сошло, кабы не принц. Та еще ехидна! Что, говорит, с вашими брюками, ученик? Или то мода новая? Дозвольте глянуть? Ну-ка, ну-ка, поднимите руки вверх! Ай-ай-ай! Это ж как нужно было девушку разозлить, чтобы она так вам отомстила? О, да судя по разноцветным ниткам, и не одну! Что, говорите? От любви? Да какая тут может быть любовь, если вам теперь эти штаны за три звона с помощью пары гвардейцев не снять!

К тому времени присутствующие от смеха заикаться начали. Один только чародей не смеялся. Укоризненно головой покачал и увел ученика в свой кабинет. Чтобы отпоить успокаивающим зельем и сделать заманчивое предложение. Для вконец опозоренного ученика заманчивое.

После чего соблаговолил проводить несчастного в его спальню и собственноручно помочь в избавлении от проклятых штанов. Святой доброты человек! Правда, показалось ученику, что мелькали в глазах чародея веселые чертики, а когда тот, уходя, прикрыл за собою дверь, вроде послышался в коридоре сдавленный хохот. Но, видно, только послышалось, Хабер все же пока единственный, кто не начинает открыто хихикать при встречах с Танио.

В носу засвербело, и парень дернулся было почесать, да внезапно обнаружил, что руки уже накрепко пристегнуты к креслу. Так же, как ноги, шея и торс. Танио слегка запаниковал, попытался раскрыть рот, чтобы спросить у Хабера: «За что?!»

И тут испугался уже всерьез: ни разжать губы, ни сказать хоть слово у него не получилось. Лишь еле слышное мычание, на которое чародей не обратил никакого внимания, продолжая бормотать странные слова и понемногу поливать при этом голову подопечного каким-то снадобьем. А кожа уже нещадно чесалась, особенно под волосами и над глазами. Причем с каждой секундой чесалось все сильнее, и вскоре зудело так, что парень едва не сходил с ума.

Вначале он дергался, безрезультатно стараясь освободить хоть одну руку, чтобы вонзить ногти в свербящую плоть. Однако быстро убедился, что привязан на совесть. Тогда несчастный попытался тереться затылком о подголовник, надеясь хоть так облегчить свои страдания. При этом старался поймать умоляющим взглядом глаза чародея, надеясь разжалобить изувера. И тут зуд в носу, в губах и глазах вдруг перешел в резкую, обжигающую боль, такую сильную, что тело ученика отчаянно задергалось, выгнулось дугой, выдираясь сквозь ремни. Хабер, заметив это, сунул Танио под нос клок пакли, знакомо пахнущий одуряющим сладковато-горьким снадобьем.

– За что?! – тщетно пытаясь разлепить окаменевшие губы, с мукой промычал подопытный и провалился в забытье.

Еще помня недавнюю жуткую боль, тело ученика импульсивно дернулось, однако его рассудок никакой боли не отыскал. Поверив своему разуму, Танио счел, что можно открыть глаза, чтобы определить, где находится источник пыток.

Осторожно разомкнул веки и опасливо огляделся по сторонам.

Чародей развалился в кресле неподалеку и, расслабленно свесив с подлокотников кисти рук, устало разглядывал объект своих экспериментов. С явно просвечивающим сквозь усталость самодовольством.

Ученик вздрогнул всем телом, отчетливо вспомнив изведанные муки, и рванулся. Да так резко, что едва не пропахал носом пол до самого камина. Ремни, привязывающие его к зловещему креслу, бесследно исчезли.

– Что ты со мной сделал, гад?! – просипел он пересохшим ртом, хватая стоящую у стены кочергу.

– Можешь посмотреть! – бесстрашно хмыкнул Хабер, кивая в сторону зеркала.

Не выпуская из рук массивный кованый инструмент, Танио недоверчиво развернулся в указанном направлении. И взвыл от боли, выронив тяжеленную железяку прямо на собственную ногу. Да и как тут не уронить, если в зеркале сначала грозно взмахнул кочергой, а потом, охая, запрыгал на одной ножке совершенно чужой парень!

В таком знакомом шикарном черном кожаном костюме и белоснежной рубахе. И в богато украшенных серебром поясе и сапожках. А входящие в комплект плащ и шляпа, висящие на рогатой вешалке, виднелись в зеркале у него за спиной. Танио перестал прыгать и стонать и сделал осторожный шажок к странному отражению. Парень в зеркале сделал то же самое. Ученик поднял руку и коснулся волос. Незнакомец в зеркале в точности повторил его жест.

Но это не могло быть правдой! Танио всегда знал, что смазлив, и умел этим пользоваться, но тот, кто смотрел на него из посеребренного стекла, был не просто смазлив, а действительно красив. И не какой-то неяркой красотой, а чертовски, завораживающе прекрасен! Но совершенно не похож на Танио.

Волосы ученика едва достигали плеч, а у незнакомца была пышная, чуть вьющаяся русая грива до лопаток. Нос прямее и тоньше, с породистой горбинкой. Черные шелковистые брови ровнее и выше, слегка изломаны посредине и почти срослись на переносице. Ресницы густы и длинны, как у девицы, большие глаза не просто серые, а серо-зеленые, с темным ободком вокруг радужки, и оттого кажутся необычайно глубокими и яркими. Твердо очерченные крутым изгибом губы приоткрыты в изумлении.